Я знал одной лишь думы власть,

Одну, но пламенную страсть.

Она, как червь, во мне жила.

          Это М.Ю.Лермонтов о Мцыри. Но про меня тоже. Моя жена, Евгения, назвала меня «человеком одной проблемы». Давно это было, видя мои увлечения в профессии, иногда в ущерб другим радостям жизни. Можно посчитать это как характеристика ограниченности, а можно как увлеченности чем-то до такой степени, что пока цель не будет достигнута, все остальное не существует. Но если эта цель того стоит, то все сказанное выше оправдано. Об этом рассказ из моей жизни в гидрогеологии.

            Стоит вернуться и вспомнить несколько фактов, имевших для моей научной биографии принципиальное значение.

            В начале 70-х меня взяли внештатным экспертом в Государственную Комиссию по запасам полезных ископаемых СССР. Я стал первым в истории ГКЗ СССР экспертом геофизиком по запасам подземных вод. Я, хоть и был молод, но в этой части гидрогеологического производства уже достаточно поднаторел. Объективно назрела пора анализа вклада геофизики в это дело. Л.С. Язвин предложил меня. Этой рекомендации было достаточно. Я оказался не только подготовлен к этому, но и сам уже успел внести свою лепту в практическую гидрогеофизику, чтобы ее пользу заметили. Именно на этом сочленении геофизики и гидрогеологии я стал кандидатом геолого-минералогических наук. Наверно первым такого рода в СССР. По крайней мере, одним из первых. Как много это мне дало. Хотя формально моя функция была ограничена геофизической частью, но изучать отчет надо полностью. Так что школа эта мне пригодилась впоследствии. Я познакомился и с мэтрами: Е.Л. Минкиным, Ф.М. Бочевером. А также с другими молодыми экспертами, потом ставшими известными людьми, например, Слава Шестопалов, Борис Самсонов.  Я объехал в хороших компаниях почти весь Союз с пропагандистскими выездными сессиями или семинарами от ГКЗ, например,  в Закарпатье, Киргизию, Магадан, Владивосток, Чукотку, Урал, Байкал.

            1969 год сохранился в моей памяти как судьбоносный для моих научных изысканий на будущее. В МГРИ защищалась кандидатская диссертация Грикевича Э.А. из Риги. По автореферату было понятно, что речь идет об области, соответствовавшей нашим интересам. Но подход к проблеме был новым, и это вызвало мой особый интерес к этой работе. И не только у меня. Не зря же она представлена к защите и поддерживается столь серьезным образовательным и исследовательским учреждением. Грикевич бывший морской офицер инженерной службы. К геологии отношения, казалось бы, не имеющий. Его новое гражданское место работы имело заботы с пескованием скважин. Отсюда тема диссертации. Ее главная идея – анализ кинетики притоков в скважину. Это наша область. Реферат обычно раскрывает общие положения работы. Чтобы понять суть, надо читать или слушать саму диссертацию. Оказывается, использовано фундаментальное положение физики, – уравнение движения тел переменной массы. Применительно к этой конкретной задаче известны только две работы на этой теоретической платформе. Первая американская 1953 года и вторая советская 1963 года. Грикевич, значит, третий. Конечно, это не повтор. Каждая работа сделана по-своему из своих взглядов на физическую модель, ее граничные условия, на допустимую меру абстракции. Это обычное дело при трансформации и адаптации фундаментальных положений к прикладным задачам. Я слушаю, но что-то во мне сопротивляется принятию предложенного решения. Нет, то, что это интересно и перспективно для поставленной задачи, это я понял сразу. Но то, что принятая гидравлическая модель имеет существенные ограничения на стенке скважины, меня не удовлетворяет. Все зависит от цели. Для той цели, которую поставил перед собой автор, да. Факт, Грикевич молодец. Но я прикидываю в уме, как это может подойти к моей цели, если это решение применить, и здесь меня что-то не устраивает. Я испытываю потребность покопаться в этом поглубже. В этом же году вышла книжка Грикевича, где вся его диссертация опубликована полностью. Это то, что мне надо. Я высказал  похвальные эпитеты автору лично при встрече и делаю сейчас. Все исходные данные его экспериментальных исследований находятся в приложении к этой книжке. Так что я имею все для собственного анализа тех же данных. Результаты этого анализа, показавшего мне, почему я чувствовал  дискомфорт, были потом мною опубликованы в моей книжке в 1981 году, которая была написана по моей докторской диссертации.

            Усмотреть для себя перспективу, это только часть дела. Я потратил уйму времени на решение прямой задачи притока с новыми граничными условиями. Отличительная их особенность от всех прежних подходов заключалась в том, что я ничего априори не упрощал и ничем не пренебрегал. А потом рассмотрел возможные частные случаи. Одним из них оказался случай Грикевича. И увидел, что это хорошо. А еще я посмотрел на эту задачу как физик, а не как математик. Это не одно и то же! Физик интересуется сущностной стороной задачи, математик ищет форму ее выражения. Отсюда и проистекают априорные упрощения задачи в угоду получения простой математической формы.

            Вставка. Меня удивило, что В.М.Шестаков, корифей гидродинамики, зачем-то тоже взялся за эту задачу. Но как математик. И получил нагромождение математических выкладок, с неопределенной целью, и совершенно неудобоваримых для применения. А он сам этого и не предлагал. К этому он больше не возвращался. Только опубликовал статью в солидном академическом журнале. Меня бы к этому журналу даже близко бы не подпустили. А тут, пожалуйста, упражнение. Так я это воспринял.

            Меня интересовала постановка задачи в общем виде для всей системы скважина-пласт. Это не самый простой путь. Я не знал наперед, к чему он приведет, но избрал именно его. Исходной посылкой было постулирование, что вся система скважина-пласт, это саморегулирующаяся гидродинамическая система. И коли так, в ней должны существовать устойчивые внутренние закономерности, обеспечивающие это саморегулирование. Этот почти философский подход важен для понимания всей стратегии, так как тем самым обеспечивается минимизация внешних исходных данных за счет выявленных внутренних законов и закономерностей. А это физическая задача. Я физик и есть.  Для ее решения можно и «святотатствовать». Математику, ни-ни. А физику можно. Система скважина-пласт состоит из двух разных в физическом смысле сред. Но для того, чтобы система сохранилась как целое, я произвольно, опять же, как физик, ввел коэффициент уравновешивания потерь энергии в разных средах, назвав его «коэффициентом фильтрационной вязкости». Дерзость? Может быть. И потом долго искал математический инструмент, чтобы выразить его через те же данные опыта, чтобы это было практически приемлемо. Я как бы открыл дверь в волшебную сокровищницу. Но ничего готового там нет. Меня ждала там вереница все новых и новых загадок и задач и экспериментальных проверок. 

            Короче. Благодаря такому нововведению и потом применению известных гидродинамических и гидравлических законов и положений все необходимые составляющие системы стали доступны определению как виртуальные члены одной конструкции. Но главное, соблюдены и удовлетворены все ограничения уравнения Тейса/Джекоба, и рабочие формулы имеют вид привычный для гидрогеолога. Получилось просто, как все гениальное, похвалил я сам себя. Здесь я немного забежал вперед. Имею право, ведь это воспоминания о уже прошедшем.

            Итак, мои опыты в физической модели. Они потом получат статус эталона. Печки, от которой я теперь буду танцевать. Так не делал никто, и не пытался. Так вот. Я спроектировал и построил экспериментальную модель, которая отвечала по своей насыщенности моим требованиям к физической модели. Важной дополнительной частью экспериментов являлось измерение расходограмм вдоль фильтра и поля давления во всем пространстве модели. Этим самым я замкнул круг, в котором оказались все информативные характеристики эксперимента. Таким образом, я мог анализировать пространственную картину поля давления и потоков де-факто. 

            При всем ореоле величия института ВСЕГИНГЕО его возможности для таких работ были весьма скромными. Благо, Марат Исмаилович Фазлуллин, заместитель директора института, ко мне благоволил, и все, что возможно, я получил. Мне казалось этого достаточно для начала. Во мне еще не угас энтузиазм моих прошлых сибирских подвигов. Мне выделили место в помещении другой лаборатории, потеснив их, к немалому их недовольству. Каких трудов стоило мне и моим помощникам создать эту модель в тех условиях. Но желание и энтузиазм, это тоже фактор, который участвует в работе. И получил, наконец, данные для проверки начальных теоретических положений и возможных приложений. Кстати, эта моя модель просуществовала всего два года. Однажды, придя утром, я обнаружил ее разрушенной и сваленной во дворе. Я не стал задавать вопросов, жаловаться. Мне было ясно. Мне хватало забот в теории. Хотя количество даже однотипных опытов тоже имеет значение. Статистика. Но, как говорится, чем богаты, тем и рады. Эти результаты подтвердили теорию, но только в ее основных положениях. А на  большее эта модель была и не способна. Из теории также следовало, что в этой системе должны существовать устойчивые соотношения между гидравлическими параметрами для разного режима течения. В этих экспериментах это было заметно. Далее  нужен был другой масштаб экспериментов. Такое можно было получить в опытах на натурных объектах. Я их активно проводил в Белоруссии в 80-е годы. Я еще не мог предположить, к какой конкретно идее и результату они приведут, но на всякий случай развивал и расширял базу экспериментальных данных в натурных условиях. К счастью там оказались активные и увлеченные люди. Рабочей задачей в этих работах того времени была количественная оценка фильтрационной анизотропии для моделирования неоднородных водонасыщенных формаций при оценке запасов подземных вод или их дренирования в задачах осушения подземных предприятий. Ох, как мне пригодились эти данные потом, когда главная моя идея обрела цель и направление движения к ней. Но уже не было времени их анализировать. Этим я занялся в Израиле. Именно здесь я выявил и подтвердил устойчивость структурообразующих соотношений, о чем только предполагал прежде, и о чем никто никогда нигде не писал. Ушли годы на понимание. А что дальше? Лишь после того как я смог это осознать, я смог сформулировать направление и структуру обратной задачи. Ничто не бывает понятно просто так с первого подхода. Но если оно должно быть, то значит, его можно извлечь. Если теория хороша, она должна принести плоды. Для этого нужны новые идеи и упертость. Они пришли через пятнадцать или больше лет после описанных лабораторных экспериментов.  Так я пришел к методологии опытно-фильтрационных работ и без расходограмм и без наблюдательных скважин вообще. Закон отрицания отрицания. Эта цель была достигнута в базовом варианте ступенчатой откачки и, как цепная реакция, во всех возможных частных случаях наблюдения динамики уровня в насосной скважине. Причем объём параметрических определений оказался настолько большим и достоверным, что это в принципе недоступно никаким другим методам, известным и принятым сейчас в науке и производстве.

            Кажется, сбывается пророчество Чуприна. Настала пора перевернуть с «ног на голову» методологию прикладных гидродинамических исследований. Не помню, кто сказал: «прорыв в науке обеспечивают не деньги, выделяемые  на это, а когда появится человек, которому это интересно». Таким человеком оказался я. Надо об этом поведать миру. Я ничего не публиковал по ходу работы. Вся эта работа была похожа на складывание мозаичного ковра с еще неопределенным трафаретом и неполным набором камешков. Как можно предлагать такое публиковать по частям? И кто на это согласится? К тому же сегодня я этот камешек вклеил, а завтра, может, заменю на другой. А когда ковер сложился, он стал неподъемным, oversize. Например, я не смог договориться с журналом Water Resources Research. Статья, представляющая  теоретическую часть, составляет 27 листов. Это без алгоритма. Публикация такой статьи целиком стоит немалых денег. Я предложил разделить ее на две статьи, чтобы уложиться в объем бесплатной публикации. Один редактор с этим согласился, другой — нет. Возможно последний был прав. Представитель третьего мира может рассчитывать на льготу по оплате. Так я не в третьем мире. Я даже не просил об этом. Я частное лицо. Человек с улицы. Не получив согласия на раздел статьи, я махнул рукой. Я свободный художник, мне незачем подтверждать свое служебное положение публикациями. В конце концов, это мое хобби. Нужны другие механизмы воздействия. Вот они, издержки независимости. Теперь возвращаясь мысленно к этому эпизоду уже как бы издалека и со стороны, я думаю, не ошибся ли я, поступив таким образом. Неправильно, если такие вещи пропадут.

            Очнувшись от своих грез, я обнаружил себя Робинзоном на острове, обитаемом дикарями. Не в смысле дикими людьми в набедренных повязках, а современниками, но «обернутыми» в старые постулаты теории и правила как вести изучение и оценку подземных вод. Но это бизнес. Человек с советской ментальностью это понимает не сразу. Они справляются с хозяйственной задачей. Им за это платят. И они имеют на этом свой доход. Ну а то, что это уже вчерашний день прикладной гидрогеологии… В капитализме как? Имеешь что-то стоящее? Создавай свой бизнес, и «быть или не быть». Но мне уже за восемьдесят. Всему есть предел.

            В 1979 году я представил докторскую диссертацию. Она представляла новое направление в гидрогеологических исследованиях на основе метода расходометрии, что вытекало из моих теоретических и экспериментальных разработок к этому времени. Наш штаб, состоящий из Лени Язвина, Бори Боревского, Вимы Гродзенского и Матвея Хордикайнена, обсуждает мои шансы. Главным прогнозистом, является, конечно, Леня. Он член Совета. Он начинает прикидывать с карандашом в руках. Значит, так: «За то, что кому-то ты покажешься слишком молодым, ты получишь один черный шар. За то, что кому-то не понравится твоя работа, ты получишь еще один-два. За то, что ты еврей, ты получишь еще столько же. Итого 5, даже если 6. Это максимум. Остается проходное число». Вот с такими шансами я выхожу на защиту. Официальными оппонентами по диссертации назначаются: профессор Бабушкин В.Д., профессор Мироненко В.А., профессор Усенко В.С. Пока суд да дело, Бабушкин заявляет о своей эмиграции в Америку. Из-за этого  отказывается даже от Государственной премии СССР, к которой уже представлен и, всем очевидно, что был бы награжден. Добавляют четвертого оппонента. Им становится профессор Плотников Н.А. Это потому, что официальный оппонент должен лично присутствовать, а Бабушкин уже, как бы уехал. Но отзыв он все равно должен представить, раз уже официально назначен. Кто эти ученые, знает каждый гидрогеолог. Они авторы многих книг и цитируются многократно. А Плотников, он вообще первый профессор гидрогеолог в СССР.  Передовым предприятием назначается НИИ в г. Октябрьске. Это крупное научное учреждение, выросшее на базе нефтяных работ в Приуралье и Поволжье. Я им знаком как руководитель направления по скважинной геофизике в главном НИИ страны в области гидрогеологии. Опускаю некоторые забавные моменты защиты. Итог: 100% голосов.

            Забегая вперед, скажу, что содержание моей докторской диссертации оказалось прологом для более значимого этапа исследований, а затем де-факто для открытия, которое я тогда не предвидел, но потом это произошло. Неужели именно это имел в виду Чуприн, и хотел воспрепятствовать. Шутка. Но в каждой шутке есть только доля шутки. Потребовалось тридцать лет. Нет, слово «потребовалось» не годится. Никто не ставил это как цель и не финансировал, не поручал, и соответственно не требовал. Но был повод. В 1978 году вышла книга В.А.Мироненко, В.М.Шестаков, 1978, Теория и методы интерпретации опытно-фильтрационных работ, Москва, Недра. Эта книга подводила черту под уже накопленным опытом и определяла задачи на будущее. Вот цитата, имевшая для меня мобилизующее значение. «Как и в других науках о Земле, в прикладной гидрогеологии проблема достоверности исходных данных стала сейчас определяющей для дальнейшего гармоничного развития теории и практики. Естественно искать причину низкой точности наших исходных данных в принципах их определения, т.е. в первую очередь в теоретических и методических основах опытно-фильтрационных работ. Отсюда возникают своего рода «ножницы» между возможностями формально-теоретического анализа и грубой схематизацией природной обстановки». Это было как раз время массового применения метода по Тейсу/Джекобу и его вариантов для разных граничных условий на этой же основе. Спустя много лет я, участвуя в дискуссии о параметрических определениях водоносных пород, высказался еще более категорично. Но для этого у меня уже появились основания. Вот это в переводе на русский: «Уравнение Тейса, как основа современной гидродинамики, безупречно как академическое решение. Но выбранная технология его применения для практических целей не оправдывает надежд на то, что теория и реальность адекватны друг другу. В результате расчетные значения коэффициентов фильтрации и водоотдачи (особенно) являются иллюзией объективности. Использование таких параметров для построения моделей становится бессмысленным, а сами модели являются продуктом визуализации воображения и интуиции исполнителя. Это приемлемо, но не заслуживает доверия. Не случайно вопрос о критериях надежности прогностических гидрогеологических моделей остается без ответа в течение нескольких десятилетий с самого начала появления математического моделирования гидрогеологических процессов. Тейс и его последователи заложили основу математической гидрогеологии, но способ, которым его применяют, можно назвать профанацией. Вывод напрашивается сам: фундаментальному уравнению Тейса нужна новая концепция его адаптации к реальности. Мы владеем Know How такой адаптации, но для адептов нынешней методологии это кажется богохульством. Стоит двигаться дальше или пусть все будет так, как есть?».

            История повторяется как фарс. Это не моя фраза. Ключевое слово для меня здесь «повторяется». А «фарс», это вообще не к месту. Накопившаяся энергия недовольства национальной политикой скрытого государственного и открытого бытового антисемитизма привела к взрывному исходу евреев из СССР в начале 90-х. Напрашивается сравнение с библейским исходом. Там говорится: «рабами мы были в земле египетской» и потому исходим. Здесь другое. Причину здесь надо искать в этической несовместимости. Когда мы вернулись из эвакуации, маме рассказали, как были убиты родители и братья моего отца и их еврейские соседи, и кто помогал в этом немцам. В мою детскую память это попало, но следствий не возымело. Мал был. Вы помните общество «Память», вдохновленную идеями перестройки? И антисемитскую истерию в стране, которая, думаю, разгорелась не без хорошо спланированной провокации? Я помню. История повторяется? Было похоже на то.

            Итак, с начала 1991 года мы, т.е. я с семьей в Израиле. Начинается жизнь с нуля. Снова. Но уже здесь. Израиль страна вполне современная, капитализм с рудиментами социализма с человеческим лицом. Но ты в ней кто, если ты сам сюда пришел? Это, прежде всего, потеря общественного положения при всех существующих атрибутах свобод. Я говорю о людях моего возраста, ученых, носителях инженерных знаний и научных идей. Эта интеллектуально активная часть общей волны оказалась нежданной. И безденежной. И потому зависимой. Когда я время от времени задаю сам себе вопрос «зачем?», «правильно ли?», или меня об этом спрашивают другие, отвечаю сбивчиво и неоднозначно, в зависимости от того, какой из аргументов лидирует в данный момент. И соответственно своему настроению в данный момент. Ведь в моем сознании  и памяти не стерлись положительные преференции, которые я получал на своем пути в профессии и жизни в СССР.  Поэтому на такие вопросы еврею, даже такому ассимилированному в русскую культуру и историю, что ментально я уже и не еврей вовсе, можно отвечать только в контексте исторических событий и процессов. Тогда, возможно, оценки будут не так противоречивы. А эти процессы начались. И этот один из них, и может быть даже первый такого рода в современную эпоху. А что если посмотреть на это историческое событие в позднем СССР в целом, в разрезе не личности, а общества, с позиции логики, не стихийный же это бунт против власти, евреи всегда были лояльны к государству, в котором жили. А если и участвовали в общественных движениях, то не как инициаторы. Что же было в идее у этого государства, что получили в осадке? Можно выделить несколько уровней рассмотрения.        

            Первый, это обывательский уровень.  Израильский домовладелец и работодатель хорошо обогатились на этом сразу и потом. Впрочем, как и население тогда еще суверенного СССР. Тут интересы сторон совпали. Но это мелко, чтобы быть целью государственной политики тех и других. Это больше похоже на погром другими средствами.

            Социальный уровень. Советская власть лишила гражданства каждого, покинувшего СССР. И возможности сохранить или продать квартиру. И лишила пенсии: и тех, кто уже достиг пенсионного возраста и тех, кто его может достичь в будущем. Чего она достигла? Уменьшила раздражающую еврейскую составляющую. Может советская власть на этом еще заработала? Ничуть не бывало. Она поступила как  Шура Балаганов, который, имея полные карманы денег, решил своровать кошелек с медяками у старушки. Механически, как он прокричал. Что же здесь? Мой ответ: антисемитизм и результат многолетней изолированности и деградации. Израиль, как воссозданное национальное государство, сразу выдал гражданство каждому еврею, ступившему на его землю, и пособие пожилым людям, матерям одиночкам и инвалидам даже если они не проработали в этой стране ни единого дня. Может Израиль потратился в ущерб себе? Ничуть не бывало. Старики приезжают с молодыми, а молодые с детьми. Это профессионально образованная и с традициями чуть ли не на генетическом уровне к образованию иммиграция. Эти затраты все равно, что инвестиция в акции, которые вырастут, и скоро. Антисемитизм во все времена и во всех странах оказывался в итоге проигрышной картой. История повторяется. И здесь слово «фарс» уместно. 

            А на национальном уровне? Обретена общность судьбы при всей пестроте еврейского народа. Исчезли зажатость, чувство инородца. Особенно в молодом поколении. Они уже свои. Личное мнение здесь уместно. И оно у меня такое. А что дало СССР – России общество «Память», его борцы и сочувствующие из народа? Ответ виден на проспекте Мира в Москве в дни мусульманских молений. Великий Пушкин, я уверен, не это имел в виду, но я позволил себе вольность использовать его стих, внеся изменения, которые, я надеюсь, он, и читатель, мне простят:

Москва... как много новых звуков

В твои границы ворвалось.

И с этим  свыкнуться пришлось.

Это уже процесс. Михаил Васильевич Ломоносов предвидел это, оказывается, приветствовал и наставлял (да простится мне такое использование его великого стиха):

Дерзайте, ныне обретёны,

Раченьем вашим показать,

Что можете и вы Платонов

И быстрых разумом Невтонов

Российской родине рождать

            А на государственном уровне? Израиль как государство окрепло стратегически и рвануло вверх экономически. Новые граждане влились во все структуры страны. И чем дальше, тем больше. А что же новая Россия? Здесь мое личное мнение не нужно. Статистики хватает без меня. Но конкретный пример покажет это наглядно. Это история когда-то моего ВСЕГИНГЕО, выраженная словами всем известного шлягера:

Куда уехал цирк, он был еще вчера

И ветер не успел со стен сорвать афиши

Но больше не горят его прожектора

Под куполом оркестр его не слышен.

            Итак, с начала 1991 года мы в Израиле. Снова жизнь с нуля. Советская власть нас выпустила «голыми». Возраст, это дополнительный минус. Выгребать и выгребать. Государственная программа содействия трудоустройству ученых и научных работников была еще с семидесятых годов. Она поощряла работодателей к приему на работу таких людей. Позже появились и другие. Но это все не автоматом. Не работодатель тебя ищет, а ты его. Программа построена так, что ты еще должен доказать работодателю, что стоишь работы у него. Цунами людей навалилось на маленькую страну. Как его сразу переварить. Нет, никто голодным не остался. Были «корзина абсорбции», различные благотворительные акции. Курсы языка и переквалификации заработали повсеместно. Но это пожарные меры. А дальше. Если бы мне сказали, что в Израиле я начну свою трудовую жизнь с метлой в руках, подметающим улицы Тель-Авива, а моя жена будет мыть чужие унитазы, я бы очень подумал прежде, чем сдать советский паспорт. Я мало что знал об Израиле раньше. Однажды, в конце 80-х, я побывал на израильской выставке в Москве. Как всякая выставка: красиво, все улыбаются, все счастливы. Факт образования и существования государства и его успехи, в том числе в войнах, у меня, как и у всякого еврея, вызывали чувство гордости. В душе. Но это все со стороны. А изнутри? Это их жизнь. Не возникало планов, что я могу быть среди них.

            Старые московские друзья, уже старожилы здесь, вскоре после нашего приезда, позвонили мне из Иерусалима с сообщением, что в Тель-Авиве на днях, т.е. в мае 1991 года, будет проходить международная конференция по геомеханике. Возможно, мне стоило бы там побывать и познакомиться с полезными людьми. Они организовали приглашение, и вот я там. Конференция международная, значит рабочий язык английский. Я понимаю. Не дословно, но достаточно. Вот какой-то профессор из Хайфского Техниона выступает с вступительным словом. Он красиво говорит о теме конференции и, между прочим, о том, что в Израиль приехало много высококвалифицированных специалистов и ученых и им нужно помочь интегрироваться в израильскую науку и практику. Я еле дождался перерыва. В перерыве я подошел к нему, представился, и сказал, что я один из тех, кого он призывал интегрировать. И я буду ему благодарен за такую помощь. Он чуть не поперхнулся своим кофе. Он ведь выступал для прессы. А тут оказался новый репатриант! Живой. Его отвисшая челюсть не сразу встала на место. Вот и приехали. Но все-таки начало осады было положено. Потом было много всего и даже интересного и не очень.

            Справедливости ради надо сказать, что сразу появилось много волонтерских ячеек и организаций для помощи новоприбывшим в трудоустройстве. Клянусь, они искренне стремились помочь. Например, мне помогли.  Эту женщину преклонных лет, иммигрантке из России 20-х годов, звали Мики Голан. Ее уже нет в живых, но моя память о ней жива. Она вывела меня из небытия на свет божий. Я слышал немало рассказов о случайных везениях. Это еще одно из них. Может это земля такая. Вся еврейская история насыщена чудесными свершениями по воле Господа. Я ведь был у Стены Плача. И, как и все, что-то просил у Него. Так может, это он и прислал мне Микки. Она познакомила меня с человеком, встреча с которым тоже неизгладима. Профессор Харель. Медик, меценат, опекавший приехавших музыкантов. Когда-то был на дипломатической службе в Москве. Очень чисто говорит по-русски. Но главное глаза. Удивительные для очень пожилого человека лучистые и улыбающиеся глаза. С таким человеком хочется говорить и говорить. Он шутит, ему интересно про подземные воды, про то, как бедуины находят воду в пустыне. А я пришел за другим. Нет, он понимает, и предлагает принести ему мое резюме. Оно со мной, на английском. Через две недели меня подзывают к телефону. Меня приглашают на беседу к главному инженеру консалтинговой компании ТАГАЛ, Исраэлю Сурпину. На столе лежит копия моего резюме с чьей-то надписью. Потом я узнаю, что это просьба министра науки Юваля Неэмана побеседовать со мной на предмет возможного трудоустройства. Я рассказал о себе по-английски. Это второй раз в жизни я разговаривал на этом языке. Нас ведь учили чтению и переводу. Месяц курсов разговорного английского в Москве сгодился как раз. Надо отметить, что у меня не было ни одного случая, когда бы мой слушатель испытывал неприязнь ко мне, выказывал раздражение или нетерпение из-за моего плохого владения языком. Потом было то же, когда я рассказывал о своих делах на иврите.

            С этого момента прошло еще полгода, в течение которых я побывал и сторожем, и уборщиком мусора. Вот так. В день, когда меня зачислили на работу, я пошел с Женей поблагодарить Мики. А попал на неделю скорби по умершему, есть такая еврейская традиция. Опоздал поблагодарить лично всего на несколько дней.