В странную игру мне захотелось сыграть: вот текст; я читатель; имя автора не имеет значения, так что славой подавить не может. Какова проза на мой вкус?.. Вообразив себя редактором, помечаю карандашом на полях то, что мне кажется стилистически несовершенным. А порой и недопустимым! Потом вдруг забываю про карандаш. Ну его. Вопреки всем возможным придиркам, автор - гений прозы.

Не знаю, что побуждает его переходить от фрагмента к фрагменту, от одного персонажа с его внутренним миром – к другому, с другим внутренним миром. Впрочем, догадываюсь. Это напоминает полет зоркой птицы на большой высоте: как только что-то привлекло ее внимание, она камнем падает на объект – но только не растерзать, нет, а всецело постичь его. И поэтому здесь отсутствуют  второстепенные персонажи. Растение, лошадь, воздух, свет – всё это персонажи, а уж люди… Несколько предложений, порой одна реплика  – и мы видим каждого вместе с его жизненной ношей. Многие появляются, чтобы уже больше не возникнуть на последующих страницах. Зачем тогда они так пронзительно правдоподобны – и складом души, и логикой поступков, и своей особенной речью?  И если они настолько живые, то почему мы их потом оставляем?

Повесть называется «Хаджи-Мурат». А штука в том, что никого мы не оставляем. Все заодно, как бы ни был далек самодовольный и бесчувственный властитель империи от солдата, умирающего по его жестокой воле, крестьянин  - от лощеного чиновника, русский  - от чеченца, сострадательный человек от убийцы. Но где, в какой «плоскости» они заодно? Чтобы ответить, надо подняться   ввысь вместе с диковинной птицей. Это перед ней раскрывается вид в целом. Однако парить  на такой высоте, владеть ею – удаётся определенно немногим. А я что могу?  - Разве что, неловко подбирая слова, смущаясь собственной высокопарности, сказать так:

Через текст, насыщенный судьбами,  осуществляется сама жизнь со всей ее жестокостью и нелепостью, но это - Бытие, которое кем-то задумано  и имеет некую высшую цель…Потому-то все и заодно.

А можно и промолчать, о Толстом тома написаны.

Но вдруг мне померещилось нечто, о чем, кажется, не говорено. Тема противопоставления бытийственных миров. 

                                                                     ***

Перед нами гигантская социальная машина, построенная на холопстве и страхе. Люди, ее составляющие, могут быть хороши, плохи, хороши и плохи одновременно, утонченно умны или  погружены в сумерки безмыслия и тупого труда, но им никуда не вырваться. Никому. И они кладут силы и свою ничего не стоящую жизнь на исполнение имперских задач. И вот эта машина наехала на племена кавказских горцев. Стратегия подкупить  и замирить аборигенов не сработала. Объявили они в своих горах газават – священную мусульманскую войну с иноверцами. Пошла в ход другая имперская стратегия: убить супостатов, вырубить леса (сегодня сказали бы «зелёнку»), где они прячутся, разрушить аулы, где они ведут свою жизнь, а оставшихся в живых запугать, чтобы пискнуть не решались. Вот русские это исправно и делают, полные веры в себя и молодеческой веселости. Всё, вроде, при них: и отзывчивая душа,  и христианская нравственность, и всепонимание, а делают…Чью сторону примет художник? Понятно, чью. Христианский гуманизм предписывает отождествлять себя с жертвой, а не с нападающим.

К слову, поражает в личности ЛНТ то, что примерно век спустя стали называть «диссидентством». Жить в самодержавной России и так уничижительно писать о царе, о его чиновничестве, о его армии… А ведь публиковали, зачитывались, превозносили. Про тюрьму же (лагерь?!) и речи быть не могло. Мне, родившемуся в той же стране в год очередного большевистского голода, остается руками  развести: да, это вам  не «диктатура пролетариата», а Третьему отделению куда как далеко до ЧК.  Тем временем, к  ЛНТ успели приклеить ульяновский ярлык: зеркало, мол, русской революции. Ульянов в нем, оказывается, себя увидел! Чего только в жизни не бывает…

Сам принадлежа к описываемому холопско-бюрократическому  монстру, будучи выходцем из наиболее знатных родов империи, ЛНТ, участник этой войны неподдельно восхищался кавказским горцами,  должно быть, являвшими собою в его глазах  образцы личного достоинства, независимости и беспримерного мужества. Но с противопоставлением холопства вольнице писателя, по-моему, занесло. Может, горцы меня и слушать не захотят. Может, им виднее, не знаю, есть разные мнения… 

***

          Знаток чеченской духовности и в то же время квалифицированный русский филолог Марьям Вахидова опубликовала  недавно в «Сибирских огнях» («Сибирские огни» 2010, №12) большую статью о «влиянии Чечни на духовно-нравственные поиски молодого Толстого». А вы как думали?.. И тут на нас обрушиваются неожиданности. Цитирую: (Здесь и далее цитаты выделены курсивом)  

“Остается признать, что ни во что не верующим, ничего не признающим, постоянно увлекающимся, но с «верой в совершенствование», приезжает Толстой в Чечню, где годом раньше уже начал осуществлять свою непротивленческую миссию шейх Кунта-хаджи Кишиев. Учение шейха — непротивление злу насилием — Толстой привезет в Россию, где оно приобретет искаженные формы и черты, в отличие от наставлений шейха, которым духовный учитель человечества неуклонно будет следовать до конца своей жизни”. 

Теперь мы, наконец, знаем и об истоках толстовской духовности, и о том, кто был действительным духовным учителем человечества. Стыдно, что не знали раньше!

“Утверждать, что, находясь в Чечне, Толстой оставался равнодушным к учению шейха, значит признать его слепо-глухо-немым, поскольку мы не найдем имени Кунта-хаджи в подробных дневниках молодого человека, искавшего ответы на те же вопросы в то же самое время”. 

Выходит, и в самом деле слепо-глухо-немым был ЛНТ, раз в его дневниках нет имени шейха. А апеллирует он почему-то к американцу Гаррисону и к индийцу Ганди. С какой стати? Г-жа Вахидова продолжает:

“Не значит ли это, что дневники писателя прошли жесткую цензуру и нужно научиться читать между строк?” 

Приходится наморщить лоб: кто цензурировал толстовские дневники? Неужто Третье отделение? Или это была злокозненная самоцензура с целью принизить мировое значение чеченской духовности? В самом деле: 

“Совершив в 1848 году паломничество в Мекку, побывав в Турции и арабских странах, Кунта-хаджи в 1850 году возвращается в Чечню членом суфийского ордена Кадария, глубоко убежденным, что помощи извне ждать неоткуда, нужно спасать свой народ, полагаясь на волю Всевышнего. Опоясывая со своими последователями землю чеченскую духовными кругами зикристов, сотрясавших основы имамата Шамиля, Кунта-хаджи публичными громкими молитвами стал отвоевывать у великого имама сторонников войны до победного конца, и народ, в ком «любовь безмерна», как и ненависть, принял предложенную альтернативу. Трудно представить, чтобы Толстой, при регулярных встречах с «кунаками из Старого юрта», не попытался получить у них ответ на мучившие его вопросы о войне и мире. Еще нереальнее думать, чтобы эти «кунаки» (Балта Исаев, Садо Мисербиев, Бота, Дурда, Ильяс и др. чеченцы) ни разу сами не заговорили с Толстым о том, что связано с новым громким именем”. 

Наверняка заговорили! А он сделал вид, что не услышал?.. Далее г-жа Вахидова обнаруживает, что  ЛНТ позаимствовал у чеченцев не только идеи великого шейха, но даже  сюжеты некоторых своих кавказских рассказов. И, опять-таки, скрыл это от мировой общественности. Некрасиво!

Я    мало знаю о суфизме и впервые слышу о шейхе Кишиеве. Что ж. Заведомо признаю мудрость вероучения и величие Кунта-хаджи. Готов присоединиться к нареканиям  в адрес ЛНТ. И глубоко скорблю о том, что в современную нам русско-чеченскую войну не нашлось в тех горах духовного лидера, который столь же эффективно отвоевал бы множество местных людей у вдохновителей  нового газавата -  сторонников сражения с неверными до победного конца. Как отвоевал бы? Да хотя бы с помощью громких молитв, особых медитаций  и опоясывающих Кавказ «духовных кругов зикристов». Главное - спасти народ.

Боже, сколько недавно перебили там людей – что русских, что горских, что другого роду-племени. О чеченских  непротивленцах злу в прошлом веке никто не узнал  - и  это, как мы теперь поняли,  по вине ЛНТ. В нашем же веке их голос опять остался не услышанным вопреки стараниям российских и зарубежных правозащитников, сторонников  свободной Ичкерии. Зато мы хорошо помним голос другого Шамиля - Басаева.  И, вроде, раскусили   его психологию. 

***

Тут надо сделать отступление.  Самое значимое о людях я, возможно, услышал по телевизору от дамы – высокопрофессионального российского кинолога, рассказывавшей о собаках. Она предостерегала «собачников» от контактов с брошенными псами, сбившимися в стаю. Если хотите прикормить ничью собаку, осмотритесь, с кем она. Собаку-одиночку видно сразу: она просительно льнет к вам и выказывает готовность служить. Если она из стаи, то и повадки у нее другие, и кое-кто из ее товарок непременно наблюдает за вами поблизости. Не будь их, она бы, возможно, тоже повиляла хвостом (есть-то хочется), но под их взглядами никак не позволит себе «унизиться» перед вами. Глаза настороженные, хвост неживой. Если ее покормить, может случиться неприятность: назавтра она встретит вас в том же месте, и не одна, и вы поймете, что от вас требуют корма, а не дадите – будут угрожающе рычать, преследовать. Лучше не иметь с такими дела, со временем отстанут. Но уж никак нельзя брать одичавшую стайную собаку домой, превращать ее в  члена семьи. Бывали случаи – облагодетельствованный пес отгрызал детям  лицо. У животного навсегда покалеченная психология.

- А что же с такими делать? Жалко ведь их, – спросила ведущая.

Кинолог вздохнула, но твердо ответила: «Уничтожать».

Нормальному человеку  невыносима  мысль об «уничтожении» людей  - даже людей из самой дикой стаи. Цивилизация (представителем которой выступает, в частности, ЛНТ) предписывает нам считать себя «заодно» даже с теми, чье внутреннее устройство решительно отличается от нашего. Даже с теми, чья цель – именно в том, чтобы  нашу цивилизацию разрушить. Но, если мы надеемся когда-нибудь наладить с ними сосуществование, надо тех, кто взят в плен, по одному выдирать из стаи, а потом долго и очень внимательно отучать от стайных инстинктов. Постоянная ошибка пенитенциарных институций  различных стран состоит в том, что террористов помещают вместе, в общие тюрьмы, камеры. За период заключения  они (в порядке групповой динамики, как сказал бы психолог) становятся террористами в кубе  - ибо раскаяние в терроре было бы, с точки зрения группы, «потерей лица». Выйдя из заключения, субъект с укрепившейся психологией хищника  уже не изменится никогда,  и вот теперь придётся стрелять в него в порядке самообороны. К сожалению, методы, приёмы перевоспитания хищника часто оказываются неэффективными, но уж, по меньшей мере, следовало бы приучать его вести  жизнь вне стаи, усвоить иные ценности. 

Есть у людей такого типа особая улыбка – обращали внимание? Улыбка, говорящая: «А что ты мне сделаешь?» И они будут держать себя, как хозяева положения, пока вы действительно  не сделаете что-нибудь, чтобы их унять. Но при этом затаят злобу и когда-нибудь отомстят. Если не сами, то их свойственники и потомки. Это люди, чья смелость неотделима от наглости, от позиции «вершителя судеб». За право убить они платят готовностью умереть. А потому и считают себя «воинами».

Так улыбается главарь банды, особенно если его повязать  на глазах у других бандитов. Улыбка несгибаемого героя. Так улыбаются русские «скинхеды», избивая людей неславянской внешности. Так улыбается арестованный за призывы к террору арабский шейх, формально гражданин  Израиля. А что ему сделают? Посадят на полгода в комфортабельную еврейскую тюрьму? Так улыбаются (если верить голливудским фильмам) латиноамериканские наркобароны, заманив в ловушку противника. Так улыбаются Уго Чавес, Ахмадинеджад и победители военных переворотов в Африке.

Так улыбаются и молодые «кавказцы», пристающие к девушкам на Манежной площади и готовые зверски измолотить всякого, кто за них заступится. От задержания их «отмажут» деньгами: московская полиция продажна. А уж если кого из них поколотят местные  - с Кавказа незамедлительно двинутся вооруженные группы мстителей. Мстить будут не конкретным обидчикам, а населению Москвы вообще. Ведь это стая «воинов аллаха», чья доблесть  - показать, что они хозяева в мире, в любой его точке, а неверных повсюду ждут позор и смерть.

Так улыбался предводитель чеченцев, захвативших «Норд-Ост». А что ему сделают? Ведь у него в руках  несколько сот заложников, и он их прикончит, если его условия не будут выполнены. Так улыбается (улыбкой очень-очень для своих, которым, конечно, все понятно) «президент» Рамзан Кадыров. В самом деле, неизвестно, кто кого больше использует: Кремль – его, или он – Кремль? Вы замечали? – когда такой шутит, улыбается, вся стая расцветает улыбками. Попробуй не улыбнись – запомнят, выждут, загрызут.

Это улыбка превосходства: не жалеть же презренных мелких тварей. Воин  «в своем праве» и всего лишь использует слабости врага. Например, неготовность врага губить жизни неповинных людей.  Вот ведь сентиментальные козлы – эти неверные! Есть немаловажная разница между обычным бандитом и воином аллаха. Первый просто кичится превосходством в силе, второй – превосходством в праве унижать  и убивать кого угодно  - по велению пророка.

Анна Политковская, пока была жива (до сих пор скрывают, из какой стаи застрелившее ее бандиты) с горечью говорила о том, что в Чечне за десятилетие войны выросло поколение, умеющее только одно: убивать. Мне кажется, это не вся правда. Этнос, в традициях которого родовая месть, внутрисемейные кровавые расправы, захват заложников за выкуп, грабеж торговых караванов, примыкание то к одним, то к другим властным структурам –  такой этнос веками формировался как стая, поставляющая  в мир «воинов». Веками, а не на дистанции поколения. Достаточно теперь поднести спичку – и это уже воины аллаха со своим неоспоримым  кодексом чести. Достаточно было поднести спичку к палестинским мусульманам – и вот, нет ничего благороднее и справедливее, чем убивать евреев, жертвуя собственной жизнью. Достаточно  на Ближнем востоке ослабить шиитские тиски, чтобы начали взрываться суннитские кварталы, рынки, мечети. И наоборот -  если разжать тиски суннитские.

Джихадизм вообще видится мне религией стаи. Впрочем, как и всякий фундаментализм. Здесь никто никого не «лучше». То же относится к тоталитарным идеологиям. Чем сталинская стая лучше гитлеровской?

Нормальная собака выказывает благодарность за то, что ее кормят. Стайная собака ждет от вас благодарности не за пищу. А за то, что не прокусила руку, протянувшую ей корм. 

***

Вернемся теперь к достойнейшему Хаджи-Мурату, покорившему сердце ЛНТ. Он  силен, красив, ловок и бесстрашен, как барс. Его отрубленная и изуродованная голова в конце повести вызывает вопль ужаса и сострадания. Нас, правда,  не побуждают сострадать множеству людей, которых он сам лишил головы. Таковы были обстоятельства. А рубить головы в тех краях – дело житейское.

У него почти детская улыбка. Он вызывает неподдельную симпатию у русских мужчин, женщин, детей. Любит свою семью и готов на все, чтобы ее выручить. Мать его, сын, жена – в заложниках у имама Шамиля. Этот не простит ему перехода к русским. Замышляет заманить его к себе и тут же убить. Кстати, между делом, ЛНТ сообщает нам, что и сам Хаджи-Мурат захватил когда-то в заложницы жену неприятеля. Правда, отпустил. Правда, за выкуп. Таковы традиции.

Он, следуя племенным  традициям, отдаст кунаку всё, что тому понравится – например, дорогое оружие. Не стоит спрашивать, где он раздобудет другое. В бою, конечно. Он человек чести, никак не вор, но угонял в прошлом табуны для своего тогдашнего союзника. Он выше всякой корысти, но скрупулезно требует от русской казны золотых рублей, полагающихся ему за переход на русскую сторону.  Да еще презрительно бьет по лысине штатского полковника, привезшего ему  деньги. А получив их, пускается в бега со своими нукерами, предав на этот раз нового патрона -  сардара белого царя. И опять всё по-человечески понятно: ему надо быть поближе к захваченной недругом семье и попытаться  вызволить родных любой ценой. Он даже думать боится,  что сделают с его женщинами соплеменники в отместку за измену имаму. Таковы традиции.

Русскому дворянину, графу ЛНТ, Хаджи-Мурат видится независимой  и гордой личностью. Но вот ведь перед нами в повести жизнеописание этого человека. С юных лет  основная задача  - остаться живым в условиях непрекращающейся кровной мести. Напросился в братья к недругам, готов был на всё, чтобы сочли своим. «На всё» - означает готовность убивать их недругов. Из поколения в поколение – борьба кланов, оспаривание власти самолюбивыми и мстительными племенными лидерами. Надо войти к кому-то из них в милость. Проявить отчаянную храбрость, выделиться. Потом  - отделиться, предав лидера (а нередко – убив его).  И самому стать «уважаемым человеком». Таким, которого боятся и кому добровольно прислуживают другие удальцы. Смелости им не занимать, но умом они послабее, вот и прислуживают. О «независимости» и помыслить не могут. Независим только тот, кто подавляет независимость других.

Стая  как образ жизни. Религия как основа племенной чести. И так век за веком.  Прекрасный, гордый человек Хаджи-Мурат. Да вот помещен в обстоятельства, в которых гордый человек может быть только безжалостным воином, и никем другим. Перечитайте внимательно, господа, эту повесть ЛНТ. Что ж, романтика бандитизма трогает людей на всех континентах. Нет для нас никого ближе мафиозных храбрецов, вынужденных защищаться и смотреть на много ходов вперед. Мы их понимаем. Плачем перед телеэкранами, когда они гибнут. Умиляемся их человечности. О прочих М. Горький написал: «и сказок о них не расскажут, и песен о них не споют».

Не беда, что отрубленную голову сунут в мешок, зато в памяти стаи репродуцируется идеал исключительного человека. И станет этот идеал лекалом, по которому будет формировать себя новые герои. А что русский холоп? Тупо молотит овес с домочадцами. А сына тем временем убили на Кавказе. Так ведь никто из домочадцев не заточит кинжал и не отправится в далекие горы отомстить чеченцам. И такой народ смеет называть себя «великим»?.. 

***

А все-таки не получилось у ЛНТ противопоставления менталитетов. Спору нет:  мерзко быть царским рабом (любого ранга) в гигантской колонии существ, ставшей империей. Но вот достойнее ли быть рабом племенного князька или имама? А молотить овес – может, оно  все-таки достойнее, чем крушить черепа временных противников, с которыми, скорее всего, придется в будущем объединиться против общего врага – опять же, из своих? Кстати, гнались за сбежавшим Хаджи-Муратом русские, но вместе с конными союзниками из местных. И голову ему отрубил хан из местных, а не русский вояка. Хану  привычно – такова традиция. Русский скорее бы заковал раненого воина и к начальству отправил. Пусть наверху разбираются…По дороге, поди, лекаря бы призвал  - облегчить муки пленника от ран…Вот ведь лакейское отродье, эти русские!

И еще. Победи сторонники газавата в прошлых или нынешних  чеченских войнах -  и русскому государству вскоре противостоял бы не клубок стай, органически неспособных к миру друг с другом, а воинственный кавказский халифат. Та же, по существу, империя, со своим  владыкой, чьи сапоги упирались бы  с трона в озеро пролитой крови.  И почитался бы этот владыка, как и русский царь (или «президент»), богоданным и благословенным. И понес бы силой оружия власть ислама во все доступные пределы.

Давешний же имам Шамиль, напомним, в свой срок тоже предался белому царю и провел остаток жизни в Калуге как почетный пленник (правда, умер в Медине, куда отпустили на хадж). Что-то не верится мне, что решающую роль в этом повороте событий сыграли магические «круги зикристов». Скорее всего, увидел, наконец, непокорный владыка, что плетью обуха не перешибешь, сколько людей ни клади. Устали горцы от русских карательных экспедиций. Решили сохранить жизнь – благо, запретить им молиться аллаху совсем не входило в имперские планы. Насильно крестили разве что евреев-кантонистов.

Хвала небесам, сохранили горцы жизнь… Чтобы через столетие с лишним захватить и погубить школьников в Беслане ради чаемого халифата. Захватить в заложники больницу, пассажирский поезд, театральный зал. Взорвать дома,  станции метро. Но ведь всё во имя аллаха! – вот что существенно.

Национальные герои бессмертны и приходят к нам в  новых воплощениях. Громкие молитвы суфиев, увы, не раздались по земному шару после атаки воинов ислама на башни Нью-Йорка. Идеи шейха Кишиева почему-то в  мусульманском мире не привились наподобие того, как привились в остальном мире идеи Гаррисона, Ганди и Толстого. Очень жаль. Но мы смиренно выслушаем Вахидову Мариам, утверждающую превосходство чеченской духовности над общечеловеческой. Возможно, в этом что-то есть – не  зря же побывал шейх и в Мекке, и в Турции, и в арабских странах. И правда: где еще набираться мудрости…

Ни малейшего отношения ко всей этой форме духовности плагиатор суфиев (как выяснилось) сочинитель ЛНТ, само собой, не имеет. Хотя и сам под конец жизни превратил свое иссохшее ригористическое христианство в некое подобие ислама. Но писатель он, что ни говорите, невероятного дара. И в молодости, как никто, воспел ценности исламской цивилизации в ее кавказском изводе. Высмотрел-таки со своих высот что-то такое, что позволяет нам с любованием и состраданием смотреть на прежних, да  и нынешних чеченских героев, самой принадлежностью к этой особой нации уже несущих свет в наш убогий рабский мир. Ибо только рабы аллаха – не рабы в этом мире…  Не правда ли, г-жа Вахидова? Жаль, не выступаете Вы по телевиденью. Хотелось бы увидеть Вашу улыбку…