1 

Вчера приснилось: милая особа
в гостях у друга. Спальня-кабинет.
У них роман. «Мадам,  а если оба
займёмся вами?» – «Почему бы нет?».

 

Друг не нашёл резона возражать:
никто из нас не чья-то принадлежность.
Но, проявляя пыл, и такт, и нежность,
мы сможем ей на час принадлежать.

У женщин есть готовность  к ломке кодов.
Здесь, право, похоть ни при чём:
им должен быть блаженством  возмещён
назначенный природой ужас  родов.                          

Когда и кто провозгласил греховность
любви втроём?  Где он увидел грязь?
Иконописным золотом  духовность
текла в окно, пылинками искрясь. 

Но тут, проснувшись, я вообразил 
всё сборище сошедшихся под окна
стволов, клинков, орясин или вил –
явились наказать подонка… 

2 

Прости, но это вздор,  Экклезиаст:
никто из нас не выходил из праха.
Из клетки мы – что злак, что зверь, что птаха,
и клетка оболгать себя не даст. 

В утробе матери я был сопоставим
с рыбешкой, жабой, хомяком, лемуром.
Весь путь живого бешеным аллюром
промчал – и слился с обликом своим. 

Я репортёр.  Я клетку оторву
от дел бесчисленных –  задать свои вопросы,
и звукозапись в этом интервью
запечатлеет хор многоголосый.

И это – «прах»? Десятки хромосом,
таящих тысячи ветвящихся сказаний,
законов общих, частных указаний –
вот что за  файл гигантский мы несём

                            
в любой чешуйке.  Дела нет природе,
что мы творим, и кто мы на Земле.
Ей надо одного:  чтоб  в клеточке-зерне
мы повторились в собственном приплоде.

Как мы ни пыжься, как ни колобродь,
природе безразличен  ход событий,
она, однако, требует соитий,
и вожделение вдохнула в нашу плоть.

3

По всей планете  – хруст, и рык, и вой,
о чём не говорят в церковной школе.
Кто создал мир цепочкой пищевой?
Бог, что ли?

Ты психотерапевт, Экклезиаст:
из праха в прах – оно и впрямь достойней.
Паренье вечных душ над этой бойней
жрецы расписывают, кто во что горазд. 

По образцу восточных деспотий,
главенствует Хозяин во Вселенной.
Его лишь угожденью посвяти
свой каждый шаг – заслужишь дух нетленный… 

…Вот мы идём вдоль длинного забора.
По всем приметам   впереди река.
Мы можем верить, что калитка – скоро,
но это не наверняка.

По сути, вера  есть предполаганье
на кромке опыта. Возможны «да» и «нет».
У этих вера –  умосостоянье:
«Верь в то, что сказано, всё остальное – бред». 

4

Гипноз-мипноз!.. Жрецы сомкнулись  в касту,
и у владык на неплохом счету,
поскольку превращенье стада в паству
удобно и владельцу, и скоту.

Но это ж надо – так перевернуть,
глаза и уши воском залепляя,
жизнеустройства явленную суть!
Не то… перегрызется стая?..

Но  в стае не кончается  резня.
И баб насилуют. И чей-то бог поруган.
И страсть к убийству никакой  хоругвью
прикрыть нельзя.

Да: позабыл представиться.  Я прах.
Перед  арийством  в долге неоплатном,
десятки лет лежу себе во рвах
любимых украин, и польш, и латвий,

где Бог меня покинул… Виноват!
Видать, не заслужил Его участья.
Не тем наукам в школе обучался.
Не с той молитвой подтирал свой зад.

Мой жребий утвержден великим кормчим,
и я усвоил: жизнь – отнюдь не мёд.
Живи, пока справляешься. А впрочем,
кому известно, жив я или мёртв. 

5 

 Но есть, есть суд людской, в конце концов! 

Не только Божий. Слава хроникёрам,
спасибо камерам, благодаря которым
мы видим тех, кто вынуждал  отцов,

сойдясь в неотвратимой драке
(в ней  чья-то смерть всегда предрешена), 
как попугаи, возглашать в  атаке
своих кумиров  имена.

    Вглядимся в облики властителей-ничтожеств.
    Перелистнём набор внушавшихся «идей»…
    И эти враки – повод уничтожить
    сто миллионов пригнутых людей!?

    Вот квинтэссенция:  взбесившийся ислам
    весь  в поисках, метро, бистро, авиарейсов,
    чтобы геройством  выставить злодейство,
    столь соприродное стегаемым ослам: 

    неверных – в клочья!.. Смертник только рад,
    зазнавшихся отступников карая,
    пробраться в рай, через творимый  ад…
    Стошнит ли  небо, от такого рая?!

    Гипноз-мипноз!..  А глянь,  какая прыть:
    без принуждения, без потребленья  дури
    есть  миллиард желающих сменить
    земные тяготы на виртуальных гурий.

6 

Они зависимы: от них одних зависит
трансляция людей в другие времена.
И если женщина ребенку не верна,
кто охранит его, и что его возвысит?

Мы  б разглядели, будь мы зорче,
там, позади развешенных рубах,
кто подлинный, хотя и скрытый кормчий
на  знаменитых наших кораблях. 
                   
…Но кто и для чего передаёт
бесчисленные биоэстафеты
в грядущее? Настанет ли черёд
какой-нибудь космической гаметы?

Чьи гены выстоят, тем перейти туда…
Куда – «туда»? Что означает сложность
живых структур? Какая в том нужда?
И чья осуществленная возможность?

7

Но скажем правду: сколько ни меси 
весь этот липкий ком воспроизводства,
соития и стая  – гран мерси,
а штука в том, что «помирать не хоцца».

Отец небесный нам необходим:
чтоб скатываясь к эпилогу,
мы знали, что живых оставим Богу,
а не воде и глине отдадим.

Пока ты жив, ты от других отличен.
Но к смерти применим индийский стиль:
сжигайте труп, не превращайте в гниль
того, кто вам бывал небезразличен!

Развейте прах.  Любой фотопортрет,
лист рукописи, запись говоренья –
вот истинное место посещенья
усопшего. А яма с трупом – нет!

Но если есть Творец – жесток он или благ?..
Займитесь праздномыслием.  А лучше
вглядитесь в здания и вслушайтесь в созвучья,
поймите речь, перетолкуйте знак.  

8

Что люди создают, пока их не унизят 
гниеньем! Грандиозны их следы.
Как будто их прозренья и труды
смерть отдалят, а не приблизят. 

Бывает нежным воздух меж людьми
среди велосипедного трезвона.
О, эти смены света и сезона,
самозабвенье смеха и любви!

Бывает, что звучишь  в пространстве хора.
Как многозначен, многолик 
порой оказывался  миг
объятий, чтенья, разговора! 

Мы созидательны.  Как странен и  высок
мир чертежей, сюит, стихотворений.
Сквозь пальцы протекающий  песок -
путь во вселенную, где мысль течет  сквозь кремний. 

И это – «прах»? Как уникален мозг,
преобразующий  вещественное  в символ.
Как можно ощущать себя  бессильным,
взлетев  на лайнере, взойдя на струнный мост? 

9

В соборе диво – каменный узор,
а королев и герцогов умерших,
держать в руке зубило не умевших,
скульптуры погребальные – позор!

Властителю, вершителю, судье 
не обойтись без памятного знака.
Но сделать усыпальницей себе
сам кафедрал – какая спесь, однако!

И все-таки он создан, кафедрал.
Для крыс и трупов он едва ли значим.
 А мы творим, и молимся, и плачем,
как если бы Господь существовал.

Жизнь  – мутная бурлящая среда.
Мы противостоим ее теченьям
и Бога создаём, чтоб оснастить значеньем
короткий трек из клетки в никуда.

Да, создаём, и может, создадим.
Пока природа отбирает гены,
мы отберём из этой грязной пены
то, что Законом сделаем своим.

Поняв других, осуществясь вполне,
мы примем смерть как род освобожденья.
И нас научат уходить во сне 
с забавнейшим сюжетом сновиденья.