Игорь Гарин.   С томиком Анны Ахматовой.


Всё расхищено, предано, продано,
Черной смерти мелькнуло крыло,
Всё голодной тоскою изглодано…

***
Зачем вы отравили воду
И с грязью мой смешали хлеб?
Зачем последнюю свободу
Вы превращаете в вертеп?
За то, что я не издевалась
Над горькой гибелью друзей?
За то, что я верна осталась
Печальной родине моей?
Пусть так. Без палача и плахи
Поэту на земле не быть.
Нам покаянные рубахи,
Нам со свечой идти и выть.

***
Это те, что кричали «Варраву!
Отпусти нам для праздника…», те,
Что велели Сократу отраву
Пить в тюремной глухой тесноте.
Им бы этот же вылить напиток
В их невинно клевещущий рот,
Этим милым любителям пыток,
Знатокам в производстве сирот.

***
В Кремле не надо жить — Преображенец прав,
Там зверства древнего еще кишат микробы;
Бориса дикий страх и всех иванов злобы,
И самозванца спесь взамен народных прав.

***
Перед этим горем гнутся горы,
Не течет великая река,
Но крепки тюремные затворы,
А за ними «каторжные норы»
И смертельная тоска.

***
Это было, когда улыбался
Только мертвый, спокойствию рад.
И ненужным привеском качался
Возле тюрем своих Ленинград.
И когда, обезумев от муки,
Шли уже осужденных полки,
И короткую песню разлуки
Паровозные пели гудки,
Звезды смерти стояли над нами,
И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами черных марусь.

***
Уводили тебя на рассвете,
За тобой, как на выносе, шла,
В темной горнице плакали дети,
У божницы свеча оплыла.
На губах твоих холод иконки.
Смертный пот на челе не забыть.
Буду я, как стрелецкие женки,
Под кремлевскими башнями выть.

***
Семнадцать месяцев кричу,
Зову тебя домой.
Кидалась в ноги палачу,
Ты сын и ужас мой.
Все перепуталось навек,
И мне не разобрать
Теперь, кто зверь, кто человек,
И долго ль казни ждать.

***
И упало каменное слово
На мою еще живую грудь.
Ничего, ведь я была готова,
Справлюсь с этим как-нибудь.
У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить.

***
Узнала я, как опадают лица,
Как из-под век выглядывает страх,
Как клинописи жесткие страницы
Страдание выводит на щеках,
Как локоны из пепельных и черных
Серебряными делаются вдруг,
Улыбка вянет на губах покорных,
И в сухоньком смешке дрожит испуг.
И я молюсь не о себе одной,
А обо всех, кто там стоял со мною,
И в лютый холод, и в июльский зной
Под красною ослепшею стеною.

***
Опять поминальный приблизился час.
Я вижу, я слышу, я чувствую вас:
И ту, что едва до окна довели,
И ту, что родимой не топчет земли,
И ту, что, красивой тряхнув головой,
Сказала: «Сюда прихожу, как домой».
Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список, и негде узнать.

Для них я соткала широкий покров
Из бедных, у них же подслушанных слов.
О них вспоминаю всегда и везде,
О них не забуду и в новой беде,

И если зажмут мой измученный рот,
Которым кричит стомильонный народ,
Пусть так же они поминают меня
В канун моего погребального дня.

***
Чем хуже этот век предшествующих? Разве
Тем, что в чаду печали и тревог
Он к самой черной прикоснулся язве,
Но исцелить ее не мог.
Еще на западе земное солнце светит
И кровли городов в его лучах блестят,
А здесь уж белая дама крестами метит
И кличет воронов, и вороны летят.

***
Осквернили пречистое слово,
Растоптали священный глагол,
Чтоб с сиделками тридцать седьмого
Мыла я окровавленный пол.

Разлучили с единственным сыном,
В казематах пытали друзей,
Окружили невидимым тыном
Крепко слаженной слежки своей.

Наградили меня немотою,
На весь мир окаянно кляня,
Опоили меня клеветою,
Оскорбили отравой меня.

И, до самого края доведши,
Почему-то оставили там —
Буду я городской сумасшедшей
По притихшим бродить площадям.

***
Я гибель накликала милым,
И гибли один за другим.
О, горе мне! Эти могилы
Предсказаны словом моим.

***
И только совесть с каждым днем страшней
Беснуется: великой хочет дани.
Закрыв лицо, я отвечала ей...
Но больше нет ни слез, ни оправданий.

2. Доба Каминская.    Анна Ахматова. Реквием. Только в памяти долгие годы.

Бессмертным  памятником жертвам политических репрессий служит поэма Анны Андреевны Ахматовой «Реквием»  https://rustih.ru/anna-axmatova-rekviem-poema/.
Впервые эта поэмы была прочитана в Центральном Доме работников искусств в 1985- м году, в глухие застойные черненковские времена, артистом Михаилом Козаковым.
Тогда эта поэма была запрещена. Ещё совсем недавно людей арестовывали и лишали свободы даже за хранение этой запрещённой поэмы. Накануне выступления жена Козакова    позвонила его ближайшему другу - известному литературному критику Станиславу Рассадину, умоляя его отговорить Михаила от чтения поэмы, что неизбежно должно было повлечь за собой гонения на ее мужа со стороны властей. Но Михаил   Козаков принял твёрдое решение - он будет читать «Реквием»: «Чтобы не опротиветь самому себе, чтобы не чувствовать себя оскорбительно несвободным».
Когда на сцене торжественно застыла его высокая, красивая фигура и полились чеканные строки поэмы, зал напряжённо затаился. Даже воздух казался наполненным особым напряжением:

Звезды смерти стояли над нами
и безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами чёрных Марусь.

Когда в звенящей тишине прозвучали последние слова поэмы, зал разразился овациями.
Михаил Козаков был в эйфории: «Я знаю, что теперь мне не дадут выступать и снимать фильмы, да черт с ним, надоело все...».
7 декабря 1988 года: страшный подземный гул, мощным толчком вздрогнула вся земля, серая пыль разрушений стала столбом над городами и сёлами северных регионов Армении. Эпицентр землетрясения находился на расстоянии четырех километров от города Спитак, его сила составляла в Спитаке 9-10 баллов. А в марте следующего года актриса Алла Демидова читала поэму «Реквием» в Ленинаканском  драматическом театре. Люди заворожённо слушали, боясь пропустить хоть одно слово, и беззвучно плакали. Они оплакивали погибших при землетрясении и, одновремено, погубленных в годы сталинского террора:

Если когда нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,
Согласье на это даю торжество,
Но только с условьем- не ставьте его

Ни около моря, где я родилась:
Последняя с морем оборвана связь.

Ни в Царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня.
А здесь- где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.

Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть грохотание чёрных Марусь.
Забыть, как постылая хлопала дверь
И выла старуха, как раненный зверь.

И пусть с неподвижных и бронзовых век,
Как слезы, струится подтаявший снег.
И голубь тюремный пусть гулит вдали.
И тихо идут по Неве корабли.

В марте1938- го года был арестован сын Анны Андреевны- Лев Гумилёв, студент исторического факультета Ленинградского университета. Он был обвинён в контрреволюционной пропаганде и агитации и помещён в Дом предварительного заключения. Анна Андреевна ежедневно начала выстаивать длинные очереди - с передачей для сына. Она вспоминает: «В страшные годы Ежовщины я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях Ленинграда. Как- то раз меня опознали. Тогда стоящая за мною женщина с голубыми глазами спросила меня на ухо (там все говорили шепотом: «А это вы можете описать?» и я ответила «Могу». И что- то вроде улыбки скользнуло по тому, что когда- то было ее лицом». Так Анна Ахматова и создала в 1937- 1938- м годах свою бессмертную поэму «Реквием». Однако в течение целой четверти века РУКОПИСИ ЭТОЙ ПОЭМЫ НЕ СУЩЕСТВОВАЛО!!!
Все эти долгие годы стихи поэмы хранились только лишь В ПАМЯТИ самой Анны Андреевны в памяти двух  ее двух самых близких и надежных друзей: Надежды Яковлевны Мандельштам (вдовы великого поэта Осипа Мандельштама) и Лидии Корнеевны Чуковской, дочери легендарного Корнея Ивановича Чуковского. Муж Лидии Корнеевны - гениальный физик- теоретик Митя Бронштейн, пал жертвой политических репрессий. Он был расстрелян в подвалах Ленинградского КГБ, в возрасте всего 31- го года, по обвинению в создании фашистской террористической организации. Но Лидия узнала об этом только через три года, а все это время ждала и надеялась.
Л. Чуковская и Н. Мандельштам приходили заучивать новые строфы поэмы домой к Анне Ахматовой. Вслух что- либо прочесть было нельзя - опасались слежки и прослушивания.
И ведь каждая из них жила в ежедневном ожидании обыска и ареста. А ведь любая  строфа поэмы - это несомненная расстрельная статья обвинительного заключения.
Анна Андреевна вспоминала: «Не смела ни слова произнести в комнате и только лишь пальцем показывала на потолок - оттуда сыпалась на пол штукатурка». Она произносила громко что- нибудь очень светское, например: «Хотите чаю?»- потом исписывала быстрым почерком клочок бумаги и протягивала его пришедшим. Затем, после заучивания, сжигала этот клочок бумаги над пепельницей. В течение 25 лет поэма  «Реквием» существовала только лишь в памяти этих трёх женщин.
Анна Андреевна впервые решилась записать поэму на бумагу только в декабре 1962- го года.
В 1963 году поэма попала на Запад. Ее полный текст был опубликован в Мюнхене. На обороте титульного листа  стояла отметка: «Текст издаётся без ведома и согласия автора».
Плач Анны Андреевны Ахматовой по загубленным человеческим жизням- ее могучий и бессмертный

 « Реквием» был опубликован в СССР  лишь через 22 года после смерти поэта.
В этой поэме Ахматова  пишет не только о своём личном горе, она говорит о боли и страданиях всего народа. Создание поэмы является героическим подвигом Анны Андреевны- высочайшим образцом подлинно гражданской поэзии:

Эта женщина больна.
Эта женщина одна.
Муж в могиле, сын в тюрьме,
Помолитесь Обо мне.

Показать бы тебе, насмешнице,
И любимице всех друзей,
Царскосельский веселой грешнице,
Что случится с жизнью твоей.

Как трёхсотая с передачею
Под крестами будешь стоять
И своею слезою горячею
Новогодний лёд прожигать.

Семнадцать месяцев кричу,
Зову тебя домой.
Бросалась в ноги палачу-
Ты сын и ужас мой.

И упало каменное слово
На мою, ещё живую, грудь.
Ничего, ведь я была готова,
Справлюсь с этим как- нибудь.

У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа заледенела,
Надо снова научиться жить.

И я молюсь не о себе одной,
А обо всех, кто там стоял со мною
И в лютый холод, и в июльский зной
Под красною ослепшею стеною.

Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список и негде узнать.

И если зажмут мой измученный рот,
Которым кричит стомильонный  народ,
Пусть также они поминают меня
В канун моего поминального дня.

После шести суток непрерывных жестоких пыток Лев Гумилёв подписал признательные прказания. Хотя на Военном трибунале он отказался от этих показаний, его приговорили к десяти годам лагерей. Но затем этот приговор был отменён, как чрезмерно мягкий. Лев был отправлен из лагеря обратно в Ленинград для пересмотра дела. И это спасло его от неминуемой смерти - работая на Севере, на лесоповале, он за короткое время дошёл до крайней степени истощения. Лев тогда писал: «Я примирился с судьбою и надеюсь, что долго не протяну».
После пересмотра дела он был приговорён к пяти годам лагерей. Этот срок истёк в марте 1943- го года и Лев, с большим трудом, добился призыва в действующую армию.
Он служил в артиллерийско- зенитном полку , участвовал в Берлинской операции, был удостоен боевых наград.
В ноябре 1945- го года Лев Гумилёв возвратился в Ленинград, продолжил образование, защитил кандидатскую диссертацию по истории.
В первой половине 1946 года, после возвращения в Ленинград из эвакуации, к Анне Андреевне снова вернулось ее поэтическое признание. Один за другим следуют ее поэтические вечера в Москве и Ленинграде. Всюду триумф, восторженный приём.
В свои молодые годы Анна Ахматова обрела раннюю славу, которая поставила ее в один ряд с Александром Блоком, Андреем Белым, Валерием Брюсовым. В десятые годы, после выхода ее сборников «Вечер» и «Чётки», эта ее слава стала почти религиозной.
Студенты всей России самозабвенно повторяли:

Задыхаясь, я крикнула «Шутка,
Все что было. Уйдёшь- я умру».
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне «Не стой на ветру».

Никто до Ахматовой не писал о любви так пронзительно, откровенно и просто. Ее поэзия столь совершенна, что даже небольшое стихотворение передаёт целый любовный роман. О ее первых поэтических сборниках литературные критики того времени писали:
«Любовь, которая говорит от лица женщины- это открытие в нашей поэзии, слеланное Ахматовой».
Однако в августе 1946- го года вышло трагическое для Ахматовой постановление ЦК КПСС о журналах «Звезда» и «Ленинград», в котором ее творчество было заклеймено и предано анафеме, как идеологически чуждое. Андрей Жданов выступил на собраниях партийного актива, на сборах писателей, произнося кощунственные речи: «Тематика Ахматовой насквозь индивидуалистическая. До убожества ограничен диапазон ее поэзии, поэзии взбесившейся барыньки, мечущейся между будуаром и моленной. Основное у неё эротические мотивы...  Не то монахиня, не то блудница, а вернее блудница и монахиня, у которой блуд смешан с молитвой».
И начался весь этот ужас в жизни Ахматовой, который то вспыхивая,  то угасая, продолжался до склона ее лет. Это зловещее постановление закончилось для неё
НЕПЕЧАТАНИЕМ, она была лишена последней возможности зарабатывать на жизнь литературным трудом. Нищета, безбытность, бездомность- так жила русская САФО, богиня поэзии.
В ноябре 1949- го года Лев Гумилёв снова был арестован и ему вынесли суровый приговор - десять лет лагерей «За принадлежность к антисоветской группе, террористические намерения и антисоветскаую агитацию». В период этого заключения Анна Андреевна пребывала в состоянии постоянной тревоги за жизнь своего сына- в эти годы заключённых в лагерях запросто расстреливали.
Доведённая до полного отчаяния, она в 1950- м году опубликовала хвалебный цикл стихотворений, посвящённых Сталину:

И благодарного народа
Он слышит голос: «Мы пришли
Сказать: Где Сталин, там свобода.
Мир и величие Земли».

Но и после выхода этих стихов Лев Гумилёв продолжал оставаться в заключении, вплоть до реабилитации после смерти тирана.
Однако, эти хвалебные стихи, возможно, спасли жизнь самой Ахматовой: Абакумов, глава МГБ (Министерства государственной безопасности), запросил у Сталина разрешение на арест Анны Андреевны. Почему же Сталин не дал отмашку, почему не спустил псов? Вполне возможно, что цикл стихов в его славу сыграл здесь свою роль.
Да, Льва Гумилева не выпустили, но ведь не посадили и его мать.
Через много лет Александр Галич написал стихотворение, посвящённое жизни Ахматовой в тот, один из наиболее ужасных этапов ее жизни:

Ей страшно. Ей душно. Ей хочется лечь.
Ей с каждой секундой ясней,
Что это не совесть, а русская речь
Сегодня глумится над ней.

Скрипели слова, как песок, на губах.
И вдруг расплывалось пятно.
Белели слова, как предсмертных рубах
Белеет во мгле полотно.

По белому снегу вели на расстрел
Вдоль берега белой реки.д
А сын ее вслед  уходящим смотрел
И ждал этой самой строки.

Анна Андреевна обрела вторую, позднюю, славу уже на склоне лет. Ее поэзия вышла, наконец, из запрета и стала легальной. Ведь многие десятилетия ее стихи были в забвении. В 1959- м году ее стихи печатает журнал «Новый мир”, в 1960- м году-
«Литературная газета». В 1965- м году выходит последний ее  пожизненный сборник- знаменитый «Бег времени».
Одновременно приходит также и международное признание. В декабре1964-го года Ахматова выехала в Италию, где ей была присуждена международная  премия «Этна- Таормина». В мае 1965- го года- торжественная церемония облачения в мантию доктора литературы Оксфордского университета, Англия.
5- го марта 1966- го года Анна Андреевна Ахматова, в возрасте семидесяти семи лет, ушла из жизни.

Ахматова- двувременной была.
О ней и плакать как-то не пристало.
Не верилось, когда она жила.г
Не верится, когда ее не стало
                Евгений Евтушенко