Статью профессора Владимира Лефевра и все материалы, связанные с ней, прочёл раз, другой, третий. Заинтересовавшись проблемой, прочёл и некоторые другие статьи уважаемого профессора, рецензии на его книги.

Поначалу все показалось логичным и понятным, но по мере углубления в проблему стали возникать вопросы. На многие из них ответы пришли сами собой, исходя из определения моей этической системы (второй, по классификации автора), порожденой тоталитаризмом. И первый вопрос – как разговаривать с драконом? Но сначала несколько вступительных слов. 

Мне сложно комментировать саму математическую модель, которая мне представляется хорошо продуманной за долгие десятилетия, поэтому я ставил себе целю постараться за формулами рассмотреть конкретные жизненные явления и отыскать некоторые нестыковки теоретических положений с историческими и сегодняшними реалиями. 

Профессор Лефевр однажды заявил: «Не затягивайте меня на это политическое болото... Меня не интересуют частности и детали исторических или сиюминутных событий». Это напоминает мне спор двух средневековых философов, рассуждавших во время прогулки по саду, есть ли у крота глаза. Стоявший невдалеке садовник обратился к ним, предложив поймать для них крота, и они смогут увидеть, есть ли у него глаза или нет. Но что один из философов ответил: «Иди отсюда, невежда, мы говорим не о реальном кроте, а о идеальном». Однако абстрактное, идеальное видение проблемы вовсе не исключает возможности ее обсуждения именно в свете текущих событий. А проблема этого стоит, ведь психология много веков была отнесена к проявлениям Души, то есть чего-то недоступного человеческому анализу. Но оказалось, что эти «движения Души» можно описать и философскими максимами, и математическими формулами. Более того, проблема взаимоотношения людей, народов, государств приобретает всё большее значение, и как писал видный генетик-эволюционист Ф.Г.Добжанский, «Чем более значима научная дисциплина для человеческой деятельности, тем более она может противоречить каким-либо расхожим убеждением и предубеждениям». Поэтому и не удивительно, что работы профессора Лефевра встречают столь высую оценку и большой интерес у людей разных специальностей, в том числе и далёких от математики. 

Я вполне сознаю, что некоторые мои мысли, вопросы или утверждения могут происходить не только от несовершенного владения математикой, но и от «убеждений и предубеждений», навеянных опытом жизни в тоталитарной стране с культурй, основанной на «второй этической системе». И все же, я отважился представить эту статью на суд читателей ЭНСа, надеясь на то, что мы совместными усилиями приблизимся к истине, что поможет нам хоть немного отойти от прежней «совковой морали». 

В основе концепции профессора Лефевра лежит представление о существовании двух диаметрально различных этических систем, двух типов морали, представителями которых являются протестантская и коммунистическая (которая есть символ тоталитаризма). Он определил это различие на основе понятий о добре и зле в такой вот максиме:

«В первой конфронтация добра и зла есть добро, а компромисс между ними - зло, во второй конфронтация добра и зла - зло, а компромисс между ними - добро, единым же для обеих систем являются идеи: конфронтация и компромисс добра с добром - добро, конфронтация и компромисс зла со злом - злом, зло, осознавшее зло, - добро». 

Иными словами, их различие состоит в тезисе: следует ли добиваться доброго результата, используя заведомо неблаговидные средства, этакий союз добра и зла? Американцы в массе своей не принимают союз добра и зла, тогда как для большинства бывших россиян («совков») союз добра и зла приемлем, он выглядит позитивно. Большинство американцев полагает, что надо пытаться идти на компромисс, а бывшие россияне не принимают этого.

В подробном комментарии доктора В.Демидова «Математика души» представлены несколько вопросов, предназначенных определить отношение читателя к первой или второй этической системе, где и ставится эта важная этическая проблема. Среди них есть такой: «Должен ли врач скрыть, что диагноз – рак, чтобы больной меньше страдал?» 

Мне этот вопрос показался некорректным, так как он отражает лишь внешнюю сторону, не раскрывая существа. Этот вопрос относится не к принципу соединения-разделения добра-зла в разных культурах, а к врачебной этике, восходящей к установкам российских земских врачей. Проработав четверть века в московском Онкоцентре, я наблюдал немало печальных случаев, когда больные, узнав свой диагноз, бросали лечение и кидались к знахарям, экстрасенсам и шарлатанам, обрекая себя на мучительную смерть. И в американской медицине этот вопрос решается противоположным образом вовсе не из-за принадлежности врачей к первой этической системе. Здесь возникают совсем другие, земные вопросы – от возможности больному найти новые, еще только проверяемые медицинские методы лечения до опасения судебных исков. К сожалению, и в Америке нередки случаи отказа раковых больных от принятых методов лечения, но это уже другой вопрос. 

Для пояснения своих положений профессор Лефевр использует метафорическую историю о поведении двух бумажных человечков, выходящих навстречу дракону – одного с протянутой рукой дружбы, другого – со шпагой. Оба гибнут, а по прошествии времени их канонизируют. Оказывается, что герой первой из них склонен к жертвенному компромиссу, а герой второй – к жертвенной борьбе. 

В одной из статей (ее нет на ЭНСе, поэтому привожу высказывания уважаемого профессора более подробно) Лефевр дает такую систематику: 

Первая этическая система: Человек поднимается в собственных глазах, когда он идет на жертвенный компромисс.

Вторая этическая система: Человек поднимается в собственных глазах, когда он идет на жертвенную конфронтацию.

И далее он заключает: «У меня были веские основания считать, что американская и советская культура отличаются именно тем, что основаны на различных этических системах. В американской культуре реализована первая этическая система, а в советской – вторая». Автор заключает, что «нет никаких рациональных оснований отдать предпочтение одной из этих точек зрения». Но как это выглядит не в математической модели, а в реальной жизни? 

Для простоты продолжим аллегорию Лефевра. В реальной жизни Человек встречается с Драконом (по автору – «с человеческим лицом»; но по определению, человеческого лица у дракона быть не может, это не более, чем маска, которую легко скинуть). Вспомним недавнюю историю. В Европе набирает силу Дракон со свастикой на боку. Либеральные человечки мечутся по странам Европы с бумажками в руках, заверяя, обещая, уговаривая. Проявляют «жертвенный компромисс», поощряя аншлюс Австрии, захват Судетской области, а затем и остальной Чехословакии. Эти человечки «поднимаются в собственных глазах, когда выбирает отношение союза с другим человеком», даже с Драконом. Чем это кончилось, мы знаем на своем горьком опыте. 

Лефевр называет этот процесс контролируемой конфронтацией. По его мнению, «управляемая конфронтация – это снижение уровня взаимонеприятия без попыток принудить другую сторону подписать какой-то идеологически глобальный документ о полном мире, дружбе и т.д.». Но она хороша лишь для систем, способных к диалогу. Какой же может быть диалог с Драконом? А вот какой. 

В начале 21 века в мире образовалась новая «ось зла», состоящая из трех стран – Ливии, Ирана и Северной Кореи. Вся беготня человечков с бумажками (разолюциями, санкциями и т.п.) ни к чему не привела, Драконы набирали силу, кто – террористическую (Ливия), а кто и атомную. Но вот в Ирак пришел Человек со шпагой (самолетами, ракетами, морпехами), и сразу все изменилось в одночасье: Ливия заявила, что прекращает спонсировать террор, Иран поклялся свернуть атомную программу, Северная Корея последовала его примеру. Увы, продолжалось это недолго: опять забегали человечки с бумажками – права человека, неправедная война, превышение «необходимой самообороны» и прочими резолюциями ООНовского миротворчества. И вот вам результат: Ливия, несмотря на реальные попытки стать мирной страной, разгромлена «мировым сообществом», Корея проводит серию испытаний атомного оружия и сверхдальных ракет, Иран в нескольких месяцах от «красной черты».  Надо ли разъяснять ситуацию дальше? 

Позвольте, скажет мне вдумчивый читатель, ведь это только «во второй этической системе, где соединение добра и зла есть добро, человек поднимается в собственных глазах, когда выбирает конфронтацию». Недоумение еще более возрастает, когда профессор Лефевра утверждает, что «борьбу с терроризмом надо строить на основе первой этической системы», то есть, использовать «контролируемую конфронтацию» или, согласно автору, добиваться «снижения уровня взаимонеприятия». Это и есть почитаемый американцами путь – пытаться идти на компромисс (см. выше).

Как пишет доктор психологических наук В.Е.Лепский, «в университете штата Новая Мексика, в лаборатории физических наук разрабатываются новые принципы предсказания поведения террористов, основанные на моделях, предложенных Лефевром».  Интересно, какой этической системы придерживаются американские ученые, разрабатывая методы борьбы с террором?   

Не буду спорить с уважаемым профессором относительно предлагаемой им классификации этических систем, но в них я вижу некую нестыковку понятий.  В одном из интервью, говоря о террористе (террористах), направившего захваченный самолет на нью-йоркские «Близнецы», Лефевр четко заявляет: «Он - святой или герой второй этической системы». Однако согласно классификации, я сам принадлежу ко второй этической системе, порожденной тоталитаризмом.  Между тем, я отношусь к террористам с глубокой ненавистью и в меру своих сил боролся с постройкий мечети на месте американской трагедии. Что же такое моя этическая система? Третья ли это система, некая подсистема второй или, по автору, «Множество M [которое] мы будем называть множеством альтернатив»? Или у меня, как у Родиона Раскольникова с его «позволено ли совершить малое зло ради большого добра, оправдывает ли благородная цель преступное средство?», обе этические системы сосуществуют в личности одного человека? Честно говоря, находиться в одной этической группе с международными террористами лично мне как-то неуютно, даже если это и происходит в абстрактной математической модели. 

Повторюсь, мне трудно давать оценку математической модели профессора Лефевра, но приложение ее к практической деятельности, по моему мнению, нуждается в введении в нее «коэффициента доверия», скажем, от ноля до единицы. При разговорах/переговорах с Драконом (с любым лицом) коэффециент доверия вряд ли поднимется много выше 0, что сведет на-нет выкладки самой совершенной математической модели. Автор рассказывает, что в свое время он обратился к президенту Рейгану со своими идеями контролируемой конфронтации и его подход был использован во время переговоров с Горбачевым в Рейкьявике (1986 г.). Нисколько не сомневаясь в достоверности и позитивной оценке этого эпизода, хочу напомнить, что именно создание взаимного доверия было основным (и, похоже, единственным) достижением этой встречи. Пишут, что в её ходе Рейган неоднократно вставлял фразу «Доверяй, но проверяй!», произнося ее по-русски. Вполне возможно, что и сам сценарий переговоров, и русская поговорка суть воплощение усилий профессора Лефевра, за что все мы должны быть ему благодарны, ведь после этой встречи коэффициент доверия к Горбачеву стал достаточно высок и появилась реальная возможность вести конструктивные переговоры. 

А вот пример Карибского кризиса показывает, что никакие резолюции и увещевания не остановили советского Дракона, и только введение повышенной боевой готовности и морская блокада Кубы заставили его отступить. Правда, профессор Лефевр трактует это давнее событие как «просчеты миротворчества» (так названа его статья 2002 г.), а реакцию США как растерянную. На самом же деле Хрущев блефовал, а когда ему реально пригрозили – просто испугался. Здесь опять проявляется необходимость введения «коэффициента доверия». Как пишет В.Суворов (Резун) в книге «Кузькина мать. Хроника великого десятилетия» (2011 г.), имея водородную бомбу небывалой силы, СССР не имел средств доставки атомных зарядов до территории Америки. Поэтому все угрозы Хрущева на самом деле были блефом. США были информированы об этом и соответствующим образом реагировали на атомный шантаж, ставя Хрущеву самый низкий уровень «коэффециента доверия». 

Вот и сейчас в Израиле идут бесконечные дискуссии о переговорах, мирном процессе, государстве для двух народов на клочке земли. Но Нетаниягу давно доказывает, что говорить-то не с кем, нет партнера по переговорам. Иными словами, коэффициент доверия к палестинцам близок к нулю. И хотя математическая модель может показать тупиковость процесса, но как решить проблему, она подсказать не может, тем более, что «мировое сообщество» требует неукоснительно придерживаться «первой этической системы», ведь, согласно Лефевру, «в обществе со второй этической системой нет процедуры разрешения конфликта, сохраняющей честь и достоинство его участников».  А есть ли честь у Дракона? 

Математическая модель профессора Лефевра не ограничивается отношением между собой макро-субъектов с разными этическими системами. В статье «Рефлексивный агент в группе» (2007) он моделирует процессы взаимоотношений между небольшим числом участников, каждый из которых имеет собственное мнение по конкретному вопросу (или не имеет его вовсе). Вот здесь и появляется некое указание на неравноценность членов группы (их автор называет агентами) для одного из них (Агента, с большой буквы).  Распространяя теорию на недекомпозируемые графы, автор предпологает, что Агент способен расположить всех других членов группы (агентов) в порядке их важности для себя, поначалу выбирая наименее значимого партнера. В ходе последовательного удаления незначимых агентов  граф становится декомпозируемым. 

Переводя эту математическую модель на предметный язык, можно представить себе лидера государства в окружении разнородного по составу кабинета министров, каждый из которых отстаивает свой взгляд на какую-нибудь общую проблему, например, мир с палестинцами. Перед премьером стоит задача заменить решение этой одной большой задачи (возможно, и вовсе невыполнимой) последовательным решением серии взаимосвязанных, но более простых задач, например, переговоров, частичных уступок или полной отдачи территорий. У премьер-министра есть свой взгляд по этим вопросам, поэтому он будет сразу отвергать мнение тех, кто ратует за тотальное отступление (наименее значимый партнер). Если после этого общее согласие не достигается, он попытается последовательно решить более простые задачи, скажем, объем возможных уступок, а затем и переговоров вообще, пока не удастся придти к компромиссу. Согласно математической модели, «такая процедура всегда приводит к успеху, поскольку граф с тремя узлами декомпозируем», то есть, придя к какому-то базовому соглашению, можно заняться деталями. 

Однако теория некомпозируемых графов не заменяет необходимости введения «коэффициента доверия», так как в этой системе оценивается приемлемость позиции членов группы (агентов) для Агента и в зависимости от этого их значимость для принятия решения. При этом считается, что все члены группы искренни в своих стремлениях (даже если Агент и посчитает их ложными), не вызывают сомнений в их честности, тогда как «коэффициент доверия» предполагает совсем иную, этическую оценку: насколько можно доверять Лидеру или Дракону в его заверениях и подписанных документах. Кстати, недавно Амос Ядлин, бывший глава военной разведки Армии обороны Израиля, одной из причин разногласий между США и Израилем в вопросе методов решения иранской ядерной угрозы назвал именно недостаток доверия...                                    

В заключение позвольте вернуться немного назад, к утверждению уважаемого профессора: «В американской культуре реализована первая этическая система [жертвенный компромисс], а в советской – вторая [жертвенная конфронтация]». Поскольку я классифицируюсебя как этическое порождение тоталитаризма, для вас не будет сюрпризом мое преклонение перед героизмом защитников крепости Моссада и восставшего Варшавского гетто. Поэтому хотелось бы заступиться за нас, бывших "совков". «Я понимаю, -  пишет профессор Лефевр, - чувства людей, вдруг обнаруживающих, что воспитаны на архаическом, дохристианском героизме, что были "передовой частью человечества" с пещерной моралью». По моему мнению, большинство из нас в ходе этого «воспитания» стали не столько приверженцами тоталитаризма, сколько получили закалку от либерализма вообще, и от социализма, в частности. Не буду говорить об Израиле, но хотя 70 процентов американских евреев голосовали за Обаму, подавляющее число «русских» голосовали против его социалистических преобразований. 

Если считать социализм злом, то конфронтация (борьба) с ним, согласно максиме Лефевра для первой этической системы, будет добро. Нас же всячески призывают к компромиссу с ним (этому и следуют американские евреи), что, согласно этой же системе, есть зло. Я не берусь судить, как такое противоречие будет выглядеть в математической модели, но простая житейская логика подсказывает, что подобные заявления, равно как и «борьбу с терроризмом надо строить на основе первой этической системы», мостят дорогу неоправданному либерализму, деструктивному в период обострившейся «борьбы цивилизаций». Этим путем давно идут израильские и европейские левые, требуя бесконечных «жестов доброй воли», этого будет добиваться Обама во время визита в Израиль. 

Уважаемые коллеги и читатели, не рассматривайте моё выступление как критику идей профессора Лефевра и его «Алгебры совести». Для меня несомненна заслуга Владимира Александровича в создании нового направления психологии, основанного на «социальной рефлексии» и принятии решений в условиях моральных систем. Разработанные им математические модели раскрывают стратегию рационального выбора, а введение в них морального фактора позволяет выявить неразрешимые уравнения. Созданная Лефевром идея двух этических систем позволила математизировать извечные понятия Добра и Зла. Что же касается его усилий внедрить свои взгляды в сознание американских политиков, то оценить их в развале «империи зла» я могу лишь как заслугу, не меньшую, чем Нобелевских лауреатов Андрея Дмитриевича Сахарова и Александра Исаевича Солженицына. Моё выступление – лишь попытка разобраться в сложных ситуациях сегодняшнего мира с позиции моральных систем, изложенных в прекрасной математической модели профессора Лефевра.