Я со своей матерью жил во время Войны в городе Фрунзе, Киргизия. Мама преподавала русский язык киргизским детям. В конце Войны вдруг пришло распоряжение  отправить в Подмосковье учителя для работы в детском доме, где собрали детей из блокадного Ленинграда. Мы отправились в дальний путь.

Около Сталинграда мы сели на пароход до Горького. Пароход “Александр Пушкин” был еще дореволюционной постройки. Он медленно шлёпал по воде плицами двух огромных колёс, расположенных по его бокам. Пароход шел против течения реки и натружено стонал: бороться с Волжским течением на старости лет было нелегко. Запах машинного масла, смешанный с паром, неприятно щекотал нос, мерный стук паровой машины сотрясал палубу.

Я облазил все закоулки парохода и решил, что самое интересное место это корма, где виден длинный шлейф расходящейся от парохода волны. Инвалиды Войны, ехавшие этим рейсом домой из госпиталей, грелись здесь в лучах летнего солнца.

- Сынок, всунь мне вилку,- услышал я чью-то просьбу.

Молодой безусый паренёк протягивал мне розоватую культю. Он смущенно, просяще смотрел на малыша. Вилка и банка с тушенкой лежали около него, но взять вилку инвалид не смог. Я вздрогнул от неожиданности, но чувство жалости к несчастному помогло мне преодолеть брезгливость, и я вставил вилку в разрез культи. Инвалид подцепил кусок свиной тушенки из открытой банки, но до рта не донёс: вилка с куском мяса выпала из культи  и со звоном упала на палубу. Инвалид беспомощно посмотрел на окружающих.

- Давай покормлю,- предложил одноногий пожилой инвалид.

- Эх-ма! Вожди нас в бой ведут, а расплачиваемся мы, молодые, - грустно заметил инвалид с культёй. - А дома кому нужен такой получеловек? Милостыню просить под забором? Боюсь я, понимаешь, боюсь домой ехать. Чучело я теперь огородное!

- Не хнычь! - Посмотри на моряка, что на стуле сидит. Его похуже тебя отделали, а он нюни не распускает.

Около поручней кормовой части палубы, куда указывал одноногий инвалид, я увидел сидящего на стуле матроса атлетического сложения. Моряк вдруг странно наклонился и упал со стула на палубу. Он сразу же сделался беспомощным маленьким. “ У него ног нет”, - понял я.

Неуклюже отталкиваясь обрубками рук, моряк пытался подползти к борту судна, но это у него не получалось.

- Эй! Возьми мою шинель и постели её около меня, - крикнул он мне. Я выполнил его просьбу и расстелил шинель. Человек, как кукла-неваляшка, раскачиваясь, упал на шинель и вцепился зубами в пуговицу хлястика.

- Подтащи меня за шинель к борту парохода, - приказал он мне. Я попытался тащить шинель, но это мне было не под силу.

- Дядя, дядя, помогите! - попросил я одноногого инвалида. Инвалид внимательно посмотрел на матроса, уловил его решительный взгляд и, смутившись, ответил отказом:

- “Нет, не возьму греха на душу”, - и быстро, не оборачиваясь, ушел. Я всё-таки подтянул шинель, на которой лежал матрос к борту судна. 

- Ну, малыш, беги к маме! Чтобы я тебя здесь больше не видел! Живо! 

Я обиделся на чёрную неблагодарность и со слезами убежал. 

- Человек за бортом! Человек за бортом! Стоп! Задний ход! Спустить шлюпку! - кричал кто-то с капитанского мостика. Услыхав команды, я вернулся на корму. Шинель, на которой только что лежал моряк, была пуста. Сюда же пришел теперь инвалид, который отказался помочь мне тянуть шинель. Он подошел к борту парохода, медленно снял пилотку с головы и сказал:

- Капитан, едем дальше, его не спасёшь, да и спасать, наверное, не надо. Это тонет “самоварчик” - инвалид без рук и ног. Зачем жить обузой?

По мутной волжской воде медленно плыла, удаляясь от парохода, бескозырка.

Пароход “Александр Пушкин” довез нас до города Горький. Там мы пересели на поезд, который не спеша доставил нас в пункт назначения мамы на работу.

Городок был небольшим и основной его примечательностью был рынок. На рынке торговали деревенские бабы молоком в огромных бутылях и инвалиды семечками. Инвалиды обычно ругались меж собой за место на рынке и напивались после дня проведенного на этом рынке.

Война кончилась. Неожиданно все инвалиды, которые передвигались на досточках с колесиками, т. е. безногие, исчезли. Люди поясняли друг другу, что этих бедняг увезли в санаторий на Север. Только много лет спустя мы узнали, что этим страдальцам Войны не повезло. Родина от них отказалась.