К биографии Льва Александровича Зильбера
Несколько лет назад, представляя статью о "Катюше", я писал:
" Странная страна СССР, странная в ней власть, странный народ, и странная интеллигенция этого народа. Интеллигенция, независимо от своего этнического и социального происхождения, в числе прочего, созидает оружие будущего для защиты советской власти. Власть по невежеству и в связи с внутренней борьбой за власть, срывает работы, бросает в тюрьмы и расстреливает творцов. Творцы, которым посчастливилось живыми выбраться из тюрем и лагерей, сразу кидаются продолжать работу по усилению и защите советской власти. Кто мог, делал это и в тюрьме. А многие до конца жизни носили на себе следы побоев и пыток..."
С тех пор опубликовал на сайте статью о "лунной гонке", возглавляемой с советской стороны двумя лидерами, морально и физически искалеченными в тюрьмах советской власти. И вот сейчас представляю две статьи о крупнейшем ученом и замечательном человеке - Льве Александровиче Зильбере, который был основателем советской вирусологии в непрерывном противостоянии с советской властью. Первая статья написана учеником и продолжателем дела Л.А.Зильбера, а вторая, написанная позже, более подробна и уточняет некоторые детали первой.
Эти четыре статьи показывают, на мой взгляд, что достижения СССР, о которых сейчас стали так много говорить, получены не благодаря, а вопреки советской власти и деятельности ее вождей.
Имя выдающегося советского ученого Льва Александровича Зильбера (1894–1966) нельзя отнести к числу забытых, в истории нашей науки. Однако вплоть до самого последнего времени в работах об ученом были очевидные умолчания и недоговоренности. В биографии 1965 года сказано о «тяжелых условиях заключения, не сломивших... Л. А. Зильбера», а в 1971 году во введении к его избранным трудам о том же времени говорит фраза – «будучи оторван от нормальной лабораторной работы». Однако – без подробностей. Пробел восполнили воспоминания ученого, опубликованные в «Огоньке».
Трагические страницы биографии Льва Александровича неотделимы от героических. Слишком ярким человеком он был, чтобы остаться вне внимания могучей машины советского террора против своих граждан.
* * *
Окончив в 1919 году естественное и медицинское отделение Московского университета, Л. А. Зильбер добровольцем вступает в Красную Армию, воюет на Дону и Северном Кавказе, попадает в окружение, чудом уходит от плена. Будучи военным врачом, пытается лечить сыпной тиф с помощью аутосеротерапии, и судьба сводит его с профессором Ростовского университета В. А. Барыкиным, известным микробиологом и иммунологом. Способный и яркий молодой врач запомнился Барыкину, и в 1922 году Лев Александрович начинает работать в Институте микробиологии Наркомздрава СССР, который организовал В. А. Барыкин в Москве.
Лев Александрович быстро становится одним из ведущих сотрудников лабораторий Барыкина, а к 1930 году переходит на самостоятельную работу: получает кафедру микробиологии в Бакинском медицинском институте, становится научным руководителем Института микробиологии имени Мусабекова в Баку.
Наиболее яркий эпизод этого периода в биографии Льва Александровича – ликвидация тяжелейшей вспышки чумы в Азербайджане. Лев Александрович возглавил экспедицию, установил своеобразный путь распространения эпидемии (согласно древнему поверью, родственники, чтобы не заболеть, съедали кусочек печени умершего).
Энергичные действия экспедиции остановили чуму, но ее руководитель оказался в тюрьме, будучи обвинен... в распространении чумы. (В книгах «Освещенные окна» и «Старший брат» писатель В. А. Каверин, брат Л. А. Зильбера, ярко описывает это первое заключение Льва Александровича). К счастью, сравнительно либеральные времена еще не кончились, и Лев Александрович вскоре оказался на свободе.
С 1932 года ученый в Москве. Он обосновывает новый принцип приготовления вакцин, так называемых «сахарных» или АД-вакцин, проводит исследования по культивированию риккетсий на дрожжах. Но главное в этот «взлетный» период его научной жизни – выход в вирусологию, новую и бурно развивающуюся тогда область медицинской науки, с захватывающими перспективами и обещаниями грандиозных открытий.
Романтический дух молодой вирусологии, энтузиазм «охотников за микробами» были не просто близки, но органически присущи научному складу Льва Александровича. Он всегда был устремлен в будущее, к решению узловых проблем современной медицины, готов к риску – научному и жизненному, к опасностям и напряжению всех своих сил. Кстати, предисловие к переводу «Охотников за микробами» Поля де Крюи было написано не случайно именно Львом Александровичем.
В 1935 году ученый организует первую в стране центральную вирусную лабораторию. Молодые сотрудники и аспиранты составили ее костяк. Когда во всей остроте встала проблема клещевого энцефалита, вспышки которого препятствовали освоению Дальнего Востока, была сформирована комплексная экспедиция, включающая различных специалистов, в том числе и вирусолога. Однако Лев Александрович, убежденный в вирусной природе заболевания, настаивает на создании чисто вирусологической экспедиции, готов взять всю ответственность на себя. Наркомат обороны идет на это, и весной 1937 года экспедиция, состоящая в основном из его молодых сотрудников и аспирантов, во главе со Львом Александровичем отправляется на Дальний Восток.
Работа экспедиции – одна из самых ярких страниц отечественной и мировой медицинской вирусологии. В течение одного сезона обнаружен и выделен вирус дальневосточного энцефалита, установлен переносчик вируса – таежный клещ, объяснены эпидемиологические особенности заболевания. Это определило и первые меры профилактики, поставило задачу создания противоэнцефалитной вакцины.
Помимо научного результата экспедиция по существу создала первоклассную школу отечественных медицинских вирусологов. Академики АМН СССР М. П. Чумаков и В. Д. Соловьев, член-корреспондент этой академии А. К. Шубладзе – ученики и сотрудники Льва Александровича по дальневосточной экспедиции 1937 года, прошедшие там «острую фазу» научного становления.
Триумф экспедиции обернулся для Льва Александровича трагически. Вскоре после возвращения в Москву его арестовывают и обвиняют... в диверсии в пользу Японии. Доказывая, что открытый им вирус является новым, самостоятельным и ранее неизвестным, Лев Александрович, согласно версии обвинения, якобы скрывал, что имеет дело с известным японским энцефалитом. Тем самым создавая научное прикрытие диверсии японцев, якобы распространявших «свой» энцефалит на нашей территории.
Об этом аресте Л. А. Зильбера известно немного. Сам он очень редко говорил на эту тему. Ученому грозили самые тяжелые статьи. Он не признавал себя виновным. Его пытали. Сломали ребра, повредили позвоночник. На суде он заявил об этом. Был приговорен к десяти годам, но, к счастью, не к высшей мере. Лев Александрович как-то рассказал мне: выдержать мучения ему помогло сознание того, что он может их в любой момент кончить. В его воротничке был зашит обломок острейшей бритвы.
В это время его работа, но без упоминания о нем, удостоена Сталинской премии, признана открытием. В 1938 году она была продолжена экспедицией под руководством Е. Н. Павловского и А. А. Смородинцева. Открытие вируса дальневосточного энцефалита и его переносчика было полностью подтверждено работами этой экспедиции и, более того, легло в основу учения академика Е. Н. Павловского о природноочаговых заболеваниях, получившего мировую известность.
Имени Зильбера не было ни среди авторов открытия, ни среди лауреатов, ни среди основоположников нового учения.
* * *
:
Друзья и близкие Льва Александровича прилагали неимоверные усилия для его освобождения. Во главе «движения» стояли замечательные и благородные люди – Зинаида Виссарионовна Ермольева и Алексей Александрович Захаров*, блестящие ученые, коллеги Льва Александровича; Юрий Николаевич Тынянов, ученый-филолог, автор романов «Кюхля» и «Смерть Вазир-Мухтара», очень популярный в то время; Вениамин Александрович Каверин, младший брат ученого, уже хорошо известный тогда писатель. В недавно опубликованных воспоминаниях о старшем брате Каверин пишет о папке собранных энергичнейшей Зинаидой Виссарионовной писем и заявлений известных ученых в защиту Зильбера. Вспоминает об этом и А. А. Смородинцев в своих мемуарах. Кто же были эти смелые люди? Возможно, что открытие архивов поможет установить имена участников сопротивления советчкому террору.
* У А. А. Захарова и В. А. Барыкина одна и та же судьба: оба они были арестованы и погибли в заключении. –Примеч. автора 2011 г. |
Сейчас мы только знаем, что Ю. Н. Тынянов сумел обратиться к Берии, сменившему тогда Ежова в органах НКВД, а В. А. Каверин – передать пакет с документами новому наркому.
Документы ли возымели действие или Лев Александрович случайно попал в «полосу» освобождения части заключенных – неизвестно, но так или иначе в 1939 году он вышел на свободу. И яростно включился в работу. Публикует прекрасную, я бы сказал, страстную статью по результатам экспедиции 1937 года. Пишет книгу «Эпидемические энцефалиты», разворачивает экспериментальную работу. Но «передышка» длится недолго. В конце 1940 года снова арест. Лев Александрович не признает обвинений и получает новые 10 лет.
Об этом времени вспоминает его товарищ по заключению Г. И. Меньшиков: «С образом Льва Александровича у меня неразрывно связано понятие чести, гуманизма, преданности своему делу. Я познакомился с Львом Александровичем в самый трудный период его жизни. В дни, когда над ним тяготело обвинение из 7 пунктов 58 статьи, каждый из которых карался расстрелом... Я оценил и полюбил его просто как мужественного человека, полюбил за оптимизм, юмор, за редкую готовность, будучи самому голодным, поделиться с соседом единственным хвостиком ржавой селедки, последним куском мороженой брюквы.
Я помогал ему во время мучительных припадков удушья, перевязывал ему кровоточащую после побоев в «Сухановке» спину, но я... ни разу не слыхал от него малодушной жалобы. В истории науки есть подвиги, и один из них на моих глазах совершил Лев Александрович, когда в душной камере Лубянской тюрьмы на крохотных листочках, выдаваемых для прошений о помиловании, ухитрялся писать о методике раковых исследований, а в зловонном печорском лазарете, проигранный уголовниками в карты, организовал производство дрожжей, спасших тысячи жизней».
* * *
Льва Александровича отправляют в один из северных лагерей на Печоре, где он организует лекарский пункт и аптеку, выхаживает заключенных и многим спасает жизнь. В семье Зильбера сохранились поразительные документы, свидетельствующие о его необыкновенной стойкости, жизнелюбии и благородстве: Авторское свидетельство о способе выращивания дрожжей на экстракте оленьего мха. Письма к нему людей, бывших с ним в камере, в лагере, спасенных им в тюремной больнице, письма к семье.
Известный физик-оптик, член-корреспондент АН СССР П. И. Лукирский, взятый Львом Александровичем в тюремную аптеку упаковывать лекарства, был в прямом смысле спасен от голодной смерти и непосильного труда. Других он поднял на ноги, выходил в своей «больнице». Были и просто спасенные личным примером, несокрушимым оптимизмом, верой в конечное торжество справедливости.
Работая в больнице, Лев Александрович смог даже организовать медицинский «съезд» лагерных врачей, который обсудил вопросы лечения авитаминозов и дистрофий.
Его перевели в Москву, хотя в пересмотре дела было отказано. Предложена работа в бактериологической «шарашке» (так в ГУЛаге именовали «временные научные коллективы»), от которой он категорически отказался. Не согласился даже после угроз и «выдерживания» в одной камере с уголовниками. О причинах можно догадываться. По мнению В. А. Каверина, Лев Александрович не хотел участвовать в работах по созданию бактериологического оружия.
Ему повезло – в лагерь не вернули, определив на работу в химической «шарашке», где он должен был заниматься производством спирта из оленьего мха. Здесь Лев Александрович сумел развернуть настоящую исследовательскую работу по выделению вируса из опухолей мышей и крыс. Животных ему ловили заключенные, за табак, а оснащение химической лаборатории позволяло проводить опыты по выделению фильтрующегося агента из опухолей, индуцированных у них канцерогенными веществами.
Эти опыты были неудачны – возбудитель рака не выявлялся, пока в опыт, по случайному стечению обстоятельств, не была взята крыса на самой начальной стадии возникновения опухоли. Фильтрат этой опухоли оказался биологически активным: у крысы-реципиента возникла опухоль. Этот опыт привел к новой догадке – опухолеродный вирус надо искать лишь в начале процесса – вирус вызывает необратимые изменения в геноме, после чего он не нужен для роста опухоли. Вирус бесполезно искать в зрелой опухоли, он активен лишь при индукции опухоли и затем либо «маскируется», либо утрачивается. «Мавр сделал свое дело, мавр может уйти», – как часто говорил Лев Александрович, иллюстрируя это положение.
Эти представления и проведенные в тюрьме эксперименты легли в основу вирусо-генетической теории рака, окончательно сформулированной Львом Александровичем к началу 60-х годов. Она впоследствии нашла полное экспериментальное подтверждение и мировое признание.
Понимая значение новой гипотезы, ученый предлагает тюремному начальству опубликовать его данные под любой вымышленной фамилией, но наотрез отказывается приписать их кому-либо из реально существующих ученых. «Может быть, вы хотите опубликовать ее в “Известиях” или в “Правде”?» – с издевкой спросил его следователь.
Странно, но случилось именно так. Гипотеза впервые опубликована Л. А. Зильбером в «Известиях» (1945 г.). Но об этом лучше всего рассказано самим Львом Александровичем в главе его воспоминаний. Тогда же ему удалось передать на волю 3. В. Ермольевой лишь краткий конспект гипотезы, написанный мельчайшим почерком на клочке бумаги.
Зинаида Виссарионовна вела энергичную кампанию за освобождение ученого. Получив собственный штамм – продуцент пенициллина, остро необходимого стране во время войны, Ермольева приобретает огромную популярность. Она организует письмо Сталину, подписанное ведущими учеными-медиками страны во главе с главным хирургом Советской Армии первым президентом АМН СССР академиком Н. Н. Бурденко и вице-президентом АМН СССР Л. А. Орбели. Письмо, по-видимому, сделало переполох в НКВД, и Лев Александрович был срочно выпущен на свободу в 1944 году.
* * *
Он возвращается в ранее организованную им в 1939 году лабораторию в Институте эпидемиологии и микробиологии имени Н. Ф. Гамалеи и приступает к разработке вирусной теории рака. Он публикует данные тюремных экспериментов в научных журналах, восстанавливает рассыпанный набор монографии «Эпидемические энцефалиты». Она выходит в 1946 году и приносит ему Сталинскую премию.
Но лишь в 1958 году его имя вносится в число авторов открытия и первой работы, представившей результаты дальневосточной экспедиции, восстановлен приоритет ученого в открытии вируса и переносчика клещевого дальневосточного энцефалита. В 1945 году Льва Александровича избирают действительным членом только что созданной Академии медицинских наук СССР.
Годы ареста утяжелялись еще и семейной драмой: жена с двумя детьми была угнана в Германию. Сразу же после окончания войны Лев Александрович едет туда, добивается разрешения у военного командования на поиск семьи, находит ее в лагере под Бреслау (Вроцлавом), привозит в Москву.
Послевоенное пятилетие – годы создания основ иммунологии рака, борьба за признание новой, казавшейся невероятной, области онкологии. Работа суровой комиссии АМН СССР закончилась триумфом Л. А. Зильбера – полным подтверждением его результатов.
Но это и годы начавшейся антисемитской кампании, борьбы с «космополитизмом», достигшей апогея в «деле врачей». К этому времени кольцо вражды вокруг Льва Александровича и его учения уже плотно сжималось. Тогдашний директор Института эпидемиологии и микробиологии имени Н. Ф. Гамалеи АМН СССР В. Д. Тимаков, бывший аспирант Льва Александровича и будущий президент АМН СССР, глубоко уважавший учителя, всячески оттягивал кампанию «космополитических» погромов и увольнений, но она неминуемо приближалась.
...В институт пришла аттестационная комиссия: один «не дорос» до занимаемой должности, другой «перерос ее»... Вирусная теория признана реакционной и не диалектической. Да и Зильбер плохо вписывается в рамки отечественной науки, как они представлялись «законодателям мод» того времени. Ликвидирован отдел, в «Медицинской газете» лежит разгромная статья о вирусной теории и ее авторе – «Об одной реакционной теории в онкологии», или что-то в этом духе.
Дни отдела, казалось, сочтены. Я хорошо помню эти дни... Лев Александрович вызвал меня к себе, тогда я был старшим лаборантом, и сказал, что, если меня вызовет В. Д. Тимаков и предложит перейти на производство, чтобы я не отказывался, – это позволит продолжать начатую работу. Добрая душа, тогдашний секретарь парторганизации Г. И. Степанчонок перенесла меня из начала «проскрипционного» списка на увольнения, который я возглавлял, в конец…
Сотрудники Л. А. Зильбера 3. Л. Байдакова и Р. М. Радзиховская работали над созданием противораковой вакцины в эксперименте. О результатах никто из нас не знал, но они были весьма и весьма обнадеживающими.
В один из этих тревожных дней Лев Александрович уехал в Минздрав СССР, где сделал доклад либо самому министру Е. И. Смирнову, либо коллегии Минздрава. На карту было поставлено все – и все выиграно. Кольцо ненависти вокруг отдела распалось. Вместо сокращения – три новые ставки и санитарная машина для сбора клинического материала по больницам, три новые комнаты в институте, отгороженные перегородкой, где сотрудники продолжали свою работу.
1954 год – начало первой «оттепели», институт торжественно отмечает 60-летие Л. А. Зильбера. Казалось, все невзгоды позади. Но вскоре приходит новый директор. Это бывший начальник бактериологической «шарашки» С. Н. Муромцев, к которому в свое время Лев Александрович наотрез отказался идти. Начинается новое «окружение» отдела. Лев Александрович раздражен, нервничает. Но работа продолжается. Создан отдел вирусологии и иммунологии рака. Сделан ряд важнейших открытий в новой области, онковирусология и онкоиммунология завоевывают авторитет – годы полемики и триумфа.
Л. А. Зильбер. Фотография середины 60-х годов |
Международный симпозиум по специфическим опухолевым антигенам в Сухуми, один из первых и один из лучших в истории иммунологии рака, душой и организатором которого стал Лев Александрович. Всеобщее признание, восхищение, глубочайшее уважение со стороны крупнейших ученых мира. Сколько людей, особенно молодежи, увлек, зажег, обаял Лев Александрович! Но том трудов этого симпозиума будет посвящен уже памяти ученого. 10 ноября 1966 года смерть настигла Льва Александровича в его рабочем кабинете.
В Институте эпидемиологии и микробиологии имени Н. Ф. Гамалеи АМН СССР среди мемориальных досок ученым, работавшим здесь, нет с именем Льва Александровича Зильбера. Почему? Какой табели о рангах, какому чину он не соответствует? Он принес нашей науке мировую славу. Он остался в сердце каждого, кто знал его. Остался в своих учениках. Так почему же?!
* * *
17 мая 2007 г. открыта мемориальная доска Л. А. Зильбера
Акад. Г. И. Абелев на церемонии открытия мемориальной доски Л. А. Зильбера на здании Вакцинного корпуса ЦИЭМ им. Н. Ф. Гамалеи 17. 05. 2007 г.
Справа – директор Ин-та акад. А. Л. Гинцбург
Акад. Г. И. Абелев на церемонии открытия мемориальной доски Л. А. Зильбера на здании Вакцинного корпуса ЦИЭМ им. Н. Ф. Гамалеи 17. 05. 2007 г.
Мемориальная доска Л. А. Зильбера
на здании Вакцинного корпуса ЦИЭМ им. Н. Ф. Гамалеи (Открыта 17. 05. 2007 г.)
Отчет о событии на сайте ЦИЭМ им. Н. Ф. Гамалеи
Творческий путь выдающегося ученого (о Л. А. Зильбере, 1971)
Л. А. Зильбер – иммунолог, вирусолог, онколог. К 90-летию со дня рождения
Г. И. Абелев, И. Н. Крюкова. Роль Льва Александровича Зильбера
в становлении современной вирусологии и иммунологии рака (1984)
Остался в своих учениках... К биографии Льва Александровича Зильбера (1989)
Школа Льва Александровича Зильбера в вирусологии и иммунологии рака (1990)
Школа Л. А. Зильбера (2004)