12.06.21

Оптимист не тот, кто первым кричит "ура", а тот, кто последним кричит "пи...ец"

Народ

У меня есть правые, то есть рассуждающие правильно, и неправые, т.е. рассуждающие ошибочно. Среди них могут быть благородные личности, ошибающиеся в связи с недостатком информации, или с полученной ошибочной информацией. Среди них могут быть замечательные люди, неспособные стряхнуть с себя полученное воспитание или мнение окружающей среды. Но есть неправые, отлично осведомлённые в своей неправоте. Это категория от подонков до не имеющего названия отребья.

И. Деген, «Транспарант», 2014

Эта заметка – отчёт о моём отношении к политическим взгляда и действиям «левых» в Израиле, начиная с непосредственного знакомства с коллегами, придерживающимися таких взглядов. Как герой комедии Мольера, всю жизнь, не зная об этом говоривший прозой, я не осознавал многие годы, что мои, мало меняющиеся со временем политические убеждения и пристрастия означают консерватизм и однозначно относят меня к правому лагерю. Интересуясь историей Израиля, следя за происходящим там по возможности пристально, с некими поправками на отнюдь не прекрасное далёко, откуда это происходило, мне было, разумеется, известно о противостоянии «рабочей» партии Израиля, имеющей до поры, до времени весьма тесные связи с СССР вообще и ВКП(б) в особенности, и её противников, для меня ассоциирующихся не столько со словом «правый», опоганенным тем, что к «правым» относили и А. Гитлера с Б. Муссолини, сколько с героями борьбы за построение Израиля, в первую очередь с М. Бегиным и И. Шамиром.

Приглашая на работу в Еврейский университет, его профессора не спрашивали о моих политических взглядах. Однако инакость проявилась довольно скоро. В департаменте была традиция ежедневно, примерно с 11 до 11.30 проводить кофейно-чайный перерыв, на котором было принято, следуя примеру великого Э. Ферми не говорить о профессиональных делах. В сборищах, которые со старением участников в итоге сошли на нет, главное внимание уделялось текущим новостям, а также международной и внутренней политике. Присутствовало обычно 15-20 человек. Они все явно хотели кого-то учить, что-то объяснять. В такой обстановке единственный неофит, а я был именно им, сразу стал желанным объектом внимания - обучения. Да и я хотел учиться у старожилов, помня завет «Учись, мой сын. Наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни». Все охотно и легко перешли на английский, и начали, обсуждая происходящее между собой, параллельно учить меня своему уму-разуму. Замысел был хорош, но рядом, стоило выйти из Университета на улицу, шла реальная жизнь, и она довольно быстро вступила в противоречие с уроками коллег.

Сначала, притом особенно в первое время, все коллеги казались мне идеологическими единомышленниками, как в знаменитой поговорке «все китайцы на одно лицо», но сравнительно скоро я увидел, что тон задают считанные, притом среди них выделялась уверенностью в высказываниях одна женщина-профессор, которую здесь условно назову Учительницей. Она первая продемонстрировала мне, сколь глубока пропасть между «левыми» и «правыми» в Израиле. Уже тогда, в апреле 1998, антигероем был выкуриваемый со своей позиции молодой ПМ Израиля. Сорокадевятилетний, явно ещё не «засидевшийся», энергичный и многообещающий ПМ определённо не заслуживал той гротескной неприязни, которой его оделяла Учительница и её единомышленники. Неприязнь к нему, сразу показавшаяся мне неосновательной, просто бушевала. Может, именно её уровень заставил меня усомниться в справедливости этой неприязни.

Сравнительно быстро, уже в 1999 премьером стал приятный для Учительницы и Ко Э. Барак, президентом был Э. Вейцман, в военном штабе которого Учительница служила, а Кнессет возглавил свой для неё А. Бург, тот, который позднее примкнул к про-арабской коммунистической партии «Хадаш», что сейчас входит в состоящий из противников Израиля арабский «Объединённый список». Уже тогда я не мог понять невероятно строгого осуждения супруги ПМ, коллективом ненавидимой Сары, которая, якобы, покидая резиденцию, прихватила подарки, принадлежащие будто бы не её супругу, а государству. Такое отношение государства к подаркам мне было знакомо – и в СССР требовалось представить подарки, полученные от иностранца, в первый отдел, на предмет их оприходования государством. Но чтоб такое в Израиле?! Я обратил внимание, однако, и на то, сколь коллеги были снисходительны, когда Э. Вейцман попался не на подарках, мелочёвке всё-таки, а на крупной взятке, которую пытался оправдать ссылками на своего недавно умершего сына.

Но это было пренебрежимо мало по сравнению с намечающимися принципиальными разногласиями. Так, я не мог воспринять принцип «территории в обмен на мир», проповедуемый Учительницей и Ко как приравнивающий величины просто разной размерности, а потому неприемлемый с точки зрения физика. Я был и остался уверен в том, что лозунгом должен быть «мир в обмен на мир», а отдавать свою землю (а что она и моя - у меня не было ни малейшего сомнения задолго до начала работы в Иерусалиме) нельзя никому и никогда. Это есть категорический императив. Не понимал и не понимаю, почему на арабское насилие надо отвечать еврейской тишиной. Взаимопонимание и добрососедство - ценные достояния, но они должны быть ответом на аналогичное! Любовь должна быть обоюдной, тогда она крепка. Это отнюдь не отменяет прощений, некой снисходительности в случае недоразумений.

Мне казалось неосновательным именовать «левых» «лагерем мира», поскольку взгляд с близкого расстояния не оставлял сомнения в том, что путь Осло не принёс, и не имеет шансов принести мир в Израиль. Я увидел в «левых» капитулянтов, пытающихся территориальными уступками купить спокойствие. А капитулянтство всегда ведёт к войне, поскольку провоцирует наглость врага.

С террором вблизи мы с женой столкнулись ещё во время нашего первого совместного приезда в Израиль в начале 1996, когда племянница оказалась буквально в шаге от смерти, получив ожёг лёгкого при взрыве около Дизенгоф-центра. Учительница и Ко толковали мне о «коллегах по переговорам», об «успехах мирного процесса», а перед моими глазами стояли картины терактов в 1996, ответ на которые явно не соответствовал тому, что я считал бы достойным «дали сдачи».

То, сколь далеко зашли в Израиле голубиные настроения или страх перед арабами, я увидел ещё во время моего первого приезда в Иерусалим, в 1993. Пригласивший меня профессор, сам боевой офицер, участник трёх войн, предложил поехать на Мёртвое море – посмотреть и искупаться. Конечно, я был «за». Выехали к первому, самому северному пляжу. Там вышка с израильскими солдатами, пулемёт, море. Но хозяин говорит – «Нет, Мирон, поехали дальше». На третьей или даже четвёртой такой остановке я спросил, почему не купаемся, и услышал в ответ: «Тут много арабов». «Но ведь тут и вышка с солдатами, и пулемёт. Защитят, если потребуется», - с раздражением заметил я. Он, явно нехотя, подчинился. Замечу, что ровно ничего плохого, даже малейшей вербальной агрессии в наш адрес не было, а мой хозяин, едва мы вышли из воды, начал ускорять отъезд. Он же в пятницу повёл меня к Стене плача. Сверху во всю глотку орал динамик. Хозяин, знавший арабский, сообщил, что голос орёт «Смерть евреям». «А почему его не заставляют замолчать?» - поинтересовался я, и услышал в ответ: «Верх горы находится под их контролем». А мне за этим слышалось хорошо знакомое «Не надо их раздражать».

Учительница удивила меня своим отношением к людям религиозным, которое сама сформулировала афористично «Лучше жить в Газе, чем в Меа Шеарим». Я ей многократно напоминал сказанное и предлагал следовать собственному совету. Помню, как чуть позже описываемого времени свою нелюбовь к религиозным выразила русскоязычная радиоведущая, автор интересной программы о евреях – деятелях искусства и науки, которая тоже не могла простить «им», что «они в армии не служат, а почему мой должен?». Её сын уже был офицером. Я попытался возразить, поинтересовавшись, «а может, он сам хочет?», но в ответ услышал столь знакомое про «паразитов и тунеядцев», что потерял желание слушать её программу, да и звонить – раз и навсегда. Дело в том, что фразу «Наши на фронте, а такие как он в тылу!» я слышал, когда в самом начале блокады в Ленинграде, шестилетний, стоял в очереди в продуктовый магазин, и перст говорившей бабы указывал на меня.

Резко неодобрительно относился ряд моих коллег не только к ультрарелигиозным евреям. И это при условии, что ортодоксами было минимум три профессора! С ортодоксами по неприятию могли успешно конкурировать лишь так называемые поселенцы. И в тех, и в других, подчас столь разных, виделась «левым» основная преграда «мирному процессу». Мне казалось, что именно террористы должны вызывать ненависть и безоговорочное осуждение, но Учительница и Ко видели проблему в том, что арабов оккупируют, держат за людей второго сорта, не дают им вкусить плоды современной цивилизации, получить хорошее образование. Исправь это – и террор исчезнет «как дым, как утренний туман». И Учительница и некоторые из Ко катались в Газу и другие места на территории автономии, но положительного эффекта явно не было. Уже тогда неуместное слово «оккупация» ими широко использовалось, а «палестинцы» и «палестинский народ» применялись к не существовавшей никогда как народ или нация группе арабов. Кстати, осуждение оккупации не мешало правой руке Учительницы жить в роскошной арабской квартире, хотя формально купленной, но за совершеннейшие гроши. Жизнь отрицала россказни о жестокости «изгнания» арабов примерами заботливо сохраняемых их домов, пустых десятилетиями после бегства хозяев.

Мои коллеги отличались удивительно критическим настроем в адрес Израиля как государства, хотя, в основном, служили в армии, участвовали в войнах, несли тяготы, связанные с арабским террором. В ряде разговоров победы в войнах, которыми я гордился, принижались, становились почти поражениями, объяснялись чем угодно, кроме мастерства израильской армии. Всегда оказывалось, что той или иной войны можно было избежать, стоило руководству Израиля быть более гибким и уступчивым. Помню, как неоднократно, уже в ходе интифады Осло и её подавления, я спрашивал своих коллег, есть ли герои в современном Израиле, и неизменно получал отрицательный ответ.

Мне было непонятно их отношение к тем арабам, которые, рискуя жизнью, сотрудничали с израильскими силами безопасности, сообщали им о планируемых террористами атаках. Они считали таких арабов продажными, работавшими только за деньги шкурниками, не видя в них заслуживающих всяческой поддержки и защиты потенциальных союзников. Когда мы с женой, уже в разгар интифады, ходили по Старому городу, нам говорили лавочники, арабы-христиане, сколь тяжко им приходится, и недоумевали, почему Шарон не ликвидирует Арафата. Это было до начала в марте 2002 операции «Защитная стена».

Я считал тогда, как и сейчас, что Израиль должен защищать не только своих агентов всеми силами, но и обеспечить безопасность, особенно в ночное время, в местах проживания и арабов. Тот, кто гарантирует безопасность населения, в особенности в ночное время (я назвал это «ночным правом») контролирует ситуацию. Израиль же оставлял, не обеспечивая им ночное право, массу арабов в руках и под контролем бандитов ФАТХа, и других групп, что было тогда, и во многом остаётся и сейчас, ошибкой. Учительница же моя и её Ко считали нужным отгородиться от арабов, идя на любые уступки. Я понял, что “левые” арабов и боятся, и не уважают, не считая ровней.

Уже в 1998-1999 было достаточно примеров и фактов для того, чтобы сделать вывод: взгляды левых, воплощённые в действия, Израилю крайне вредны. Но они явно полагали, что, если взгляды противоречат реальности – надо менять (или исказить – что проще) реальность, но не отказаться от ошибочных взглядов. Учительница и Ко была сторонницей отделения от арабов путём создания «двух государств для двух народов». Поскольку второго народа я не видел и не вижу, подобную программу серьёзно воспринять не мог. Но думаю, что она стала столь популярной на международной арене именно из-за любви к ней «левых» интеллектуалов Израиля. Всегда озабоченные срочным решением вовсе не срочных мировых проблем, они сделали её широко распространённой и поддерживаемой.

Понимая, что мои коллеги лишь передатчики идей, захотел понять, «откуда ноги растут». Поэтому, услышав изложение взглядов «левых», и сопоставив их с отрицающей эти взгляды реальностью, я решил от излагателей и адептов перейти к реальным авторам, притом не только политикам, к которым путь затруднён, но к теоретикам «левизны», соответствующей профессуре. Я стал регулярным участником семинаров и конференций, на которых имел возможность полемизировать не с обычной сейчас левой мелюзгой, а с в той области людьми известными и крупными, вроде проф. Ш. Авинери.

Помню спор с ним о соотношении принципа нерушимости государственных границ и права народа на самоопределение. Он, разумеется, ратовал за права «палестинского народа», но никак не мог поставить хоть какой-то границы делению и дроблению за счёт самоопределения. Мы с ним дошли до самоопределения сто-квартирного жилого дома, после чего, он сообщил под смех зала, что у них, политологов, не может быть, в отличие от физики, хоть временно строгих и определённых понятий. А если так, зачем же он и адепты применяют эти взрывчатые понятия, объективно мешая и вредя своей стране?

Я участвовал во встречах и беседах, да и имел возможность обменяться мнениями с очень многими левыми – проф. Б. Киммерлингом, министром внутренних, а затем иностранных дел Ш. Бен-Ами, председателем БАГАЦа А. Бараком – всех не перечислишь, где обсуждение шло не только на тему «двух государств». Результаты обсуждений, чтения и обдумывания привели меня к заключению, что «король левизны абсолютно гол». Доводов у моих коллег не хватало, и в ход пошли обвинения «фашист», «каханист». Последнее помогло мне познакомиться с книгой М. Кахане «Никогда больше», после чего оповестил своих коллег, что на каждой странице этой книги готов написать «Согласен», и расписаться. В целом, я отнюдь не отмалчивался, провозгласив принцип «сказанное при мне «левое» = лживое слово никогда не останется не отвеченным». Принципу этому стараюсь следовать и сегодня.

Отсутствие доводов меняло стиль доказательств. Всё чаще мелькало утверждение «это мы построили Израиль». Я вполне отдаю должное отцам-основателям за руководство строительством замечательной страны. Но при чём тут сегодняшние “левые”? Как писал поэт: «Зачем Перикла тень тревожит один не слишком древний грек? Что ныне в Греции похоже на золотой Перикла век?». Замените греков на «левых», чтоб помешать сегодняшним «левым» прибирать к своим рукам достижения отцов-основателей. Нет у сегодняшних «левых» с ними ровно ничего общего. Как-то я сказал Учительнице: «Если вы полагаете, что родили эту страну, то должны сознавать, что мать за убийство своего ребёнка отвечает перед законом строже, чем посторонний человек».

Ссылки Учительницы и Ко на СМИ посеяли во мне сомнения в израильских, а интифада Осло - и в международных СМИ. Для меня поворотным моментом стала фотография агентства Ассошиэйтед Пресс (!), которой примерно 20 лет (Фото).

 Она разошлась по всему миру! Нет, на ней не палестинец, а еврей – студент иешивы, весь в крови, вытащенный из машины арабскими хулиганами, которого полицейский защищает, притом вовсе не на Храмовой горе, где никакой бензоколонки (изображённой на снимке) нет!. Обман случайно заметил читатель, узнавший в избитом своего сына. Привычно относимые к правдивым, источники информации оказывались воистину ПРАВДА-подобными. Ведь это же позор, что недавно пришлось к четырём левым израильским журналистам из-за их безудержной лжи приставить личную охрану!

Учительница и Ко требовали от меня немедленно предложить рецепт «спасения страны», потому что, если то-то и то-то не отдать арабам буквально сегодня, то завтра якобы уже будет поздно, и закроется всегда почему-то узкое окно возможностей. «Что вы сейчас конкретно предлагаете?», - повторяла она раз за разом, подчёркивая важность немедленных действий.

Ложь это было тогда, ложью остаётся и сейчас. Главнейшая угроза Израилю – сами “левые”, и их прихлебатели из числа псевдо-правых. А арабские вожаки, как я понял уже тогда, двадцать лет назад, не заинтересованы в уничтожении Израиля. Эти мечты у них выбили три с треском проигранные войны и в довершение первая ливанская кампания. Уже тогда они, совсем не дураки, поняли, что им не нужно независимое государство, на которое перестанет обращать внимание весь денежный, иначе называющийся цивилизованным, мир. Годы лишь усилили их понимание того, что Израиль, через международную опеку – для «палестинских арабов» и связанных с ними организаций - обильный кормилец.

Что бы имел при своём «государстве» тогда Арафат, а теперь Абу Мазан? С утра пораньше звонок какого-нибудь Ахмадки, который требовал бы, чтоб ему немедля починили сортир, иначе он выберет себе другого «вождя». И прощай болтание по заграницам, роскошные отели и еда, да и переговоры на высшем уровне про ничто. Такое Абу нужно? Нет, конечно. А малый огонь вокруг Израиля есть нескончаемый источник обогащения главарей Газы и Рамаллы, прибыльный поток денег под девизом «Разбомбили? Отстроим!». А сколько Ахмадок при этом перебьют, сколь долго они проведут в невежестве и нищете никого в мире, кроме Израиля, не волнует.

Я сознательно пишу здесь, как правило, «Учительница и Ко», а не «коллеги», поскольку вскоре после начала наших споров выяснилось, что левых среди них вовсе не абсолютное большинство. Но, уже тогда уступая в числе, они брали умением, упорством в навязывании своих взглядов, тем единством, которое позволяло сравнительно небольшой группе (я имею в виду своих коллег) создать видимость абсолютного большинства. А самый крупный физик Еврейского университета покойный Я. Бекенштейн, самый крупный математик Р. Ауман и ряд других – люди правых, патриотических, не капитулянтских убеждений, но не очень говорливые. Таких надобно расшевелить, да и расшевелённые, они обычно не говорят хором, а каждый излагает именно свои взгляды.

Хочу подчеркнуть – Учительница и Ко – люди хорошие, готовые прийти, если надо, на помощь. В ходе своего пребывания в Университете я проходил несколько раз то, что можно назвать переаттестацией, мои проекты анонимно рецензировались. В реакции коллег не было проявлений мести за «неправильные» взгляды – позиция продлевалась, гранты присуждались. В житейских вопросах в их лице я имел замечательных помощников, защитников, консультантов. Однако вред от насаждаемых ими взглядов идей для Израиля огромен.

Я мало задавался вопросом, почему у них сформировались такие взгляды. Меня интересовало лишь, что я могу сделать против кажущегося доминирования левых. Как с ними бороться – вот самый главный вопрос. Я начал энергично отвечать на их ложь, мы (оказалось, что я не один!) перестали отмалчиваться, не давали им буквально поднять головы, заставляли ощущать, что нас, правых, много больше, и правда на нашей стороне. Разумеется, эти действия не ограничивались пределами коллектива – мы писали письма и направляли петиции в газеты, общины, выдающимся людям, политикам, парламентам.

Например, хороший резонанс даже в норвежской прессе получило наше обращение к королю Норвегии с требованием лишить бандита Арафата Нобелевской премии мира. Замечу, что коллеги по чаепитию письмо против «партнёра по мирному процессу» не подписали, хотя дело это было уже в разгар интифады, в 2001. Мы энергично отвечали на попытку объявить Израилю научный бойкот, представляя по местам работы в Великобритании инициаторов бойкота, супругов – профессоров Роуз, увы, евреев, теми, кем они были - лгунами и провокаторами. Всюду, где собиралась левая профессура, в пределах физической досягаемости, старались присутствовать и получали, пусть и маленькое, но время для изложения своей правой позиции.

Я считал правильным особо оголтелым «левым» не подавать руки, не терпеть их оскорблений и обзывалок типа «фашист», лишать, в меру сил и энергии, права называться «лагерь мира», поскольку они, капитулянты, не мир приносят Израилю, а кровь. Когда узнал, что крайне «левый» проф. Циммерман отказывает студентам, призванным в армию, отсрочить экзамен, сказал своим студентам, что служащим в армии буду читать лекции дополнительно и принимать от них экзамены, когда им удобно. Предупредил, что тем, кто окажется в тюрьме из-за отказа служить в армии, экзамен не перенесу. По возможности, информировал коллег о моём решении.

Надо «левым» говорить правду в лицо – они не любят правды, и грозятся судом, обычно пользуясь распространённой юридической неграмотностью. Следует и судебную систему заставить почувствовать влияние другого круга идей, в возможности чего я убедился в разговорах с членом Верховного Суда Д. Дорнер  и председателем А. Бараком.

Только разобщённость и внутренние дрязги «правых» позволила «левым» «свалить» М. Бегина, только правая глупость помогла им избавиться от И. Шамира, только полный ступор понимания ситуации в руководстве «правых» позволил «левым» довести героя Израиля А. Шарона до уровня политикана, предавшего интересы страны. И те же люди, или их духовные наследники, сместили сегодняшнего ПМ, которого, однако, сломить не смогли. Однако во главе страны оказались двурушники-перебежчики.

Примечательно, что в разгар интифады коллеги спорили со мной меньше, критиковали соглашения Осло, поносили Барака, непосредственно доведшего бегством из Ливана страну до грани катастрофы. Но, увы, по мере того как действия АОИ становились успешнее, опять зазвучали, пусть и не так громко, старые мотивы.

За эти годы, с 1998, мой счёт к левым, только удлинялся. Так получилось, что моя жизнь началась под вой сирен, взрывы и пожары от бомб и снарядов. Но там наступал мощный враг, а Израиль мучают бандиты, «левыми» лелеемые и взбадриваемые годами. Лелеемые настолько, что И. Рабин привёз бандита, прямо назвав его необходимым противовесом действиям БАГАЦа. Не будь разъедающих действий «левых» — не выселили бы насильно евреев из Газы, не было бы оттуда огня ракет такой плотности, да и ещё раньше не привезли бы в Израиль тунисского бандита, назвав его «партнёром по мирному процессу». А ещё раньше — не стал бы он и тунисским, а задолго до того кормил бы где-нибудь червей.

Я помню, что “левые” лживо обвиняли Шарона в начале интифады Осло. Нет, это «левая» работа, как и превращение уничтожения в пригородах Бейрута Сабре и Шатиле бандитов Арафата, в якобы преступление Шарона. Это “левые” делишки привели к бегству Барака из Ливана. Помню прямую телетрансляцию оттуда весной 2000, когда находился в Дании. Видел мечущихся перед ухмыляющимися бандитами Хезбаллы фурий в чёрном – так называемых «четырёх матерей», которые приветствовали этих бандитов и ликовали по поводу бегства АОИ из Южного Ливана.

Строители страны во времена Бен Гуриона и Голды Меир, «левые» уже давно стали разрушителями и пособниками разрушителей. Переплёт, в котором последнее время оказался Израиль, «левых» рук дело. Предупреждением о сохранении опасности, особенно уместным сегодня, звучат слова «Ещё плодоносить способно чрево, которое вынашивало гада».

Иерусалим

 ПС Впервые опубликовано в https://club.berkovich-zametki.com/?p=63131