Статья – о судьбе письменности при сегодняшнем и, тем более, будущем развитии средств передачи, переработки и хранения информации.
А как же священная корова – грамотность? Когда первым, отсеивающим, экзаменом было сочинение. И одна (уж не говорю – две!) грамматические ошибки изменяли жизнь способным, может быть, но, увы, уже не будущим инженерам, ученым или врачам. Какой универсальный критерий социальной пригодности придет на смену именно этому агрессивному стаду священных быков?
Какие еще незыблемые своды культуры обрушит прогресс? Чем заменит?
Как мы с этим справимся? Если доживем, конечно.
Любые разговоры о судьбах книг в грядущие столетия или о «тревожных» изменениях в языке и сетевых жаргонах не имеют особого смысла по той простой причине, что мы привычно идеализируем письменность как некое неотъемлемое и вечное свойство цивилизации.
Но почему мы так думаем? Не является ли искусство чтения и письма временной вынужденной мерой, когда развитие общества потребовало фиксации мыслей, а прогресс еще не подарил возможности фиксировать мысль в естественной форме (и до сих пор такой возможности нет)?
Что нам дает право считать письменность чем-то принципиально иным, чем, например, морзянка или язык жестов? Почему мы думаем, что обучение грамоте будет необходимым вечно?
Куда логичней предположить, что письменность – короткий эпизод на старте человеческой цивилизации, когда уже возникла потребность в передаче мысли, но техника еще не позволяла передавать мысль в чистом виде, и поэтому возникла технология стенографирования устной речи в виде графических закорючек.
Если бы, к примеру, во всем мире погасли и свет, и Солнце, а жизнь каким-то образом продолжалась в темноте, то, вполне возможно, запоздалый расцвет цивилизации мы бы встретили азбукой Морзе или азбукой Брайля. Потому что это такие же равноправные способы передачи речи, как письменность.
У нас нет никаких оснований считать, что искусство рисования слов на бумаге чем-то принципиально отличается от искусства общения короткими и длинными гудками. И нет уверенности, что это искусство останется с нами навсегда, а не уйдет в музей как морзянка.
Тут надо понимать любопытный нюанс: с точки зрения нейропсихологии устная речь является врожденным свойством организма, а вот письменная – нет. Почему? У нас есть мозг, который вырабатывает мысль (в частности, в лобных долях), это, грубо говоря, мыслительный центр. Также в мозгу есть встроенная компьютерная периферия – контроллер движений (мозжечок и прочие структуры), исторически древнейший обонятельный мозг, мощнейший процессор обработки изображений (вся затылочная кора, таламус и прочие структуры) и так далее.
И среди этого есть в мозгу отдельные области тканей – речевые центры (левый висок, зоны Брока, Вернике), которые от рождения предназначены для устной речи. Это встроенный драйвер, природный сигнальный процессор на борту.
Конечно, речевой процессор «из коробки» сам собой полноценно не заработает – ему требуется обучение и локальная для данной местности прошивка. Но включается он у человека сам – малыш гулит, учится издавать звуки, распознавать их и подражать. И в четко определенный природой срок эта структура самонастраивается – без каких-либо особых стараний и тренировок малыш начинает говорить.
Наш мозг сконструирован эволюцией специально под устную речь, этой конструкции больше двух миллионов лет (а цивилизации и десяти тысяч нету). Но при этом никакого встроенного процессора письменности (вариант: морзянки, азбуки Брайля, языка жестов) в мозгу не предусмотрено. В нем нет ткани, предназначенной для формирования именно этого навыка.
Желая общаться с миром и поскорее получить «языковую прошивку», никаких графем ваш малыш рисовать для этой цели не будет. Письменность и чтение – это внешний навык. Который можно с трудом наработать – как навык вязания спицами, игры на рояле или езды на велосипеде. А можно вместо этого выучить морзянку или язык жестов. А можно прожить и без этого, так жили 95% населения еще каких-нибудь двести лет назад.
И ведь в нашей области культуры письменность основана на алфавите. Но поскольку письменность не является природным свойством, она может принять любую форму. Как живут там, где в качестве письменности приняты не буквы, а бесконечное число иероглифов? От двух тысяч иероглифов знает сегодня обычный китаец, от десяти-пятнадцати тысяч – китаец образованный. Кого тут считать владеющим грамотой – грань размыта.
Идем далее. Надо хорошо понимать, что письменность появилась как вынужденный способ фиксирования и передачи устной речи. А это уже третье звено в цепочке передачи мысли – со своей дополнительной погрешностью. Второе звено тут – устная речь, которая тоже привносит свои рамки и полностью передать мысль неспособна. Например, вы можете объяснить словами, как готовить щи, но вам никогда не удастся объяснить их вкус тому, кто никогда не пробовал ни щей, ни супа. Попробуйте объяснить дальтонику, что такое салатовый цвет, а лишенному обоняния - как пахнет сирень.
Даже эти простейшие элементы, которые в наших мыслях вполне оформлены и безошибочно узнаваемы, устная речь передать не в состоянии. Также устная речь с трудом передает эмоции, поэтому для их понимания существует, например, интонация и тон. В общем, при попытке запихать мысль в устную форму, у нас уже имеются определенные ограничения – даже несмотря на то, что эта форма заведомо предусмотрена природой.
Но когда устную речь, в свою очередь, пытаются завернуть в письменный информационный пакет, к проблемам устного интерфейса добавляются ограничения письменного. Например, в письменности отсутствует интонация, присущая живой речи. Все знаки пунктуации, все эти нарочитые «Гхм...», «Хаха!», позднее – смайлики, – всё это костыли, призванные хоть как-то помочь перешифровке устной речи в письменную.
Но при этом письменная речь – порождение первобытной технологии, которая позволяла вычерчивать графемы углем на стене, палкой по глине или тушью по бумаге. Вся культурная накрутка вокруг письменности – это явление, порожденное формой технологии и неразрывно с ней связанное.
Чего стоит, например, деление на «литературный стиль» и «разговорную речь». Что такое литературный стиль? Абзацы, сочиненные так, как никто и никогда не произнес бы слова в реальной жизни. Это некое искусство, которое, живи мы в «темном мире», заменилось бы узорами азбуки Брайля или морзянкой, сконструированной так, чтобы звучала мелодия.
Или взять науку грамоту... Нет, всё понятно, грамотность нужна и важна, но сделайте шаг в сторону, оглядите явление со стороны и задумайтесь: специальные институты формулируют нормы, специальные учителя десятилетиями морально лупят детей, вдалбливая, что некий узор из букв пишется не так, как слышится. Куда денется вся эта наука, когда узор из букв станет не нужен? А ведь это рано или поздно случится.
Сперва письменность породила печатное дело, затем ушла в пишмашинки и на дисплеи компьютеров, но технические средства развиваются, а ограниченность письменного стандарта становится все очевидней. Посмотрим, как развивалась сеть: сперва это был чисто текстовый формат (классические зеленые литеры на черном алфавитном дисплее), в котором для отображения интонаций и эмоций появились смайлики, игра с регистрами и даже узоры и картинки из псевдографики. Затем родился HTML – язык верстки. Потом разросся мультимедийный контент, и стало уже нормальным увидеть в комментариях в качестве ответа на вопрос не текст и не цитату, а, скажем, поясняющую ссылку, оскорбительную картинку или поучительный ролик.
Понимаете, да? Диалог удаленных друг от друга людей вышел за рамки письменного текста, и для наилучшей передачи мысли стал использовать дополнительные элементы. Обернитесь вокруг: если раньше люди в метро читали книги, затем – электронные читалки, то теперь они смотрят сериалы с мобильников.
Если раньше мои читатели начинали письмо словами «Леонид, я тут прочитал ваш рассказ...», то теперь все чаще звучит «Леонид, я тут ПРОСЛУШАЛ ваш рассказ...» Даже аудиотехнология – она уже удобнее письменной, потому что можно мыть пол, вести машину или бегать по парку в наушниках. В то время, как чтение книги требует полного оцепенения организма с отключением от мира. Но век назад было не так просто организовать чтеца во время домашней уборки, а сейчас – это вопрос втыкания наушника в смартфон.
При этом наука не стоит на месте, и вопрос считывания мысли напрямую из мозга, минуя рот и руки, – вопрос ближайшего времени. Как технически будет решена задача сосканировать мысль из головы и спроицировать в другую голову – не столь важно. Собственно, уже лет двадцать существуют системы, позволяющие управлять курсором при помощи усилия мысли, некоторой тренировки и пары ЭЭГ-датчиков в шапочке на голове.
Наш вопрос в другом: что произойдет при этом с письменностью? Со всей этой культурой красоты и искусства выстраивания в ряд графических закорючек при письме, чтобы затем при чтении скомпилировать этот сложнейший буквенный микроассемблер обратно в человеческую мысль, образы, чувства и знания? Кто захочет 10 лет зубрить слова-исключения и правила написания удвоенной «н» в суффиксах, если появится возможность всосать голым мозгом в одну секунду то, что раньше было принято выковыривать из потока букв, часами листая книгу?
Не возникнет ли по прошествии еще пары веков ситуация, когда человек, умеющий читать и писать буквами, станет выглядеть редким специалистом типа знатока клинописи и берестяных грамот?
Разумеется, устная речь сохранится хотя бы по той простой причине, что она является природным свойством человеческого мозга. Но письменность – форма стенографирования мысли, навязанная нам обстоятельствами, и у нас нет никаких оснований считать, что это будет продолжаться вечно.
Конечно, возникает много чисто философских вопросов. Например, способствует ли обучение письменности развитию мозга и формированию тех связей и принципов мышления, которые никакими другими техниками не развить в принципе? Недоказанный и спорный тезис.
Или вот еще вопрос: куда денется литература – искусство сочинения узоров из буковок? Понятно, один путь – в аудиоформу. Но не родится ли в ближайший век совсем иной вид искусства, основанный на трансляции знаний и чувств напрямую из мозга в мозг при помощи технических средств, которые станут такими же обыденными, как мобильник в кармане?
В общем, вопросов много, но если посмотреть на явления с космических позиций и в далекой перспективе, то споры о «порче языка», «пагубности интернет-жаргона» и прочих материях становятся странны: человечество просто ищет любые пути для выражения чувств, знаний и эмоций, которые не может им дать современная письменность. И если «пыщпыщ111" и «ОМГ» является коротким символом для выражения достаточно сложной гаммы отношений к прозвучавшему, то почему не использовать эти кодировки?
PS: Судя по комментариям, мысль для многих осталась не понятой. Нет, конечно же я не пропагандирую отказ от абстрактных понятий и символов с возвратом к чисто животным звукам и эмоциям. Речь о том, что сейчас для нас символ – это пиктограмма. Объясню на примере: есть такое понятие РСФСР. Оно вполне конкретно, но его невозможно описать животными эмоциями вкуса, запаха или территории – территория осталась, а РСФСР нет. Это абстракция, которая расшифровывается пятью другими терминами, каждый из которых тоже абстрактен. Проблема в том, что РСФСР крайне плохо выговаривается вслух и практически не встречается в устной речи – его заменяют другими словами. То есть, мы понимаем, что такое РСФСР, но оно существует только в виде рисунка, сложного графического иероглифа: «РСФСР». Но ведь рисунок черным по белому – не единственная возможность хранить передавать информацию. Если бы существовал способ показать мозгу это понятие как-то иначе, кроме как рисунком (напрямую в синапсы представления), то зачем тогда иероглифы? Речь-то об этом.
Перепечатано 29 июля 2013 г.
для обсуждения на семинаре
с согласия автора из Дневника Леонида Каганова
http://lleo.me/dnevnik/2013/06/07_pism.html