Мне 88 лет. Как человек и как учёный с научным багажом, мы уйдём одновременно и вместе. Это на самом деле. Это эссе идёт немного впереди графика, чтобы успеть сказать последнее слово. Последнее слово может превратиться в последний рассказ. Тогда надо высказаться так, что даже если я вдруг задержусь ещё, не хотелось бы дописывать или что-то переписывать. Вот сейчас я занимаюсь перебором своего архива для уничтожения. Архив, со стороны глядя, гора бумаг и книжек, некоторые с дарственными автографами. В нем моя жизнь, и я не хочу, чтобы кто-то её касался небрежно. Такой я эмоциональный человек. Так что лучше самому. Сколько же я написал и предлагал тем, от кого зависело что-то или кто мог повлиять. Я даже забыл о многом из этого. И вот архив мне напомнил. Разбередил душу. А сколько же их было как эпизоды или выношенных как дитя.

Вот в руках у меня стопка бумаг: рукописный курс по скважинной гидрогеологической геофизике. На английском языке. С прозрачками для демонстрации на лекциях. Это, значит, где-то начало 90-х. Но не помню такого. Совсем. Зачем я его составлял? Для кого? С 92-го я уже начал работать в Tahal. Им по их предложению я прочитал несколько. Может это для них я старался? Но не вспомнить. Сейчас листаю и сам удивляюсь как интересно. Надо же. Ни в один израильский университет я с этим предложением не обращался. Так как же это появилось? Есть одна зацепка. Прежде чем уехать в Израиль я подготовил монографию по этому направлению. Были задействованы все научные и производственные организации СССР, в которых присутствовала такая тематика. Моё положение и авторитет позволяли рассчитывать на успех такого предприятия. Так и получилось. Очень многие представили свои статьи, которые я переработал как главный редактор монографии. Её поставили в план издания на 1992 год в издательстве «Недра». Представил я её в конце 1990 года и отбыл в Израиль в марте 91-го.  Но тут начались события и всем стало не до изданий. Может я хотел издать её здесь и начал переводить на английский? А потом оставил эту затею как неподъемную для меня в моем положении здесь. Ну, конечно. Текст переложить на английский это куда ни шло. А вот с рисунками, да ещё на фотобумаге по тому времени, это непреодолимая проблема. Потому и осталась она в таком виде. Наверное, это правильная разгадка.

Создание этой монографии как методических рекомендаций имеет интересную историю. И она сейчас всплыла в памяти до мелочей. Как же такое отправить в мусор? Меня самого может и мало кто вспомнит, но я сам себя не могу погрузить в небытие. А дело было так. Когда в 1966 году меня перевели в Москву в ВНИИ гидрогеологии и инженерной геологии с функциями практически верховного (шучу) скважинного геофизика по гидрогеологии, я замахнулся (молодо – зелено) на создание методического руководства или рекомендаций по этому направлению работ в Союзе. Свобода выбора темы у меня была. Впрочем, в этом НИИ вообще никто никому ничего не навязывал. В нем были собраны корифеи на то время. Так что больше некому, кроме них, определять, что надо развивать и как. Но порядок все равно один для всех. А он требует отзыва и одобрения другого корифея. Для меня, а я же единственный такой в Союзе, запросили отзыв у ВНИИ геофизика, специализирующемся по нефти и газу. А там глава такого отдела Сергей Григорьевич Комаров. Вообще первопроходец в скважинной геофизике. Он начинал у самих братьев Шлюмберже на Северном Кавказе. Так что он не просто корифей, а история. С.Г. Комаров ещё раньше внёс вклад в мою профессиональную карьеру, на старте моего вхождения в гидрогеологию. То было заочное знакомство. Теперь наяву. Страх и честь для меня.  Отзыв пришёл быстро. Поддержка и похвала начинанию. Но вот замах преждевременный. Он считает, что отрасль гидрогеологии ещё не доросла для такого обобщения в виде руководства. Нет достаточных научных наработок и опыта. Надо подождать. И тогда я решаю разбить проблему на две части. Первая это технико-методическая, а вторая будет когда-нибудь потом интерпретационная. На том и решили. В начале 70-х вышла в свет первая часть. А я пошёл дальше в своей расходометрии с новым увлечением-привлечением в виде теории движения переменной массы. И с курированием остальной скважинной геофизики для создания когда-нибудь второй части. И вот она лежит теперь передо мной. Лежит. Потому что весит несколько килограммов. Руки оттягивает. Куда её девать? Да, в контейнер для мусора. Больше некуда. Сказал себе. И поперхнулся. Кощунство это.  Такой труд и в небытие. Конец СССР привёл к распаду почти всех НИИ, где разрабатывалась такая тематика. Опыт показал, что с их исчезновением исчезли и их архивы. Это означает, что они ушли в небытие. И теперь даже этот труд, как частичная копия, тоже исчезнет. Так вообще-то все исчезает. Может я зря кручинюсь. В какой-то мере он мне помог найти в Израиле свою нишу. Не было у них специалиста такого уровня как я в области гидрогеологической геофизики. На такой маленькой части суши оказалось столько разного и неожиданного, что, если рассказывать о приключениях, эта записка превратится в роман. Чего стоит случай с обнаружением пластов гипса и ангидрита в разрезе одной из скважин прямо во время каротажа, где я исполнял свою роль интерпретатора. А это оказалось критично для проекта в этом районе. Я сам себя похвалю. Я совершил чудо профессионализма. Десять-пятнадцать минут выкручивания мозга над неожиданными маловыразительными всплесками графиков забрали у меня несколько лет жизни. Это так говорят. В эти минуты мой мозг совершил путешествие в минералогию, которую я прошёл лет пятьдесят тому назад. Как он догадался, что ответ надо искать там? А геологи от неожиданности такого результата назвали меня факиром, гением и другими приятными эпитетами и прозвищами. Случай действительно из ряда вон. Все были уверены, что в этих отложениях в этом районе ничего подобного нет и быть не может. И вдруг я заявляю обратное. И для пущей уверенности прошу отправить несколько коробочек шлама на спектральный анализ. А сам я назавтра должен представить отчёт. Что и делаю. В нем показаны, т.е. это как документ, пласты ангидрида и гипса и ореол их гидрохимического влияния. Ещё через пару дней пришли результаты спектрального анализа и похвалы в мой адрес. Точка. И приговор проекту. Я отношу этот успех к тому, что в своё время организовал создание упомянутой выше монографии. Мне лично она пригодилась, пополнив мою эрудицию. А она, эрудиция, потом работает уже самостоятельно. Архив моих производственных дел занимает целую полку в шкафу. Тут и успехи и, к сожалению, один или два промаха. Единицы, но случились. Повторюсь, в этом маленьком Израиле как будто специально собрали все возможные сложности и головоломки для гидрогеологической геофизики. Обозревая прошлое, я сам себя хвалю за разгадки. Удачно, что во мне живы два человека. Один гидрогеолог. Второй геофизик. Этот симбиоз мог бы быть ещё полезней, но меня держали на расстоянии. Относясь ко мне вполне дружески и уважительно. Но находясь вне коллектива, я не преуспел в профессиональном иврите, и другие возможности усовершенствования в профессии с вхождением в практику компьютерных технологий оказались мне недоступны. Наверное, и другие возможности прошли мимо меня. Поэтому я закончил эту карьеру без сожаления и имею право распрощаться с этой частью архива.

Вот так, скользя взглядом по стопке запылившихся от забвения папок, рука вдруг потянулась к одной ничем не выразительной для постороннего человека. А я не посторонний и сразу узнал её без всяких опознавательных знаков. Это же моя экспертиза по долине Райя в Эфиопии. Случай меня туда занёс. Я никогда не был в Африке. Интересно. Это раз. Деньги нужны. Это два. Всего на два месяца. Это три. А что будет на четыре, пять и шесть я не представлял себе. Вот если бы мог представить, носа бы не высунул из Израиля. Африка на глобусе и Африка в реальности это две разные Африки. А в телевизоре, в рекламных туристических роликах, она третья. А в рассказах моих тагальских коллег и вовсе четвёртая, где можно запросто угодить на костёр в разделанном виде. Но волков бояться в лес не ходить. Вернулся живой. Инфаркт подождал моего возвращения домой. Это мог бы быть отдельный рассказ с приключениями и заговором, и тяготами жизни моей и аборигенов, но я сейчас нахожусь не в этом жанре. И в папке этого нет. В ней мой отчёт.  Долина Райя довольно узкая протяженная с севера на юг наклонная с запада на восток долина. С запада она ограничена высокими горами, а с востока региональным Сирийско-Африканским разломом, восточным бортом которого выступают плохо проницаемые породы, выраженные на поверхности как невысокое нагорье. Кстати, наше Мёртвое море сидит на этом же разломе. Долина образовалась на склоне горного массива, который мы видим на западе. Она со времени образования заполнялась обломочным материалом до уровня, на котором мы сейчас находимся, и в итоге приобрела наклонную на восток поверхность. Раньше там работала немецкая экспедиция и она в своих документах охарактеризовала эту долину как конус выноса. Есть такой тип месторождения подземных вод в гидрогеологии.  Действительно, глядя из долины на запад в горы, такое мнение может сложиться. Но если посмотреть на восток, то это мнение не подтверждается. Я не буду вдаваться в глубину гидрогеологических понятий. Это не специалисту не интересно. Специалисту может. А хозяйственнику так совсем необходимо. Долина полна водой. В сезон дождей она пополняется поверхностным стоком, а так весь год подземным. В долине живут племена первобытного вида и их зависимость от воды роковая. В сезон дождей они собирают воду в закопушках. На потом. Но если, а такое бывает, приходит засуха, они практически вымирают. Подземная вода для них недосягаемая. Правительство, ООН и другие международные гуманитарные организации, включая религиозные, помогают им выживать. Но воду надо иметь на месте. Так вот с первого взгляда гидрогеологическая картина проста и проблемы снабдить водой это население нет. Круглогодично. Но это если с первого взгляда. Площадь разведана очень скудно. Многое строится на гипотезах, поэтому ошибки возможны. Так вот немцы ошиблись по-крупному, определив эту долину как конус выноса. Я доложил это местным специалистам и властям. По единственной карте из отчёта немцев и визуальному обследованию долины я пришёл к выводу, что это межгорная впадина по гидрогеологической терминологии. Есть такой тип месторождений подземных вод. И это принципиально меняет перспективу этой долины на использование её ресурсов.  Если бы это был конус выноса, то существовала бы непроницаемая граница на востоке из отложений мелких фракций и глины перед разломом или на самом разломе. С возможным заболачиванием поверхности. И тогда вся вода в долине ваша. Такая граница образовывается естественным путём самим сносимым материалом при большой протяженности пологого склона.  Таких условий здесь нет и соответственно такой границы нет. И признаков заболачивания территории тоже нет. А так как это межгорная впадина, её границей является разлом, заполненный снесённым в начале крупнообломочным материалом, а сверху помельче по мере снижения крутизны склона со временем. В сезон дождей вода скатывается к разлому, частично просачиваясь вниз в разлом, частично уходит вдоль него на юг. Водовмещающие отложения в разломе можно считать отдельным от долины водоносным горизонтом со свободной поверхностью. Стоит пробурить скважину где-то в долине и начать откачивать воду, образуется депрессия напора. Достигнув разлома, она начинает снижать в нем уровень напора. Это снижение напора вызывает внутри разлома подток воды снизу вверх и движение её к скважине по уклону депрессии. Тривиально. Но собака зарыта в том, что разлом свою воду разогревает. И чем она ниже, тем она горячее. И скважина начинает выдавать горячую воду. Это хорошо для постирушки, но иначе её использовать проблематично. Воду добывать можно, но при условии, что отбор не будет создавать снижение уровня на разломе больше допустимого. Так что не очень разгуляешься. Одна такая скважина уже была пробурена и вызвала недоумение у местных специалистов. Вот и сказке конец. Больше я в Африку ни ногой.

Вот стопка черновиков проекта как заводнить подземные сооружения ХАМАСа в Газе. Проект (со товарищи) вполне себе гидрогеологический. И стоил бы копейки. И ущерба, кроме как врагу, никому. И разослан по инстанциям в самый тот горячий год войны с ним, когда обнаружились его туннели. Никто не прочитал. Или сразу отправил в корзину. То же мне, нашлись умники (это про нас). Кому нужен проект мало бюджетный? Вот сколько кабланов ждут заказов. Чтобы с наваром. Дождались -таки. Впрочем, меня это не касается. Как пассивная защита от проникновения террористов, — стена, наверно надёжно. Но если их совместить, это уже и активная защита. А на следующий после войны год на страну обрушились тучи воздушных змей с огнём. А воды для тушения пожаров нет под рукой. А она вот, в нашем проекте. А могла бы быть на месте пожаров. И урожай бы не пострадал. Хоть плачь от обиды.

А вот другая пачка никому не нужных бумаг. Это проект поддержания уровня Мёртвого моря. Тоже со товарищи. Не у меня одного голова занята была заботой о стране проживания и её проблемах. Таких проектов уже было много и до меня. Но наш мне нравился больше. Опять же по причине его экологичности, естественности и самоокупаемости. И что же? А ничего. Ни одно ведомство не откликнулось хотя бы формальным «спасибо». Как можно видеть человека, если он невидимка? Это мы, авторы-репатрианты, для них невидимки. Другое дело, если от сами знаете кого. Чтобы на Новый БВ, welcome. И во славу. Но не спешат. Проект-то так себе. Ущербный.

Сижу на куче бумаг для мусорного контейнера и в памяти проносятся воспоминания из прошлого. Далёкого прошлого. Кто сказал, что у стариков память теряется? Я старик, а в моей голове сейчас проносятся видения из моей ранней молодости и так отчётливо, что вижу лица, помню их имена и отчества, и детали обстановки.  Вот, например, что всплыло в памяти из моих ранних лет на производстве в Западной Сибири. Я там оказался после Днепропетровского Горного института. Начал с угля, но вскоре увлёкся гидрогеологией, почти сразу как начались там гидрогеологические работы для водоснабжения городов Кузбасса за счёт подземных вод. И уже спустя два или три года стал начальником новообразованной гидрогеофизической партии. Меня заметили, как молодого специалиста, ищущего чего-то в том, что все знают и так. А это дело меня как-то особенно увлекло, хотя курс гидрогеологии я пропустил в институте мимо ушей.  От судьбы не уйти. А начал вхождение в новую область с изобретения, на которое получил Авторское свидетельство с одобрения мэтра Комарова Сергея Григорьевича. Изобретение наивное, новичок все же, но поддержка мэтра из главного НИИ в Москве — это поощрение и как пропуск в новую сферу деятельности. И вот ещё два-три года и настал час, что мне стало тесно в том объёме информации, которую приносила обычная производственная практика с моими прибабахами. У меня появились идеи, как мне казалось, долженствующие привести к пониманию фильтрационных процессов в гетерогенных формациях, и я их хотел экспериментально проверить, развить. А как? Кто я такой? Какие у меня ресурсы? Мало ли что я о себе думаю. Здесь производство, план, отчётность. И вечный дефицит всего: техники, материалов, спецодежды. Помню, ещё в бытность техруком угольной партии, я, ожесточившись на производственные будни, и осмелев не по рангу, пошёл прямо, через головы, к начальнику ЗапСиб Геолуправления Науму Самойловичу Мамлину. В огромном кабинете, за огромным столом сидел небольшой пожилой человек. Для меня двадцати четырёхлетнего парня, он казался стариком. Я понятия не имел, что он знаменитый геолог и большой знаток геологии Западной Сибири. Для всех он бог и царь. Моё появление не вызвало у него никаких эмоций. Я решительно приблизился к столу и заявил, что если нашей партии не выдадут трактор в постоянное пользование, то я ни за что не ручаюсь. Это будет катастрофа. Лошади вязнут в непролазной таёжной грязи. Он как-то скучно на меня посмотрел и, почти безразлично, сказал: «если я вам не дам трактор, то это, действительно, будет для вас катастрофой. Для вашей экспедиции это будет трудный случай. Для меня это ещё один рабочий эпизод. А в министерстве этого никто и не заметит. Так что я вам ничего не дам. Нету». И вот с таким предыдущим опытом я прошу заслушать меня на совете. Мне дают такую возможность. Научно-технический совет Управления, это серьёзно. Он состоит из самых главных специалистов по всем направлениям работ. Меня представляет начальник геофизической экспедиции Нектор Николаевич Душин. Уралец, прошёл все и вся. Если кто-то хотел бы списать типовой портрет урало-сибирского геолога, охотника, рыбака и образованного интеллигента в одном лице, то лучшей кандидатуры я бы не смог предложить. Он был авторитетным начальником, и его любили за все эти качества плюс человечность. Гидрогеологию представляет главный гидрогеолог Управления Кузнецова Мария Ивановна. Но для этого случая специально приглашён ещё молодой, но подающий надежды гидрогеолог, главный инженер единственной тогда гидрогеологической партии Владимир Чуприн и её главный гидрогеолог Олег Сухопольский. Мне дают пять минут, но, если я изложу короче, будет еще лучше. Я докладываю, что хочу провести опытные работы в поле, например, на участке разведки будущего водозабора под городом Кемерово. И для этого я прошу выделить мне бригаду, технику, и главное, - освободить меня и соответственно всю мою партию, от всех других производственных работ на три-четыре месяца, до того, как ляжет снег. То, о чем я рассказал, мало кому понятно. Не руда, не уголь, не нефть, не буровое оборудование, не организация производства. Мария Ивановна тоже как-то жмётся, мол, детские фантазии. И только Чуприн решительно встал и заявил: «Я предлагаю вообще запретить Гершановичу заниматься гидрогеологией. Потому что он хочет перевернуть всю гидрогеологию с ног на голову». И сел. Последнее слово, как всегда, за председательствующим. А председатель, - главный инженер Управления, Староверов Леонид Дмитриевич. Теперь, вспоминая те времена, я удивляюсь, как разительно отличались и внешне, и манерой говорить, и степенностью, и обхождением коренные сибиряки от новой волны специалистов и вообще людей, прибывших сюда в войну или после неё. Так вот, Староверов был коренной сибиряк. Он говорил неторопливо, негромко, как бы чуть иронично. Поскольку это касалось меня, то я запомнил каждое его слово. А он так подвёл итог обсуждения: - Мы тут, действительно, мало что поняли из того, что рассказал нам этот молодой человек. Но что он хочет? Он хочет работать, и сделать так, чтобы то, что мы делаем, было лучше. И вообще он нам симпатичен. Так давайте дадим ему то, что он просит. И я получил все. И в это же лето моя команда вместе со мной дневала и ночевала там, на участке, до белых мух. Мы сделали столько, что мне потом хватило для кандидатской диссертации и даже чуть осталось для докторской. Как в анекдоте: приходит к профессору молодой аспирант и говорит: - Я хочу подготовить диссертацию на тему «Варка студня из передних и задних ног парнокопытных животных». - Замечательная тема, и очень актуальная. Но зачем же все сразу. Давайте сначала возьмём передние ноги, а задние оставим для докторской. Это анекдот, кстати из того времени, но у меня, действительно, получилось больше материалов и фактов, чем я мог переварить. Этот остаток ждал решения нескольких новых теоретических задач, к которым я пришёл значительно позже. Но факт, что все оказалось не такой уж забавой, и её полезность очень быстро заметили. Сначала, где-то на следующий год, я сделал сообщение на региональной (Западно-Сибирской) конференции в Новокузнецке (б. Сталинск). И тут же получил предложение опубликовать статью в журнале СНИИГИМСа, Новосибирск. Этим я, правда, не воспользовался. Я ещё не знал, как это делается, опытных наставников по этой части здесь у меня не было. Даже чтобы позвонить по междугородной телефонной связи для консультации надо получить специальное разрешение начальства. И ещё не значит, что дозвонишься. Сейчас все это может показаться неправдоподобным. Я все постигал сам на свой страх и риск. И поступал только естественным для себя образом. Как будто, а может и не как будто, только что вышел из тайги.

Опыт и практические результаты стали известны в министерстве. Я не помню, какими каналами это шло, но факт. Предложили и поставили стенд на ВДНХ СССР. А лично меня наградили на очередной конференции изобретателей Западной Сибири фотоаппаратом Зоркий. А ещё, и это мне особенно дорого, это книга с дарственным автографом самого Староверова Л.Д. за активную работу в НТГО. Это очень ценная по тому времени книга, только-только вышедшая из печати, «Справочник гидрогеолога», 1962г. Я её зачитал до дыр. И даже захватил с собой в Израиль.

Прошло ещё год или два, и вышел приказ Министерства Геологии СССР с рекомендацией всем своим организациям применять метод и технологию, которую я предложил. Никаких нормативных документов для этого не было. Был только издан местной типографией «Технический Листок» со статьёй, которую я подготовил с помощью отдела по развитию рационализаций. Она как-то называлась, но я не помню как. А для того, чтобы применение было реальным, Министерство, почти одновременно, поручило Уральскому Геологическому управлению создать завод для производства скважинных расходомеров для этой технологии. К этому времени для выбора места уже появились основания. Это успехи начавшего там аналогичные работы Миши Ровинского, и наличие хороших геофизических мастерских как базы. Уральское управление выступило потом в роли головного предприятия по моей кандидатской диссертации. Как Миша Ровинский не упирался, коллеги его остудили: Гершанович начал это первым, ему и собрать урожай. С Мишей мы стали друзьями, а потом я помог ему стать кандидатом наук уже как руководитель аспирантуры при ВСЕГИНГЕО. Я не могу присоединиться ни к кому, кто скажет, что его затирали, или мешали, или и того хуже, дискриминировали по национальному признаку. Или мне повезло оказаться в такой обстановке и среди таких людей?  

Вот что делает куча никому не нужных бумаг. Как будто проживаешь жизнь с начала. Конечно, выборочно. Только хорошее желательно. Но жизнь она всякая, хочешь -не хочешь. Она так повернулась, что я оказался в Израиле. И архив этот уже израильского происхождения с наследием прошлых экспериментальных работ в СССР. Даже удивительно мне самому сколько же я мусора создал. Хотя как сказать. И как понимать. Нет, не только мусора. Главное же дело моих увлечений ни в мусор, ни из памяти не выбросишь так просто. Оно -то и отняло у меня время для других занятий. Но все равно, теперь прощаюсь со всем. Всему приходит конец.  Об этом я сообщил коротко в сети LinkedIn для гидрогеологов-профессионалов. Кто захочет, прочитает. Жаль только они никогда не воспользуются тем, что в мусорную корзину я не выброшу пока жив. Рука не поднимается. Это то, что заняло мой ум (в научном, а не в жизненном применении) и там, и здесь. Для меня успешно, как личности со способностями и потребностями их проявить. Это я не случайно вспомнил предсказание Чуприна. Вот он, феномен. Не хуже Вольфа Мессинга. И как точно: «он хочет перевернуть гидрогеологию с ног на голову». Здесь важное слово «хочет». В самом деле, те новые знания, что я добывал, к этому в конце концов привели, и я, не смущаясь такому заявлению, заявляю это публично. А архив только напомнил откуда все началось и где продолжилось. Почти как у Пушкина о декабристах: с «во глубине сибирских руд» и до израильских пустынь с надеждой, что не пропадёт «дум высокое стремленье». Но они (гидрогеологи), не сразу откроют для себя пользу этого нового знания, о котором я в популярной форме сообщал в сети LinkedIn, ЭНС и в рассылках разным компаниям и специалистам. Во-первых, их учили тому, что было и есть на это время. Как окончательное и незыблемое. А это нечто другое. Во-вторых, для них не создано ничего, что можно реально применить. Это все равно, что сказать голодающим, что суп вкусный, и не дать им ни самого супа, ни ложки. Всякая наука идёт впереди времени и практики. Иногда на много лет впереди, хотя из практики сама же и появляется. Эта часть науки на практике уже не появится, потому что такой фанатик как я не появится больше. Это неподъемный труд и непомерные расходы, которые я мог получить только в Союзе. На мой израильский период пришлась мозговая работа над моим же наследием из прошлого. Тоже ого-го что в перерывах между зарабатыванием хлеба насущного. Но успел все же. Да, я подготовил все, чтобы перевернуть прикладную гидрогеологию с ног на голову. Вернее, дать ей голову. Но вот рычага мне найти не удалось. Шутки шутками, а свобода хороша до, а не после. А я сейчас в положении после. Что мне сейчас с этой свободой делать? Мне некому передать результат для продолжения и внедрения. Семейного бизнеса из этого получиться не могло. Такое редко передаётся генами. Выбросить все это в мусорный контейнер рука не поднимается. Оставлю моим наследникам как память. У меня один внук и двое правнуков. Правнуки ещё малы для выбора своего пути. А это будет как память о деде и прадеде. Места это не займёт. Не на бумаге теперь. Они будут вправе распорядиться этим по своему усмотрению.

Сидя теперь на этой груде бумаг, невольно видишь и людей. Кого ближе. Кого дальше. Кому спасибо. Кому-то просто кланяешься как доброжелателю. Есть и те, кого выделяешь. С некоторыми мне особо повезло. В Израиле, где жизнь началась с начала в зрелом возрасте, т.е. у меня, это стоит отметить. Ни один из израильских коллег с первого же знакомства не отказывал в помощи. Кто чем. Кто ивритом, кто своим опытом, материалами полевых работ из архивов, кто советом, где и что. Для олима (репатрианта) без языка и каких-либо ориентиров это важно. Там я начинал как инициатор -исследователь -одиночка, будучи ещё юношей. Я в науку пришёл естественным для себя путём - из жизни в науку. У многих это происходит наоборот, - сначала место в научном институте, а там займись тем, что предложат. Так что в Израиле начался тот же путь. Только сложнее. Не на своей всё-таки почве. Что-то я разговорился. Сказывается «синдром одиночества». Мне в радость, – другим в тягость. Простите, что отвлёкся от темы. Теперь самое время конкретизировать эту тему, с которой прощаюсь. Ведь я адресую этот текст гидрогеологам. Коллегам.

Я много лет занимался прикладной гидрогеологией как наукой. С 1958 года как практик с идеями, а с 1966 года как уже учёный, которого перевели в Москву, во Всесоюзный НИИ гидрогеологии и инженерной геологии ВСЕГИНГЕО. С полной свободой выбора тематики исследований. Я выбрал направление исследований и разработок для обеспечения гидрогеологии количественными параметрами и характеристиками, как это должно быть в науке, ставшей количественной. А такой она стала с опубликования решения Theis C.V. (1935) и его последователей Cooper H.J.  & C.E. Jacob (1946). Это решение, как и любое академическое, в своей основе использует абстрактную модель и потому имеет ограничения для своего применения. Если вы игнорируете их, это скажется на результате. Время от времени в теории появлялись дополнительные методы для преодоления ограничений в граничных условиях и геометрии объекта. Все технологии имеют одну и ту же схему, в которой есть центральная насосная скважина для возбуждения поля давления, и одна или несколько наблюдательных скважин для мониторинга динамики давления (напора) в пространстве депрессии. Профессиональный гидрогеолог это все знает. Я только напомню и подчеркну, что данные насосных скважин не предназначены и не пригодны для оценки параметров по существующей теории. Их можно использовать и используют для сравнительной оценки скважин на территории.

Целью моих исследований было разработать такую технологию анализа данных насосной скважины, которая бы обеспечивала подлинность и надёжность оценок гидрогеологических параметров водоносного горизонта, чтобы использование наблюдательных скважин было бы излишним.  Я достиг этой цели. А по полноте результата превзошёл её. Для этого я применил теорию движения переменной массы для насосной скважины. Идея её применения в поставленной мной проблеме была новой и заманчивой. Не помню кто сказал, что новые идеи и их решение приходят не тогда, когда на это выделяется бюджет, а тогда, когда появляется человек, которому это интересно. Таким человеком оказался я. Это определило мою научную занятость и судьбу на всю последующую жизнь. Постановка этой проблемы является моей инициативой.  И я занимался ею как фанатик в любом подходящем и не очень месте и в любое время суток. Я становился счастлив от удач и страдал от провалов как больной от своих же болезней. Жена как-то назвала меня «человек одной проблемы». В точку.

Теоретические исследования вызвали необходимость провести лабораторные и полевые исследования по специальным методикам. Так что научное исследование превратилось из теоретического в комплексное. Гидрогеологи с интересом отнеслись к моей идее и помогали участием в лабораторных и полевых работах (б. СССР) и полевыми материалами (Израиль) для использования в теме. Компания Mekorot (Israel water company) даже частично спонсировала разработку пилотной версии ПО. Спасибо всем от всего сердца. В итоге полная версия ПО пользователя готова в алгоритмическом виде. Но в электронном виде её нет и не будет. Мои попытки привлечь инвесторов как партнёров для разработки пользовательского ПО (следующего после пилотной версии) с сопровождающим обучением пользователей и дальнейшим развитием применения были безуспешными. 

Набор определений в конечной версии ПО пользователя мог бы включать полный список гидродинамических параметров для всех существующих режимов водоотдачи и фильтрации воды, а также оценку статических гидравлических параметров в том числе общей пористости in situ для сайта насосной скважины. Мы получаем раздельно идентификацию сегмента среды, выбранного как целевой для забора воды, а также как гидрогеологического объекта ресурса подземных вод. Вспомните ограничение на изотропность, которой в геологических отложениях нет. Теперь и не надо. Найдены идентификаторы гидравлического типа водоносного горизонта и наличия перетекания из соседних слоёв. Кроме того, определены зоны дренирования для планирования санитарной защиты подземных вод от загрязнителей с поверхности. Такой набор определений полностью закрывает проблему количественной характеристики сайта насосной скважины как гидрогеологического объекта. Также определяется набор гидравлических особенностей скважины как инженерного сооружения. Это коэффициент потерь напора в среде и скважине, скин- эффект, проницаемость фильтра, радиус турбулентности и т. д. Все эти характеристики определяются по умолчанию. И что важно, все вышеперечисленное определяется по тривиальным данным для обычной насосной скважины. Хоть только что появившейся, хоть из архива. Я этим горжусь.

Я бы очень хотел, чтобы это моё личное достижение, созревшее в этой стране, с ней бы и соотносилось. Для этого существует сеть технологических теплиц, ориентированных (по рекламе) на репатриантов из СССР -СНГ. На самом деле это не так. Даже очень не так. Не просто добиться там места с начальной инвестицией. Особенно именно репатрианту. Я побывал в некоторых из них. Это венчурные коммерческие предприятия и их предпочтения тривиальны: проект должен принести в итоге прибыль. Все остальное может быть интересным, но если не подходит по этому показателю, то не принимается. Для моей советской головы это трудно понимаемое требование с порога. Но, как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Выбора нет.  Как написал поэт Василий Лебедев-Кумач «кто хочет - тот добьётся, кто ищет тот всегда найдёт». Я уже понимал, что для этого предприятия мне нужен будет профессиональный промоутер как партнёр. Так что по рекомендации бывшего «нашего», а теперь уже на самом верху здесь как «ихнего», я открыл объятия израильтянину, подвизающемуся на этом поприще. Меня также заверили, что ему можно доверять как родному. С ним я и заявился в теплицу по его выбору. Так я нашёл, что искал. Я не называю эту теплицу. И этого промоутера. Дело старое, мне нужен покой.  Проект приняли для экспертизы, это уже что-то. Процедура. А мой поводырь уже расписал наши с ним отношения: он  Генеральный  директор, я - технологический. Так принято. И ещё я понял, что его выбор теплицы был не случаен. Его там встретили как своего. Мне повезло, значит, дважды.

В прошлой жизни такого понятия как рынок тепличных разработок и последующей торговли техническими идеями и технологиями вообще не было. Было понятие и процедура внедрения и никакой коммерции. Только мизерное вознаграждение авторам. В НИИ рады были все показать и рассказать, если это не было заранее определено как государственная тайна. То, чем я занимался, к этому не относилось и потому дверь была открыта. И так повсеместно. О таких вещах, как доли, акции и прочие атрибуты капиталистических отношений вообще были чужды советской ментальности. Мы так росли. И переезд в Израиль меня не мог переделать ни сразу, ни вообще. Новое я воспринимал как данность вне критики или дискуссии.

Как я понял по ходу процедуры, есть надежда, что мой проект будет принят в эту государственную теплицу. Но это ещё не окончательно. И вдруг мой партнёр сообщает мне, что он переносит его из этой теплицы в частную. Он мне говорит, что это из-за плохого отзыва какого-то профессора. Частная теплица будет под крышей иностранной инвестиционной компании с красивым названием и хорошими референциями. И это, говорит, будет даже лучше, чем эта теплица. Мне этого отзыва посмотреть не дают. Нельзя. Мне, автору, нельзя. Но я же ослеплён желанием получить инвестора. Не настаиваю. Меня, таким образом, мой партнёр выручает. Ну а раз так, какие могут быть торги, мы же становимся друзьями с общими интересами. Ты  Генеральный  ( СЕО ), я технологический, на равных. Так что все поровну. Договор я подписал не глядя. Господи! Какое же я дитя.

Потом я стал замечать странности. Потом, потому что для меня все тайно. А из странностей стала вырисовываться картина надувательства. Я пропущу детали. Это же не расследование, и я никого уже не обвиняю. Это израильские правила игры с такими наивняками как я. Фраерами по -израильски. Игра в тёмную. Оказалось, что он стал Генеральным  в другом стартапе по проекту израильского профессора. В той же теплице и с того же самого времени. И, соответственно, с зарплатой. Вот для чего ему надо было вытолкнуть мой проект в подвернувшуюся кстати частную теплицу, изобразив это как акт спасения моего проекта.  Сохранив за собой должность  Генерального. Инвестиция так себе, так что, не претендуя на зарплату, получаем жест благородства. Но замечаю одну странность. Он избегает появляться со мной на людях, особенно там, где может оказаться этот профессор. Или делает вид, что мы не знакомы. Я же - олух царя небесного. Глухонемой в тёмной комнате. Ничего не узнаю и не пойму. А он будет что-то вроде СЕО - невидимки. Но как ни старайся, не убережёшься от разоблачения. Случай столкнул нас троих вместе. Мой партнёр чуть в штаны не наделал. А может и не чуть, но я не проверял. Но прозрел окончательно. И таких фактов конспирации вагон. Вывод: мой партнёр решил использовать меня в роли лошадки под седлом. Если у меня получится, он будет в плюсе, в большом плюсе, таких никто не даёт, а если нет, то и суда нет. Не могу подобрать нужный термин. Тремпист? Да, наверное. Такое отношение не по мне. Я его воспринял как друга. А он? Такую подлость трудно перенести.  Положение державинского осла мне оскорбительно. А участие в его конспирациях унизительно. Так что я принял решение расстаться. К случаю разразился кризис, компания инвестора оказалась копией «рога и копыта», и шансов обновить бюджет никаких. При договоре, какой я подписал легкомысленно, это было очень нервное дело. В маленьком Израиле с ориентированной предвзятостью и круговой порукой среди своих можно вылететь в аут как мяч с футбольного поля. Вот он, урок стоимостью в жизнь. Однажды я попал на лекцию. В клубе для пенсионеров. Запомнил несколько тезисов. Вот один из главных: все отношения между людьми — это отношения купли – продажи. Лет пятнадцать тому назад она бы мне пригодилась. А сейчас я смотрю на руины выстраданной мной стартап компании. Папки с перепиской, анализом рынка, буклеты, всякие поэтапные планы  и бизнес-планы, и прочий бумажный и электронный хлам. Все в мусорный контейнер.

Ах, архив -архив. Мог ли я подумать, что скопище продуктов и отходов прошлых событий напомнит их и наполнит новым содержанием. Всплыли и сопоставились два мира. Мир условного Староверова и мир условного Шапиры. Их разделяет пространство и время. Но сейчас они на одном столе. И мне второй мир противен.

Я оказался единственным исследователем в этом разделе науки с выбранным направлением. И независимым в полном смысле этого слова. Конечно, у меня были помощники и доброжелатели. Но авторство всех частей разработки от концептуальной формулировки до расчётных формул принадлежит мне одному. У великих научных открытий в истории науки есть только одно имя – имя первооткрывателя. Так и здесь. Несколько примеров из пилотной версии ПО уже были показаны в Интернете. Так что часть гидрогеологического сообщества осведомлена о существовании такой методологии и знакома с её результатом. Я надеялся, что этот вклад в подземную гидродинамику обеспечит решению Theis – Cooper & Jacob применение в любых условиях без ограничений, а прикладная гидрогеология получит второе дыхание. Но Know how уйдёт из жизни вместе со мной. Второе рождение прикладной гидрогеологии не состоится. Все останется таким же, как и раньше. К сожалению. Гидрогеология - это не только наука. Это ещё и искусство. Даже в таком заурядном деле как заурядное испытание заурядной скважины. Новая методология объединила бы их.  Но гидрогеологи, современные и будущие, не получат удовольствия от её применения и не смогут увидеть красоту её результата. Мне жаль их. Второго шанса не будет. Так же, как и второй жизни, чтобы все успеть.  Прощайте!

 

Проф. Исаак Гершанович,

независимый исследователь, Тель-Авив, Израиль