Представляю еще одно свидетельство о Катастрофе европейского еврейства. Ни одно такое свидетельство не должно пропасть и быть забыто. Независимо от того, нравится или не нравится то, как именно оно написано.
Это свидетельство касается не только судьбы отдельного человека (что уже было бы не мало), но и отношений между людьми (евреями, немцами, детдомовскими детьми, жителями Калифорнии или так называемыми фундаменталистами) в связи с Катастрофой и последующими межнациональными проблемами.
Центральная Россия, небольшой городок Кольчугино Владимирской области, 1946 год, детский дом для детей, потерявших родителей во время битвы с фашистами. Моя мать, беженка из Одессы, работала воспитателем среди этих подростков. Я, девятилетний мальчуган, жил с ней в маленькой комнатке, ранее служившей кладовкой.
Однажды, директор детдома Ремизов постучался в нашу комнату:
“У нас событие! К нам прислали мальчишку, которого спасла наша Красная Армия. Наши войска подошли к лагерю уничтожения евреев - Освенциму. Немцы стали срочно эвакуировать лагерь и гнали людей на запад, но изможденные люди падали. Немцы их пристреливали. Этот мальчик упал без сознания и немцы подумали, что он уже мертв. Немцы ушли и паренька подобрали поляки, которые шли за этой колонной. Они отогрели его, покормили и передали нашим бойцам. Кто знает, может эти поляки действовали из чувства человеческого сострадания, может быть они чувствовали и свою вину. А вот наши бойцы сразу его усыновили, но командование вмешалось и отправило его в наш детский дом. Поскольку он вашей нации, то возьмите его в вашу группу. Берегите его, как сына! Он столько видел горя! Да еще он ведь иностранец и мы должны показать всему миру нашу гуманность.“
Директор ушел, а нашей семье появился Эрнст Розенштерн. Он был невысокого роста, лет четырнадцати. Армейские врачи ампутировали у него отмороженный большой палец на левой ноге. Добрые серые глаза доверчиво смотрели на нас. Светлые волосы делали его похожим на немца, а незнание русского языка привело к тому, что детдомовские дети называли его фашистом Борькой. Правда после пояснений моей матери в этой кличке не было злобы. Постепенно Эрнст привык к нашей семье и рассказал моей маме свою судьбу. Моя мама владела немецким и французским языками.
Семья Эрнста жила в Гамбурге. Отец был богат и даже имел свой автомобиль. Когда Эрнст пошел в обычную немецкую школу, то отец подарил ему настоящую паркеровскую ручку с золотым пером. Его отец и мать считали себя немцами, а уж потом евреями и потому не обращали никакого внимания на плакаты, которые были развешены на улицах:
“Евреи- нежелательный элемент в Германии. Мы очень просим евреев уехать. Мы понимаем, что евреи, которые предали своего Бога, свою религию, своих предков и клянутся в преданности нам, есть гнусные люди и предадут нас тому, кто им заплатит!”.
"Мне казалось, рассказывал Эрнст, что даже стены моего родного города дышат ненавистью ко мне. Политики-аналитики, еврейские умники шептались с моим отцом: “Что означают эти плакаты, чего добивается Гитлер? Он хочет союза Запада против коммунистов и только! Мы полезны Германии, мы не коммунисты”
Отец запрещал мне читать эти плакаты и искренне ненавидел евреев, призывающих покинуть Германию. Он порвал отношения со своим братом, эмигрировавшим в Америку. Не всякий немец так любил Германию, немецкую культуру, как мой отец. Только тогда, когда нас в в вагоне для скота повезли в Освенцим он сказал мне адрес своего брата в Лос Анжелесе.
В Освенциме нас разделили и больше своих родителей я не видел. Я работал в команде, которая выгружала трупы из из душевых камер и перевозила их в печи крематория. Ежедневный ужас! Этого нельзя передать словами! К этому нельзя привыкнуть! Однажды мой напарник по нарам умер во сне!"
Сообщение Эрнста о дяде в Лос Анжелесе натолкнула мою маму на идею написать дяде письмо. Дядя немедленно откликнулся и поехал в Норвегию встречать племянника! Эрнст не имел советского гражданства, поэтому директор детского дома имел основание поехать в Москву за разрешением Эрнсту уехать к дяде. Тогда еще не было железного занавеса и холодной войны. Разрешение было получено. Проводы не прошли без слез. Плакали все, даже директор детдома - старый солдат!
Несколько писем пришло от Эрнста к нам в зимний, заснеженный городок. После теплой встречи в солнечной Калифорнии Эрнст осмотрелся и понял, что его отец имеет в Америке последователей, которых ничему не научил Холокост. Наивность или продажность руководит этими людьми? Так или иначе, но они опасны для общества, опасны для своих детей, внуков. Пепел Холокоста должен постоянно предупредительно стучать в наши сердца!
Я в 1989 году эмигрировал в Америку и надеялся на встречу с Эрнстом. К сожалению. к этому времени он уже умер от рака.
Я вспомнил о судьбе Эрнста, когда прочитал заметку о мнении отца убитого фундаменталистами американского журналиста Даниэла Перла: “Его убили хорошие люди. Просто они не посмотрели в глаза Даниэлю и не поняли, что он их любит, сочувствует им.”
Нет, Даниэла убили не люди, а злобные фанатики, которые не понимают никаких слов. Они понимают только силу! Они исчезнут только тогда, когда место наивности займет всеобщая ненависть к ним, когда люди поймут то, что на фанатиков не могут распространяться права человека. Их место в психиатрических учреждениях.