Была зима сорок второго на сорок третий.

Отец как-то принес не очень пухлый, но и не тощий малого формата томик в серой обложке: “Война”.

Имя автора - Эренбург - мне ничего не говорило, десятилетнему.

Но томик раскрыл и стал читать. Не отрывался, пока не закрыл последнюю страницу. Родители уже давно спали. Мне разрещалось жечь хиленькую настольную лампочку, хотя лимит на электроэнергию соблюдался строго.

Потом я еще не раз перечитывал "Войну" - по крайней мере, раз в год, когда отмечался День Победы.

Я запомнил многие абзацы этой книги, например (цитирую по памяти, но уверен: с микроскопическими ошибками):

“В далекии времена Адольф Гитлер занимался невинным делом: живописью. Таланта у него не оказалось, и его забраковали как художника. Возмущенный Гитлер воскликнул: “Вы увидите, я стану знаменитым!” Он и стал им... На совести неудачливого живописца сотни тысяч человеческих жизней”.

“Выступая перед отощавшими берлинцами, Геринг сказал: “Я тоже отощал, я отдал дорогому отечеству несколько кило!” - и хлопнул себя по неимоверному животу”.

“Лей купил для своей дочки, носящей очаровательное имя Пепита, замок за сто тысяч марок. На стене появилась надпись: “Интересно, откуда доктор Лей взял сто тысяч марок?” Надпись стёрли. Объявили награду за поимку злоумышленника, “испортившего стену”. Надпись появилась снова: “Интересно, откуда доктор Лей взял сот одну тысячу марок?”

Так мне становились известны имена, фамилии, характеры главарей гитлеровского рейха и "философия" нацизма, - всё то, о чем другие публицисты если и писали, то казенно-скучно. А Эренбург писал так, что его слова запоминались навсегда.

Мне уже 80 лет, но они, эти абзацы, из памяти не исчезают, только, пожалуй, еще больше закрепляются. Как и веселые похождения Хулио Хуренито, и фантастическая их глава “Беседа с Великим Инквизитором” (книга эта хранилась у моей бабушки в особо тайном месте, и она дала мне ее прочитать, только когда стал, по ее мнению, достаточно разумным.

Это была первая мина замедленного действия, подведенная в моем сознании Эренбургом под здание “союза нерушимого республик свободных”, каковые слова я сразу же спародировал: “республик голодных”. Бабушка ахнула и закрыла мне рот ладонью...

По Эренбургу я знакомился с Францией, ее партизанами “маки”, совсем не такими, как описывала наша пропаганда советских партизан, через Эренбурговскую “Оттепель” увидел, что климат в стране существенно изменяется и даже изменился. Через страницы эпопеи “Люди, годы, жизнь” познакомился с именами и характерами людей, о которых прежде никогда не слышал.

Сам Эренбург относился к этой эпопее критично и довольно иронически: