Во времена царя Ахашвероша в Персидской империи почти, две с половиной тысячи лет назад, проживала большая часть народа евреев.

В ХХ веке н.э. во времена Сталина в Советском союзе тоже проживала большая часть еврейского народа.

В обеих этих империях получилось так, что по воле правителя евреи, сотни тысяч, а то и миллионы евреев, оказались на краю гибели. И судьба распорядилась, что в каждую эпоху только один человек мог что-то сделать для спасения своего народа.

Эстер в древности и  Илья Эренбург в ХХ веке.

И каждый из них - сделал.

Об этом есть большая литература - библейский Свиток Эстер, материалы об отношении к евреям в Советском союзе во время и после Катастрофы европейского еврейства.

Полностью достоверных документов о том, что там было в Персидском царстве – мало. Недостаточно и о том, что было тогда в Советском Союзе.

Но Эстер и Илья Эренбург будут жить в памяти потомков.

*     *     *

А что было в недавнем ХХ веке, точнее, в 1953 году?

Было "Дело Антифашистского комитета", «Дело врачей». Было, говорят, решение уничтожить большую часть евреев.

В Советском Союзе газовые камеры, печи, рвы, расстрелы и т.п. нужны не были. Говорили о депортации в отдаленные северные и восточные районы страны.

Когда? Начаться, как говорили, должно было сразу, как окончится «Дело врачей», когда публично казнят «палачей в белых халатах», как называли арестованных врачей газеты.

Куда? Было куда. Говорили о наскоро построенных бараках в  Сибири и на Дальнем Востоке, о вывозе людей в тундру на полуостров Ямал и даже на острова Новой земли. Возможно, и в другие подобные места.

Как? Железнодорожными составами из товарных вагонов, не подготовленных для перевозки людей. Тем более – в зимнее время. А на Ямал – в навигацию по Оби баржами. Тех, разумеется, кто доживет до навигации во временных лагерях. Говорили, что по дороге планировались проявления справедливого народного гнева, чтобы до установленного места назначения добралось не больше половины. 

Было ли такое решение?

Нет, отвечает историк Костырченко, много сил потративший на разоблачение «депортационного мифа». Почему? – Не найдены подтверждающие документы.

Да, уверенно отвечаю я, современник тех событий, доживший, слава Богу, до сего времени. Почему?

Ну, потому, для начала, что кое-что найдено.

Найдено и собрано множество косвенных свидетельств о подготовке депортации. О составлении списков «лиц некоренной национальности», о подготовке вагонов, о бараках. Нашлись люди, видевшие те бараки. А про Ямал мне лично рассказывал известный советский экономист, бывший одно время начальником планового отдела НКВД СССР.

А то, что не найдены документы – так не для того прятали, чтобы современные историки их нашли. Уже в Израиле ученый-политолог рассказывал мне про особые архивы, расположенные под дном Москва-реки, про документы, хранимые там в небольших металлических кейсах и о порядке выдачи ключей к этим кейсам.

Даже много менее экзотические архивы не открыты до сих пор, не говоря о массе уничтоженных документов.

Уже найдено то, «пропавшее» было, письмо в газету "Правда" с просьбой о депортации, которое заставили подписать известнейших евреев Советского Союза. Письмо, которое стало бы мандатом властей на расправу с евреями, выданном самими евреями. (Потом вместо этого письма опубликовали фальшивку, другой вариант письма, по смыслу прямо противоположный первому).

Известны те, кто подписал то письмо в "Правду" – никто не посмеет кинуть в них камень, не дай Бог оказаться на их месте. Известны те, кто смог не подписать, честь им и хвала. 

Но против выступил только один – Илья Григорьевич Эренбург.

Сделал то, что по тем временам делать было нельзя, невозможно. Как в древности Эстер, рискуя жизнью,  вошла сама к Ахашверошу, он тоже обратился к современному ему Ахашверошу - Сталину.

Важнее документов, свидетельствую, был дух времени. Свежая память, о том, как уничтожало евреев население оккупированных республик и областей страны. Об этом мало говорили тогда, но помнили - все. Явная противо-еврейская готовность, это не забудешь, висела в воздухе. И точное знание – не защитит никто.

В газетах – чуть закамуфлированные откровенно антисемитские статьи. Резкая критика писателей, критиков, ученых и других видных деятелей еврейского происхождения. В статьях, рядом с фамилиями или привычными псевдонимами, в скобках, выделенные жирным шрифтом раскрытые псевдонимы – типично еврейские фамилии. Откроешь газету – жирный шрифт еврейских фамилий бросается в глаза, текст и читать не надо.

Люди стали отказываться лечиться у врачей-евреев и получать лекарства у евреев в аптеках. Моя жена, тогда лаборантка в Институте акушерства, видела сама – врачей-евреев увольняли без всякого предупреждения. И очень хороших врачей, специалистов, иногда единственных, незаменимых.  

В магазинах, в очередях нарочито громко при евреях: «Вот Гитлер не доделал…» И ясно было всем – так говорить можно.

А тут еще появились синтетические ткани для одежды и белья, синтетические шубы. Антистатиков еще не знали. Бывали неожиданные электростатические разряды. Иногда болезненные. И сразу – рассказы (очевидцев, с подробностями), как евреи делают людям уколы в транспорте и вообще в тесноте. По подозрению – были случаи –  избивали.

А еще бывало: подходишь – обрывается разговор, люди отводят глаза.

Меня, когда окончил институт, послали в Челябинск. Там было тише, но двух знакомых евреев арестовали – известного в городе детского врача и крупного инженера на нашей стройке. И говорили: врача-то понятно…

И, повторю, всеобщая готовность. Не обязательно враждебная. Нередко и сочувственная. Но с полной убежденностью – депортация будет и сделать нельзя ничего. Сестра жены жила в Саратове, замужем за Костей Дорофеевым, добрая ему память. Его мать, как говорится, "простая русская женщина" сказала сыну: "Ничего не поделаешь, Костенька, такая твоя судьба, придется ехать". 

И при этом – обреченная готовность  евреев.    

Гордые израильтяне презрительно называли европейских евреев «сабон», т.е. мыло. Как, мол, они не сопротивлялись, как позволили себя уничтожать в Катастрофе! Они, в гордости своей, слава Богу, и понятия не имели о том, что творилось в Европе, что нависло над евреями Советского Союза.

Поясню: Че­ловек существо социальное. И когда чувствует, что все социальные связи порваны,  когда знает, да что знает, всем существом ощущает, что  защиты от себе подобных нет и быть не может – нет у него силы для сопротивления. Даже помыслов таких нет. Делай с ним что хочешь.

Миллионы шли покорно и безэксцессно в газовые камеры и душегубки, ложились в ямы и рвы, сами такие ямы и рыли. А больных и стариков сами несли к месту убийства на одеялах.

И не еврейская это, якобы, национальная трусливая покорность. Прославленные командармы, герои Гражданской, Испанской и Отечественной, люди всех национальностей покорно, по первому слову шли в подвалы, на нестерпимые побои, пытки, а многие (после того) и на смерть.

И также покорно шли на пытки и смерть в Китае Мао и в Камбодже  Пол Пота.

Восстания в Луцке, Собиборе и Варшаве были потом, когда люди уже сбились в группы «своих». В партизанах евреи дрались отчаянно, да вот в отряды, где все были свои, евреев, «чужих», брали неохотно, а то и сами убивали. И евреи это знали хорошо. 

Кто не пережил такой разрыв связей – не поймет это до конца. Кто хоть когда-то пережил – до конца не забудет.

Но зачем Сталину было нужно продолжать Катастрофу? Конечно, не по соображениям личного антисемитизма. Если они и были, то играли, думаю, второстепенную роль.

После Х!Х Съезда Сталин, в характерной своей, кто помнит, манере, сказал: «…многим может показаться, что у нас существует полное единство. Однако у нас нет такого единства...».

И это было главное. Как достичь единства народа? Известно и проверено – через общую ненависть. Ненависть к врагам из собственного народа после такой войны могла и не получиться. Осталось беспроигрышное – ненависть к евреям. Как давно в Испании при Фердинанде и Изабелле и недавно в Германии Гитлера.

Дремучие инстинкты плюс всеобщее участие. В Испании и Германии большую роль играло еще и ограбление евреев – немцы до Гитлера никогда не жили так хорошо.  У советских евреев грабить было почти что нечего, но все-таки освобождалась жилплощадь, могло перепасть кое-какое личное имущество – достаточно для сплочения и круговой поруки.

Все это знал, досконально знал Эренбург. Воочию видел Западную Европу до и после Катастрофы, составлял с Василием Гроссманом «Черную книгу» по следам Катастрофы в Советской части Европы. 

Но знал и другое.  Мировое общественное мнение существует и имеет немалую, вполне реальную силу. Может проявиться вдруг и в неожиданной форме. Знал, что это учитывали и развязавшие Катастрофу гитлеровцы. Они, по возможности, не оставляли следов организации Катастрофы, не оставляли документы.

Наверняка знал Эренбург, работая над «Черной книгой», и «Донесение» командира айнзатцгруппы «А» бригадефюрера СС Ф. Штальэккера «О деятельности группы в оккупированных областях Белоруссии и Прибалтике». Там, в разделе «II. Чистка и обеспечение безопасности», четко сказано: «…Задачей Полиции безопасности является стимулирование стремления населения к самоочищению, придание этому стремлению нужного направления, с тем, чтобы как можно быстрее достичь цели чистки. Не менее важным был сбор фактов и доказательств того, что население прибегло к самым жестоким мерам против большевиков и евреев самостоятельно, без указания немецкой стороны...»

Т.е. две задачи: первая – организовать население на «чистку», и вторая  задача  (не менее важная даже во время войны!) собирать (для мирового общественного мнения) факты, как «…население прибегало к самым жестоким мерам… самостоятельно, без указаний…»

Знал Эренбург, как отступая, когда, казалось бы, было совсем не до того, немцы, где только успевали, вскрывали рвы с трупами убитых евреев и старались сжечь трупы, заметая следы. 

Когда Эренбургу, в числе известнейших евреев Советского Союза,  предложили, подписать письмо в «Правду» с просьбой о депортации, он, как и все (ну, может, чуть больше) понимал, что это, вместе с «Делом врачей»,  – следующий этап Катастрофы.

Как и все вызванные подписать письмо, Эренбург понимал, что громадная машина уже запущена, решение принято и сделать невозможно уже ничего.

Все вызванные думали, не могли не думать, о близких и далеких последствиях подписи под таким письмом. Для каждого из них.

Эренбург, кроме того, думал и о другом. Он думал, чувствовал, знал, что именно он и есть тот человек, тот единственный человек, который может, а значит и должен сделать невозможное – войти к «Ахашверошу» и, на самом краю,  как-то блокировать «царский указ».

Вся  биография Эренбурга, прекрасно известная Сталину, готовила его к этому, главному дню его жизни. Он был тот, вероятно, единственный человек на свете, который посмел и смог успешно угрожать всесильному Сталину, современному Ахашверошу. Угрожать теми последствиями депортации, которые в тех конкретных внешне- и внутриполитических условиях могли оказаться опасными лично Сталину.

Разумеется, используя подходящую форму, лексику и аргументы. 

Хотел бы, мол, посоветоваться, не повредит ли письмо (а оба точно знали, о чем и для чего письмо) так вот, не повредит ли письмо (как думаете чему?)... срочно необходимой ассимиляции людей еврейского происхождения, еще не осознавших..., что (согласно, мол, Вашей теории), еврейской нации нет. И дальше в таком роде. Вплоть до чуть ли не издевательской концовки: "Само собой разумеется, что если это (а оба точно знали, что значит "это") может быть полезным для защиты нашей Родины и для движения за мир, я тотчас подпишу "Письмо в редакцию".

И добился – Сталин прочитал, услышал и понял именно то, что хотел ему сказать Эренбург. Услышал и понял, чем последствия депортации в тех конкретных внешне- и внутриполитических условиях опасны лично ему, Сталину.

Уже много лет были в земле те, кто мог хотя бы помыслить так с ним разговаривать. А этот осмелился написать. Так и написал:  “…я осмелился написать”.

Может быть Эренбург, со своей биографией, и был тот единственный, чьему мнению Сталин поверил. Поверил и – отложил свое решение. Депортация была блокирована..

Но царь Ахашверош и века спустя – царь. А царские указы, как известно, не отменяются. И Эренбурга снова, уже Маленков, пригласил на Старую площадь, в ЦК, где вместе с Кагановичем передали волю владыки – подписать пресловутое письмо. Чтобы не смел думать что он не как все. Подписав, Эренбург был в отчаянии, он еще не понял тогда, что это уже не имело никакого значения.

Его подвиг блокировал депортацию. 

Потом в действие вступили другие силы, был Московский Пурим 5 марта 1953 года, и жизнь пошла другим путем. 

Прошли годы и сейчас даже как-то трогательно, когда, как пишет замечательный Бенедикт Сарнов, его жена назвала письмо Эренбурга Сталину – лакейским. Ей, наверно, и одежда Эстер, когда та вошла к Ахашверошу, показалась бы несколько неприличной – вот это было прикрыто недостаточно, а то не было прикрыто совсем.

Если бы задача была показать Сталину, как Эренбург благородно может наплевать на этого семинариста-недоучку и т.д., он бы, думаю, нашел слова. Но у него была другая задача.

И ее он решил – блестяще. 

Возможно, только потому, что тогда, во второй половине ХХ века, Илья Григорьевич Эренбург успешно вошел к Ахашверошу - мы в этот Пурим  живем, растим детей, внуков и правнуков. 

Запомним это, передадим нашим детям и внукам, а те – своим. 

И скажем – аминь, да будет так.