Народ Израиля – богоизбранный, и всё в этой стране происходит не так, как у других. Здесь иначе живут и умирают, иначе мыслят и принимают решения. Иная здешняя действительность такова ещё и потому, что большинство друзей и родных живут разбросанными по всему Земному шару, а смертельнейшие враги – в одном дворе. И даже войны здесь начинаются и кончаются иначе, чем во всем остальном мире.

   Начало Второй Ливанской пришлось на среду 12 июля 2006 года, оставшись почти незаметным для жителей Западной Галилеи в потоке сбивчивых и смутных сообщений о случившемся. Речь шла о пограничном инциденте, в результате которого были похищены двое солдат-резервистов из состава атакованной патрульной машины. После ухода ЦАХАЛа из Южного Ливана в  2000 году наглое поведение противника стало уже обыденным. Но, видимо, предел есть всему, в том числе и еврейскому терпению… Выработка трудных решений правительства шла за кадром хроники, и население, в том числе и нашего Кармиэля, о ней не подозревало. А там тем временем было твёрдо решено ни на какие переговоры с террористами не идти, никакого показательного обмена на многие тысячи заключенных террористов не устраивать. При этом предполагалось показать маньякам из шиитской проиранской Хизбаллы кто в доме хозяин. Да и руководство Ливана, многажды уже предупрежденное, что Израиль не допустит более нападений с ливанской территории, должно было наконец ответить за свое бездействие.             И на следующий день началась отработка армией правительственного задания. В воздух подняли боевую авиацию, и буквально в течение одного дня она разбомбила в южном Ливане все известные позиции террористов, большинство мостов, электростанций, аэропортов и узлов связи. Особое внимание было уделено ещё и Бейрутскому району Дахия, застроенному и заселенному боевым крылом Хизбаллы и её руководством. Там располагались склады с оружием и системы управления. Понятно, что ответа на подобные действия ЦАХАЛа ждать пришлось недолго. Наш город располагался в 20 километрах от южной границы Ливана. Он-то и стал одной из первых целей террористов.

   В четверг 13-го июля сидел я на работе и ломал голову над очень срочной и ответственной задачей, которую мы прорабатывали для серьёзного заказчика, взявшегося за проблему резкого увеличения эффективности оборонной техники. Работа была в высшей степени интересной и экономически чрезвычайно выгодной. Но тут в мою лабораторию заглянула Аня, молодая женщина-экономист, в прошлом, как и я, москвичка, периодически забегавшая ко мне поболтать.

- Вы слышали? Сейчас по радио сказали, что только что ракетами обстреляли Гиват-Рам. – сказала она.

   Поскольку жил я именно в Гиват-Раме, дальнем от промзоны районе Кармиэля, сообщение заставило подскочить с места. Посмотрел на часы – начало третьего. И, взяв со стола ключи, направился к своему Опелю. При подъезде к поселку ничего особенно грозного не увидел, поэтому, проехав мимо нашего домишки и убедившись, что с ним всё в порядке, я двинулся дальше и выехал на самую северную улицу. Стрельба из Ливана ведется по нам именно с Севера. Там, над обрывом заброшенной каменоломни, гомонила на двух языках толпа.  Израильтяне выглядели побойчей, а наших, русскоязычных, произошедшее явно озадачило. Такое они видели впервые. Остановив машину и подойдя к ним, я заглянул вниз и с высоты метров пятидесяти на дне карьера увидел несколько дымящихся воронок и суетившихся возле них людей в полицейской форме. На обочине проходившего тут же шоссе рядком встали несколько автомобилей, любопытствующие пассажиры которых уже начинали выходить из машин. Один из сотрудников полиции жестами показывал им не задерживаться и двигаться дальше. Больше ничего интересного там не происходило, и я решил вернуться на работу. Но оба здания нашей фирмы оказались закрыты, а на входных дверях мигали синие лампочки включенной охранной сигнализации. Было видно, как вдоль проезда разъезжались последние машины с соседних предприятий. Знакомый парень из покрасочной мастерской, проезжая мимо меня, притормозил, опустил стекло и сказал:

- Радик! Ты слышал, полиция запретила все работы в промзоне!  Из-за угрозы ракетного обстрела! И вообще, на ближайшие дни запрещены все массовые скопления людей. Супермаркеты, предприятия, кинотеатры. Как тебе такие новости?

- Оп-п-п-п-А! Лихое начало. Спасибо, что предупредил.

   И мы разъехались по домам. Вечерние новости были относительно спокойными, в них выражалось возмущение провокациями Хизбаллы, сообщались кое-какие подробности боевых действий в Ливане. Кармиэль был не единственной целью террористов. Обстреляли ещё и Акко, Нагарию, Шломи, Цфат и Кирьят-Шмону. Сообщалось о первых жертвах обстрелов.

   Пятница была объявлена нерабочей. Я возился дома с какой-то ерундой на выходящей на Север веранде, когда по ушам ударил неестественно резкий и разрывающий воздух звук. Подняв голову, посмотрел вперёд и секунду спустя метрах в ста впереди и немного ниже нашего дома увидел взметнувшуюся буро-красным пузырём черепичную крышу. Одновременно по ушам резануло вторично. А вслед за этим ещё трижды долбануло где-то правее и сзади.

- В дом! Зайди в дом! – испуганно кричала жена.

   Но я уже рванулся вниз по переулку в сторону пострадавшего одноэтажного дома, куда подбежал вторым. Фасад был невредим, хотя по асфальту были разбросаны обломки черепицы и осколки стекла. В дверях мы натолкнулись на пожилую хозяйку, собиравшую в проходе рассыпавшееся содержимое стенного шкафа.

- Кто ещё в доме? – спросил, мой напарник. Но она даже не обернулась, а я показал ему на уши, оглушена, мол.

   Справа в открытом проеме кухни мы увидели сидящего за столом старика. Он смотрел на нас непонимающим взглядом, в руке держал вилку с наколотым блином. Рот его был открыт, а глаза часто моргали. Видно было, что он нас тоже не слышит. И, обойдя женщину, мы проскочили внутрь. Левая комната была цела, в ней никого не было, и только выбитое наружу стекло оконной рамы и разбросанные по полу мелкие вещи свидетельствовали о случившемся. Но в правой, где разорвалась ракета, разрушено было всё. В воздухе висела пыль, сквозь которую, с изрядной внутренней дрожью, мы вглядывались внутрь. Но, слава Богу, людей там не нашли. В мощном железобетонном потолке зияла огромная пробоина с торчащей внутрь арматурой. Комната эта имела прочные бетонные стены, что и локализовало силу взрыва. Напарник чем-то подобным кухонной прихватке поднял с пола цилиндрический осколок ракеты с остатками крупношаговой резьбы, покрутил его в руках, осмотрел и подал мне, потыкав пальцем в опоясок с отштампованными буквами. Я перехватил горячий и рваный кусок металла и прочел что-то типа:

ПЖКД  1829.623.11.234   ОТК  №2.

   Деталь была не очень толстой, но жесткой, калёной, с острыми зазубринами. А напарник посмотрел мне в глаза и сказал:

- Вот и получили привет с далекой Родины. Лекарство от ностальгии. Это ракета поля боя - ГРАД, Мотовилиха их делает, механический завод. Я в армии, когда служил, с ними иногда сталкивался.

   И мы направились к выходу, пройдя мимо набившихся в дом соседей. По двору навстречу нам торопливо шёл мэр города и двое военных с носилками. Увидев меня, а я в это время был членом комиссии городского совета, он поздоровался и спросил на иврите:

- Горкин? Ты? Ну, что там? Раненые, убитые...

- Нет! Нет! Только разрушения в дальней комнате, - ответил я.

- Барух а-Шем! Слава тебе, Господи. – выдохнул он.

- А как в городе обстановка? – спросил я. - Ведь пять взрывов слышались.

- Три остальных по пустырям, а одна по пустой детской площадке в Рамат-Рабине. – ответил он и прошел внутрь, попросив меня не уходить, может понадобиться переводчик. Но один из военных говорил по-русски, и меня сразу отпустили. Вернувшись домой, я закурил на веранде, глядя на горный хребет, из-за которого прилетело к нам это чудо. Остановив взгляд на порушенной крыше, подумал:

- Недолет, 100 м. При дистанции стрельбы в 25 километров это в пределах зоны рассеяния.

   Таким было для нас начало 2-й Ливанской. Первым позвонил племянник из Бостона, делавший там в это время постдокторат.

- Дядя Радя, у меня тут в компе новость, из Ливана обстрелян Кармиэль.

- Да, такие вот тут новости. Но до нас сто метров не долетело.

- Ни фига себе.

- Да уж, как есть, – в трубке запетюкало, звонил кто-то ещё. – Ты извини, Йося, нам тут звонят.

- Да, да, да! Но Вы держитесь!

В трубке раздался голос брата, живущего в Тель-Авиве:

- Как Вы там?

- Недолёт.

- Недолёт, говоришь. Это хорошо. Слушай, а вы не хотите на это время к нам перебраться?

- Да не знаю я, у меня срочная и важная работа.

- Так ты хоть жену к нам привези, у неё ведь ничего срочного и важного нет!

- Спасибо. Я чуточку огляжусь, подумаю и скажу.

- Хорошо. А как вообще в городе?

- Пока нормально.

- Ясно, ну, звоните.

   В первый день позвонило ещё человек десять. Впоследствии это количество немного уменьшилось, но оставалось стабильным после каждого налета. Как только по радио и ТВ проходило объявление о налете на Кармиэль, связь в городе обрывалась от переполнения звонками, восстанавливаясь потом в течение четверти часа. Из Америки постоянно звонил и беспокоился сын.  

   Чуть позже мы осмотрели все пять свежих ещё мест падения ГРАДОВ. Возле них толпился народ, пытаясь разобраться с диковинкой. Любопытные выковыривали из земли осколки ракет, мешая полиции и военным восстанавливать точную картину происходящего. Следующий залп пришёлся восточнее, ближе к центру города, примерно в полутора километрах от нас. Но уже, хоть и с опозданием, сработала воздушная тревога. А ещё через день была установлена и стабильно работала система раннего оповещения, засекавшая старт ракет Хизбаллы. Она мгновенно рассчитывала район предполагаемого падения и включала там сирену воздушной тревоги. Удар следовал примерно через 25–30 секунд, но этого времени обычно хватало, чтобы пройти в укрытие, путь к которому уже на рефлекторном уровне был усвоен каждым. В частных домах современной постройки одна из комнат имела укрепленные железобетонные стены и потолок. В многоэтажных – жильцы выходили из квартир на лестничные клетки, имевшие усиленную защиту. Короче, нужные навыки у всех появились буквально на следующий день, после падения десяти-пятнадцати ракет. Всего же за месяц войны их на наш город и окрестности упало более двухсот.

   Услышав разрывы второго залпа и сирену тревоги, мы начали укладывать вещи. Собрали один чемодан, поскольку было все-таки лето и много верхней одежды не требовалось. Переночевали и с утра выехали. Шоссе было запруженным, мы были далеко не одиноки среди принявших такое решение. По дороге Зоя, нервничавшая по понятным причинам больше меня, объявила, что хотела бы ехать не в Тель-Авив к моему брату, а в Хайфу к своей сестре Лёле. Считая начавшуюся заваруху делом дня-двух, она не торопилась уезжать далеко от дома. Когда же мы приехали туда, а сестра жила ближе к южному выезду, город выглядел, как обычно. Вечером даже вышли прогуляться. Позже я позвонил Йораму, заместителю директора нашей фирмы, и мы с ним обсудили положение со срочной работой, которую я вёл. Решили денёк переждать, посмотреть, как будут развиваться события, чтобы потом уже спокойно принять окончательное решение. За это время он рассчитывал ещё и связаться с заказчиком и армейским командованием.

   У Лёли мы спокойно поужинали, переночевали и утром, прослушав новости, размышляли, чем бы заняться. И в это время по всему городу заработали ревуны. Сестра жила на 13-м этаже семнадцатиэтажного дома. Соседи высыпали в холл к лифтам. Через полминуты раздалось два-три глухих и отдалённых взрыва. По средствам связи объявили, что командование тыла просит население оставаться в укрытиях. Прошло десять минут. Отбоя не было. Кому-то из жильцов позвонили и сказали, что удар пришелся по району Неве-Шаанан.  И тут у меня в мозгу сработала какая-то мужская извилина. Я выкатил наш чемодан из квартиры и велел жене собираться.

- А Лёля? – растерялась она.

- Лёля, если захочет, поедет с нами.

    Сестра собралась за несколько минут, благо чемоданчик с вещами она приготовила по рекомендациям службы тыла заранее. Радио и ТВ работало непрерывно и круглосуточно, населению передавались указания и инструкции. Но вот места падения ракет никогда не уточнялись, дабы не давать лишнюю информацию противнику. Когда мы подошли к лифту, то Лёлины соседи зашумели, сказано, мол, не выходить на улицы. Я ответил, что переждем в подъезде. Лифт оказался не занятым, и мы быстро спустились вниз. Машина моя стояла шагах в двадцати. Прошли к ней, расселись и двинулись к выезду на приморское шоссе. До него проскочили практически свободно, а вот уже на самом шоссе попали в затор. Колонна машин двигалась очень медленно, и за два часа, время потребное для проезда до Тель-Авива и обратно, мы продвинулись только до Зихрон-Якова. И тут у женщин возникла идея заехать к общему знакомому, Антону, жившему в небольшом городке, не доезжая Хадеры. А там уже осмотреться и решить, что делать дальше. Лёля с ним разговаривала утром, и было известно, что в их полудеревенской глуши всё тихо. Протолкавшись в заторе ещё час, мы свернули налево и вскоре остановились возле дома Антона. Разгрузились. Хозяйка накрыла кофейный стол, и мы немного перекусили. Я вышел на улицу и позвонил Йораму. Он находился на фирме. Вся его семья, жена и трое сыновей, уже выехала с вечера на Юг, решив пережидать события подальше от Кармиэля. Он сообщил мне про ещё один утренний обстрел, серьёзного ущерба городу не нанёсший. Плотность городской застройки в Кармиэле не превышает тридцати процентов, поэтому ракеты били в основном по открытым площадям, паркам пространствам между домами. Всё это он уточнил, позвонив в мэрию. Разговор наш закончился на такой политически-замысловатой фразе:

-  Радомир, ты понимаешь, что в данной ситуации я не могу тебе приказывать. Но буду очень рад, если ты приедешь. Когда мы вдвоём, я чувствую себя намного увереннее в этих проектах. Да и за заводом нам легче будет присматривать в четыре глаза.

   Засмеявшись, я ответил, что он может рассчитывать на моё абсолютно добровольное участие в наших делах даже в такой нестандартной обстановке, как сейчас. Как-никак 15 лет вместе работаем. И, войдя в дом, я подозвал Зою. В первый момент она начала возражать:

- Я не хочу тут оставаться одна.

- Так давай отвезу тебя в Тель-Авив.

- Ты с ума сошел. Что тебе там в Кармиэле делать? Куда ты поедешь? – приговаривала она.

   Когда её доводы иссякли, я тихо сказал:

- Ты что не понимаешь, что это война.

- Понимаю, ну и что.

- А то, что существуют законы военного времени. И у меня есть понятия о мужском долге. Молодёжь под огонь идёт, но и нам что-то делать надо. Я не могу бросить свое дело, сегодня оно ещё более важно, чем вчера. Я только что говорил с Йорамом, он на фирме и ждет меня. Семью свою отправил на Юг ещё вчера. Кроме того, мы получили распоряжение продолжать эту работу во что бы то ни стало. Дело настолько серьёзное, что армия готова выставить у нас посты охраны.

   Зоя повернулась и, войдя в дом, подошла к сестре и заговорила с ней. Та, оглянувшись, посмотрела в мою сторону. Общий разговор стих. И я стал собираться в обратную дорогу. Решено было, что женщины пока останутся у Антона. Попрощавшись, уехал. Поскольку Хайфу в тот день уже дважды обстреливали, объехать её я решил через Зихрон-Яков и далее по 70-му шоссе на север. По радио передавали, что во время второго обстрела в Хайфе на университетском спуске был убит человек, ехавший вниз и пораженный ракетой с шариковой начинкой, ударившей в дорогу за 20 метров перед с ним. А во время утреннего обстрела погибли восемь рабочих Хайфских железнодорожных мастерских, куда угодила относительно большая иранская ракета.

   На шоссе большинство легковых машин двигалось мне навстречу. Попутно со мной плотно и ходко шла военная техника. Понимая, что не один я вижу её скопление на этом шоссе, а ехали мы через многочисленные арабские поселки, решил, от греха подальше, свернуть на второстепенное шоссе. И добрался в Кармиэль через Мисгав. А когда, открыв ключом входную дверь, вошел внутрь, то застал у Йорама в кабинете ещё и Бориса, заведующего электротехническим производством, который тоже, отправив в Тель-Авив к дочери жену и тёщу, не усидел дома и приехал сюда. Жил он в районе приморской Нагарии, которая обстреливалась ещё чаще, чем Кармиэль. Причем это был не ракетный, а минометный огонь из-за пограничной горы, угрожавший не самим домам поселка, а машинам на подъездной дороге. А она проходила в прямой видимости из израильского арабского поселка, и откуда по мобильной телефонной связи наводили минометчиков при появлении транспорта. Одного такого информатора армия уже запеленговала и выявила, но, по-видимому, были там ещё и другие, прятавшиеся в лесах по склону пограничной горы.      

   Йорам позвонил в цех станков CNC и пригласил Семёна, ответственного за механообработку деталей проекта. Вместе с ним пришел находившийся там же Леонид, конструктор системы. Впятером мы уселись за столом в совещательной комнате, предварительно заварив себе кофе. Йорам достал из секретарских гостевых запасов железную коробку датского печенья, и мы занялись планированием работы на предстоящие дни. Тогда ещё никто не мог предвидеть, как долго война продлится, поэтому решено было просто не обращать на неё внимания. Но первое, что-таки решили сделать, это   раскатать по проходам пожарные шланги и проверить подачу воды. А ещё переставили огнетушители доступно и близко к пожароопасным местам.

     Вторая Ливанская более всего запомнилась нам ракетными обстрелами и предуведомляющими их за полминуты сигналами сирен. Время начала обстрелов бывало различным. И вечерним, и даже ночным. Но чаще всего оно приходилось на промежуток между десятью и одиннадцатью утра. Мы, как правило, находились на работе. И до начала августа, то есть в течение первых трёх недель, почти каждый раз размеренно вышагивали 50-100 шагов до ближайшего бомбоубежища. Бывали дни, когда сирена в дообеденное время завывала и по два-три раза.

     Городские власти, ответственные за состояние бомбоубежищ, частенько нарушали правила их эксплуатации. В пустовавших в мирное время укрытиях под протекторатом тамошних чиновников размещались всевозможные полуобщественные предприятия. Временные детские сады, клубы по интересам, начиная от караоке и кончая йогой, спортивные тренажерные залы. В нашем «миклате» размещался некий, якобы, джаз-ансамбль, собиравшийся там по вечерам. Пропахшее «травкой» помещение было переполнено старыми креслами и диванами. Тут до нас развлекалась «золотая» молодёжь. Но, тем не менее, вентиляция работала, и даже когда нас уже набивалось там до тридцати человек, воздуха всем хватало. Когда же в первую неделю августа количество народа на заводе возросло, емкость укрытия стала недостаточной.

     Инженерный отдел располагался в пристройке к основному зданию завода. Южная внешняя заводская стена, к которой наше помещение примыкало, была армированной и бетонной. Понимая это, мы в конце концов приспособились, не выходя из помещения, перемещаться при звуке тревоги в сторону этой мощной защитной преграды. Рассчитывали при этом главным образом на то, что от осколков стена нас защитит, а от прямого попадания в крышу не спасёт ничто, в том числе и бомбоубежище. После каждого из обстрелов мы звонили в пожарную охрану, интересуясь районом падения ракет. И когда сообщение относилось к зоне, где находился мой дом, я, предупредив начальство, мчался посмотреть, что там с ним и как. Однажды западную сторону города накрыло как-то особенно сильно. Звук разрывов, обычно глухой, в этот раз был резким и гулким. Потом уже мы разобрались, что так разрываются ракеты с шариковой начинкой. А в этот раз я решил проехаться и осмотреть свой район, где совсем не осталось жителей, поразъехавшихся либо к родственникам на юге, либо в эвакуационные лагеря в Тель-Авиве и его окрестностях. На подъезде к повороту на Рамат-Рабин я услышал пронзительный вой сирены, заработавшей в это утро повторно. Армейская инструкция предписывала прижаться к краю дороги, выключить двигатель, выйти из машины и лечь на асфальт. Я решил прижаться к центральному газону, чтобы, перебежав направо, не рисковать оказаться под топливным пламенем при прямом попадании в машину. Но тут справа и рядом со мной затормозила раздолбанная легковушка, из которой в панике выскочила крупная полная женщина, кинувшаяся ко мне с криками на иврите: «Что надо делать? Что? Скажите? Скорей!»

     Видя её паническое состояние, я резко прикрикнул: «Сюда! Ко мне! Падай под бордюр!»

     Команду мою в целом она выполнила, но не легла, а опустилась на колени, спрятав под бордюр голову и воспроизведя собой позу страуса. Я, придавив ей спину, заставил выровняться, вытянувшись на мостовой впритирку к бордюрному камню. Сам повалился в полуметре рядом, распластался на земле и, протянув руку, прижал к дорожному полотну её голову. Не прошло и секунды, как справа, то есть севернее нас, грохнул взрыв. Над нами просвистел град шариков и поднятой взрывом почвы. К счастью северная сторона Президентского проспекта была отгорожена земляным валом от находившейся чуть дальше общественной автостоянки. А главное, ракета ударила перед бетонной оградой какого-то зелёного насаждения. Всё это прикрыло нас с этой дамой и, в значительной степени, защитило наши автомобили. Крышу моего Опеля обметало черной землей и мелкими кусочками бетона, а у её легковушки, кроме этого же, оказалось пробито шариком заднее правое дверное стекло.

   Автостоянка примыкала к трехэтажному зданию Дворца Культуры, стены которого были отделаны двухцветными стеклянными панелями. В результате близкого взрыва стеклянные покрытия полопались и начали с резким шумом и звоном осыпаться. Приподняв голову и увидев это зрелище, женщина попыталась вскочить. Но я, из боязни повторного удара, удержал её. Через пять-шесть минут позволил ей подняться. С трудом унимая рыдания, она плюхнулась на сидение своей работающей машины и, хлопнув дверцей, умчалась вперед, повернув на кругу налево в сторону Рамат-Рабина. Я посмотрел ей вслед. Над Гиват-Рамом справа от проспекта поднимались три столба сизого дыма и пыли. Увидев это, я мигом забыл про несчастную тетку и рванулся к нашему посёлку.

     Ориентируясь по дымному столбу, дважды от въездного круга повернул направо и остановился позади группы из трёх мужчин, одновременно говоривших по мобильным телефонам. В верхней части коттеджа, стоявшего в глуби двора, зиял сквозной, через две стены пролом. Я подошёл и из разговоров уловил, что первый из подбежавших соседей звонит в полицию, второй в пожарную охрану, а третий разговаривает с хозяином дома, к счастью уехавшим с женой и собакой навестить обитающих на юге детей. Подъехавшие пожарники быстро и сноровисто перекрыли газовые и водяные вентили, отключили электрические и связевые кабели. И, протянув на задний двор водяные шланги, загасили возникший кое-где огонь.

     Сделав петлю вокруг своего дома, я проехал на выезде мимо группы военных, рассматривавших хвостовую часть и обломки ещё одной дымящейся ракеты, угадавший, к счастью, в середину перекрестка, но осыпавшей осколками и шариками противостоящий с южного угла дом, переколотив более половины стекол. На обратном пути заглянул на стоянку перед Дворцом культуры. Там уже стояли полицейские машины. Подойдя ближе, я обратил внимание на пожухшую листву невысоких, года три как высаженных, деревьев, которую проредил шариковый ливень. А потом уже осмотрел и потрогал их изрядно продырявленные и изрешеченные стволы. Один шарик я сумел оттуда выковырять. Он оказался удивительно легким, словно бы алюминиевым, но формой напоминал небольшую фасолину. Очень эффективный и разрушительный боеприпас со смещённым центром тяжести. Запрещенный, кстати, международными конвенциями.

   Ночевал я дома в эти дни, обычно, в самой южной комнате, прикрытой с направления обстрела двумя бетонными стенами и бетонным же потолком. Чтобы не скучать одному, я уговорил Бориса не мотаться ежедневно в Нагарию, а разместиться у меня. Он с удовольствием согласился, благо и кормиться, и поиться вдвоем было намного веселее.

   Подъехав в один из дней к дому вечером после работы, мы увидели на веранде в доме напротив соседского мальчишку. Он уже год как отслужил, но в связи с июльской войной отбыл по срочному призыву в свою часть. И вот появился у себя дома через три недели боев в южном Ливане. Родители его убыли к родным в Беер-Шеву, а сам он, придя в пустой дом, ко всему прочему не смог найти ключи. Но его отец оставил мне их полный комплект от всех домашних запоров, поэтому в дом мы с ним без проблем проникли. Но найти что-либо из съестного оказалось некоторой проблемой, и я предложил пацану идти ужинать с нами. С этим мы поладили очень легко, но нужно было как-то управиться со стиральной машиной. Мешок белья необходимо было постирать. Мама из Беер-Шевы руководила  по  телефону, а сын закладывал грязное, нажимал кнопки, вынимал постиранное и развешивал на веранде сохнуть.

   За ужином Лиор доложил нам с Борисом обстановку. Три недели на передовой, не раздеваясь, отползая только в туалет и на 2-3 часовую паузу для сна, под непрерывным снайперским огнем. Июльская жара, не спадающая даже ночью. Проблемы с подвозом воды и еды. Все радости военного быта в одном пакете. Соседнюю роту отравили не продезинфицированной питьевой водой. Раненых приходится выводить или выносить ползком до полукилометра. Убитых, слава Богу, не было. Домой отпустили на двое суток. А назавтра вызвали его для перевооружения и снова отправили в Ливан.

   Утром на заводе ждал сюрприз. Оператор одного из станков СиЭнСи не вышел на работу. Когда я позвонил ему домой, оказалось, что он разгребает результаты вечернего налета. Ракета ударила через наружную бетонную стену его квартиры в простенок между двумя окнами салона. Сам он сидел в это время слева по линии полета снаряда за письменным столом и пытался разобрать некий текст на английском языке. Жена, преподавательница английского, хлопотала над ужином на кухне. А поскольку Илье сразу не удалось понять содержание, он окликнул жену, и та, ворча и очень неохотно оторвавшись от своего занятия, прошла к нему и встала рядом, чтобы перевести ему текст прямо с экрана. Сирена зазвучала за полминуты до этого. Требовалось выйти на лестничную клетку к лифтам. Но они задержались над текстом. И тут - удар, грохот, смерч огня и мелкого камня проносится у них за спиной и прошибает кухонную стену, а там уже разлетается на осколки. Слава богу боевая часть не сработала и взрыва, как такового, не было. Но, тем не менее, пережить такое оказалось совсем непросто. Во-первых, оглушило обоих, во-вторых, бросило на пол и их самих, и компьютер. В-третьих, изрешетило мелким камешком кожу на спине. Всё стекло в серванте разлетелось вдребезги. Со стен осыпалась вся «наглядная агитация», и фото, и картины. Короче, три дня Илья с женой, а дома оказались лишь они вдвоем, заклеенные со спины пластырем, приводили помещение в порядок, ожидали страховых агентов, ремонтную бригаду и всё, связанное с восстановлением целостности стен жилища. И таких по городу было десятки семей.

   Одной из больших городских проблем оказались нерадиво брошенные на улицах домашние животные. Думали, что на день-на два уезжают. Я держал возле калитки на улице таз с водой. Кошки и собаки собирались и за день выпивали его полностью. Приходилось ещё и как-то подкармливать бедолаг по вечерам. Мы с Борисом купили два мешка кошачьего и собачьего корма.

    В начале августа обстрелы стали более редкими.  Но не реже двух раз в день. Первый, утренний, как правило после десяти, а второй, обеденный, ближе к трем часам пополудни. Но среди этих ракет чаще стали попадаться более крупные, 220 миллиметровые.

   Работа наша тем не менее хорошо продвигалась. Опытные образцы удалось изготовить почти без опоздания, к сроку, назначенному на середину августа.

Народ заводской соскучился по работе, звонил, спрашивал разрешения выйти. И это при том, что после первого августа было опубликовано постановление Правительства, обещавшее полную оплату всех рабочих дней, пропущенных работниками в районах, подверженных бомбардировкам. Но мы иногда приглашали тех из заводских, присутствие которых диктовалось производственной необходимостью, и они с радостью приходили.

   О том, что война вот-вот кончится, разговоры начались ещё до 10 августа. Зоя позвонила из Тель-Авива и попросила забрать её оттуда в ближайший выходной. Я не устоял перед её напором и, возвращаясь к началу недели, взял её с собой. Из смутных слухов, уже давно ходивших вокруг нас, следовало, что переговоры о прекращении огня вовсю ведутся и через день-два должны завершиться перемирием. В первый же рабочий день к нашей радости Хизбалла сачканула, пропустив утренний обстрел. Но зато, когда сирена тревоги загудела в послеобеденные часы, по городу саданул крупными калибрами мощнейший залп. Я помчался посмотреть, как там у меня дома. Зою застал, насмерть перепуганную, в дальней южной комнате. Взрыв пришелся примерно по нашей траверсе, но с недолетом. И удар воздушной волны в полную силу вложился в дверь на веранде. Был он настолько мощным, что с крыши осыпалась несколько черепиц, а в стене вокруг притолоки потрескалась штукатурка.

   Позвонив на работу, я, от греха подальше, затолкал жену с вещами в машину и увез в Зихрон Яков, где усадил на автобус до Тель-Авива. Когда через три часа вернулся, в городе было совсем тихо. Но на другой день обстрелы возобновились с удвоенной интенсивностью. Ощущение было такое, что противник торопится выпустить весь оставшийся боезапас. И точно…

   Прошло всего два дня, и в полуденных новостях последовало Правительственное сообщение о полном прекращении огня. И вечером, после работы, я рванулся в Тель-Авив за женой. Но не зря говорят, что в Израиле, пытаясь по жизни вырваться вперёд, нужно быть вдвойне внимательным, ибо там – все евреи. Таки действительно, оказалось, что я в стране не один такой умный. Возвращались мы ближе к середине ночи. В направлении на Север по всем дорогам, основным и вспомогательным, машины ползли в заторах, двигаясь сплошным потоком и плотными рядами. Обрадованные возможностью вернуться к нормальной домашней жизни, истомленные месячной эвакуацией израильтяне возбужденно переговаривались через открытые дверные окна, обмениваясь информацией и новостями. Слышны были уже радостные выкрики мам, которым начали звонить пересекавшие границу, возвращающиеся из Ливана солдаты. И к трем часам ночи мы уже свернули с магистрального 85-го шоссе к себе в Кармиэль. Над городом бушевало необычное для столь поздних часов веселье. Кругом стояли автомашины с открытыми багажниками и дверьми. Народ шумно и радостно разгружался. Перекликались соседи. Носились вокруг обалдевшие от счастья и громко лаяли соскучившиеся по хозяевам собаки. И было от чего! Война кончилась.

   Закончилась и наша «аврально-штурмовая» разработка. Образцы увезли на завершающие испытания. А наш заводской босс собрал у себя в офисе всю команду участников данной работы и поблагодарил, обойдя стол по кругу и пожав руку каждому. А затем объявил, что все мы, двенадцать человек, которые обеспечили столь важный и нужный результат в этой разработке, получаем с 1 сентября «премиальную» и полностью оплаченную неделю отпуска с семьями в одной из лучших гостиниц на Мертвом море. Так что, несмотря на мелкие шероховатости, история наших сражений завершилась-таки «хорошим концом».