Dear All, 
отсутствовал в городе, а потому узнал о смерти Марка - ближайшего друга и единомышленника , с опозданием. Нет слов, чтобы передать боль утраты и описать ощущение пустоты, внезапно возникшей. Нет слов, чтобы утешить Галю, потерявшую такого мужа, взрослых детей, лишившихся такого отца. Марк был (этот страшный здесь глагол "был"!), несмотря на совсем нелёгкую жизнь, источникомм оптимизма, уверенности, спокойствия (без малейшей примеси равнодушия), благоразумия и объективности в лучшем смысле этих слов. Общение с ним наполняло энергией, снимало ненужное подчас напряжение. Абсолютная принципиальность в принципиальных вопросах соседствовала в нём с готовностью не только понять другого, но и легко уступить – если это не было чем-то крупным и принципиально важным. Хотя мы были знакомы по меркам возраста недолго, лет одиннадцать, мы уже многие годы ежедневно говорили по телефону. Он был совой, и я звонил к нему ежедневно, когда был в Иерусалиме. Это стало просто наркотической зависимостью – поговорить с Марком после полуночи. Теперь некуда звонить – ведь в ответ тишина. Мы немало написали вместе. С ним было удивительно легко и приятно работать. Абсолютно чуждый желания непременно настоять на своём (за исключением принципиальных вопросов, где вследствие поразительного единства взглядов на общественные, политические и социальные проблемы, было не о чём спорить), он был идеален в совместной работе – всегда отзывчив, внимателен позитивен. Это не мешало ему открыто выступать против людей, даже ему близких, когда их позиция по принципиальным вопросам казалась ему по тем или иным причинам ошибочной и вредной. Поразительно его отношение к критике в свой адрес. Наши научные взгляды нередко расходились, но никогда это не приводило даже к мимолётным трениям – Марк старался понять другого, услышать доводы, если они были, увидеть проблему под иным углом, был готов и отказаться от своей точки зрения во имя лучше обоснованной. Он был истинным рыцарем науки, широчайше образованным, постоянно учащимся чему-то новому человеком. Марк был хранителем высоких моральных идеалов науки, принципиальным и открытым (не с фигой в кармане, а честно и прямо) противником лже-науки, псевдонаучного шарлатанства, всего того, что в изобилие пузырится, пользуясь обывательской невежественностью, на поверхности. Сказать "ты - гол" трудно, даже если собеседник не высокий начальник. Но промолчать, поступиться истиной, Марк не мог и не хотел, поскольку такая правда нужна и очень многим, и самому себе. 
Марк был искренним патриотом Израиля, евреем в лучшем смысле этого звания, хотя жизнь в Израиле была для него отнюдь не легка. И там, где множество "обиженных и непонятых", винят всех и вся, прежде всего – государство, "тупых и завистливых" аборигенов и ненавистную косную "систему", только не себя, он сохранял абсолютную объективность и принципиальность, понимая истинную силу неподконтрольных факторов, таких, как возраст, владение языком и т.д. Нельзя сказать, что судьба была особо благосклонна к нему. Но у него хватило силы её повернуть, продолжать работать так, как практически никому не удаётся в его возрасте. Уже, как сейчас очевидно, смертельно больной, подозревая серьёзность своего положения, он говорил мне – «я фаталист", и рассылал сообщения о новейших научных разработках, идеях и открытиях, сделанных и делаемых по всему миру. А рядом шли его же рассылки с подборками картин, политических статей, анекдотов – ценителем и любителем которых он был. Память о нём для меня и моей жены – священна и сохранится навсегда. Это огромная удача, что судьба подарила нам столько лет общения с таким человеком. 
Best regards, Miron Ya Amusia