Остров Кунашир.

 Мне уже около шести лет, брату Вове 2,5, а сестре чуть больше годика. Море. На удалении примерно 500 м от берега всего один ряд одноэтажных деревянных домиков, в которых живут семьи офицеров. Возле каждого домика сарайчики и небольшие земельные участки. За домиками сопка. Наверх идёт деревянная лестница высотой метров 30. На сопке солдатские казармы и лес. Лес смешанный, густой. Там и там лежат деревья поваленные от старости и из них уже растут мох и маленькие деревца. Где то подальше японская деревушка и их небольшие деревянные буддистские храмы. Убранство в храмах из плотной бумаги и картона. Много разноцветных фонариков, гирлянды. Во время приливов море приближалось к нашим домикам не менее чем метров на 50 относительно периодов отлива. При этом часто после отлива на берегу оставалось много рыбы (кажется горбуша) и огромные стеклянные шары. Эти шары служили японским рыбакам грузилами для их рыболовных сетей.

Море здесь бывает очень неспокойное. Поэтому шары должны быть большими и тяжёлыми, что бы держать сети развёрнутыми. Мне кажется, что их диаметр составлял не менее 50-60 см. Недалеко от дома папа вырыл яму и установил над ней обыкновенную металлическую бочку без дна. В яме разжигался костёр, а в бочке на специальных приспособлениях вешалась рыба для копчения. Сверху вся конструкция закрывалась крышкой. Участие в копчении рыбы всегда принимала вся семья, включая малюсенькую сестру. Она тоже что-то щебетала, волновалась и подкладывала щепочки в костёр. Из рыбы доставалась икра красная и солилась в деревянных бочонках. У всех всегда было много этой икры. За нашим домом небольшой участок. Там мы всей семьёй (в том числе маленькая сестра) копали землю для посадки картошки, там же растили поросёнка, там же всей семьёй посадили пять (по числу членов семьи) ёлочек и всё время наблюдали за их ростом. Картошка росла только в том случае, если её удобряли из туалетов. Скудной почве нужны были азотные удобрения.

 Небольшое отступление. Примерно в году 2008-ом после такого длительного  периода от моего детства мы с женой были на конференции в Токио. На обратном пути по маршруту Токио - Милан самолёт пролетал мимо Курильских островов. Небо было совершенно чистое. Ни облачка. Все постройки на земле были хорошо видны. Мне казалось, что я с высоты полёта прекрасно видел свой домик на острове Кунашир и те, выросшие до больших размеров, пять ёлочек возле дома, которые мы посадили всей семьёй в 1946 году.

Для поросёнка мама в специальном ведре готовила кушанье из картофельных отходов. Помню землетрясения каждый день, на которые никто не обращал внимание. В доме был солдатский стол, солдатский шкаф и тяжёлые табуретки солдатские. В центре таких табуреток было отверстие размером под ладонь, что бы можно было их перемещать. Под потолком висела просто лампочка, не прикрытая ни абажуром, ни люстрой. Во время землетрясений мы сидели спокойно на табуретках, а они под нами раскачивались. Спокойные, не выражающие тревоги, были мама и папа. Именно это спокойствие и уверенность передавались нам. До сего времени не понимаю, как от землетрясений не разрушалась печка. Топилась она дровами. На ней же мама готовила обеды и грела воду для стирки. Лампочку под потолком я, играя какой - то палкой, разбил. Это кажется была единственная бесцельная, запомнившаяся в моей жизни, детская шалость. В тот момент я сказал маме, что поступил, как дурак и я это сам знаю. На этом наш диалог по такому поводу был завершён. Я не боялся ни мамы, ни папы. Они были идеальными воспитателями. Они никогда от нас не требовали вести себя так или иначе. Мы росли, глядя на них. Именно таким папой и дедушкой для своих двух дочерей и пяти внуков, до безумия трудолюбивым и самостоятельным, особо талантливым инженером, полярником в Антарктиде, лучшим в СССР по профессии в области радиолокационного обеспечения полётов самолётов, стал мой брат Владимир. Да и женился он на своей соученице Ларисе, ставшей учителем английского языка, родом из Биробиджана, вдохнувшей в свои лёгкие первый воздух Дальнего Востока. На этом примере росли их дети Таня и Наташа и теперь растут их внуки Ира, Натаниэль, Элеонор, Таль и Шай. Эти дети их безмерно любят. Ныне у него открылся дар поэта, и он с большим вдохновением пишет стихи. Сестра Софа выросла в особо душевного, отзывчивого человека, школьного учителя от БОГА, умного педагога и талантливого школьного математика, бесконечно преданного родителям и нам с братом. Она очень гордится своим Одесским происхождением.

Маме с папой никогда не приходилось за нас краснеть. Наше мнение всегда принималось на  равных основаниях и учитывалось в принимаемых решениях. ВСЕГДА!!! Кушаньем нашим на Кунашире были рыба, красная икра, сухое молоко и сухая картошка. Мясо было только иногда - свинина и курятина. У нас в сарае мама выкармливала поросёнка и курей.  Когда поросёнок подрос, мы на нём катались. Кажется он с удовольствием нас возил и с нами игрался. Курей мама кормила крошками хлеба. Я хорошо помню мамин добрый голос, когда она звала курей ЦЫП, ЦЫП, ЦЫП. О том, что на свете есть свежие овощи и тем более фрукты, мы не знали. Однако, вкус баночных колбасы и тушёнки, галет и конфет горошек в холщовых мешочках из американских посылок офицерским семьям я помню до сего времени. Ещё помню конфеты, которые делали японцы, обжаривая сою в сахаре. Первое яблоко по большой цене мама нам троим купила тогда, когда на наш остров после отселения японцев на остров Хоккайдо приехали корейцы. Они были нужны для работы на небольшом рыбоперерабатывающем заводе. Мне к тому времени было уже  больше шести лет. Я уже готовился к школе. Школы на острове не было, но я уже мог свободно читать, считать и писать. Мы - мальчишки - бегали к японским храмам и воровали в них цветные бумажные фонарики. Возле храмов я не помню ни служителей, ни охранников, ни прихожан. Зато рядом паслись маленькие жеребята, и мы уводили их, пытались на них кататься. К японцам мы, мальчишки, относились свысока. Они были для нас побеждёнными врагами. Ведь наши папы были победителями. До прихода советской армии японцы никогда не закрывали свои дома на замки. Стали они это делать после появления первых краж. По рассказам папы наши солдаты начинали грабёж даже в период боя. Так на глазах у папы прямо в бою один солдат пытался унести из магазина ящик с японскими наручными часами. Приказу прекратить мародёрство он не подчинился. Через несколько шагов с этим ящиком в  руках он был убит японским снайпером. Жёны офицеров иногда ходили в японские дома покупать японские платья - кимоно. Однажды в таком доме был и я с мамой. Обувь нужно было снять перед входом. Внутри идеальная чистота. Никакой мебели. На полу циновки. По середине очаг, вокруг которого сидят на циновках члены семьи. Не помню, приглашали ли они нас сесть. Не помню, пытались ли нас чем - то угостить. Мама покупала кимоно. Вдруг из соседней комнаты вышел с большим полотенцем совершенно голый мужчина, видимо только что принимавший душ. Это то, что осталось в моей памяти. Помню продолжительные, ветреные и снежные зимы, когда дома засыпались снегом до самой крыши, а ходить можно было только держась крепко за заранее натянутые между домами верёвки. Вход в дом раскапывали солдаты.

Рис. 01-02

Одесса и студенческие годы. (третий этап самого счастливого периода жизни)

Как я уже писал, с Одессой я познакомился в тот короткий период времени, когда мы с мамой в раннем детстве, приехав из Сибири к погибшей бабушке, ожидали папу с фронта, когда мы жили у маминой подруги в полуподвале, когда мы мальчишки - хулиганчики разбивали витражные стёкла в парадных и подбирали стёклышки для применения их в качестве линз, когда я не знал, что слова еврейские галушки означают что-то хорошее и ими можно кормить моего брата.

Я не случайно выделил слово Одесса в названии этого параграфа. Я, мои родители, мой брат и сестра считаем этот город очень любимой (для меня после Сахалина) родиной, город наших корней (глубже только корни в Варшаве по линии мамы и в Белостоке, по линии папы), город, в котором нам всегда легко дышалось. Это город в котором от фашистов и украинской "советской" фашистки погибли мои бабушка, тётя и их дети. Город, в котором деятели "советской" и партийной власти повлияли на судьбу моих бабушки, дедушки и родителей, забрав у них в период революции семейный бизнес и большую часть квартиры, а в послевоенное время и оставшуюся от дедушки и бабушки мамину квартиру. В то же время это город, в котором я нашёл своё семейное счастье  - Соню, построил семью на всю жизнь, получил высшее образование и трамплин в самостоятельную жизнь. Город, в котором родилась моя сестра и получил путёвку в жизнь мой брат Вова. Встретились мы с Одессой с большой любовью  друг к другу.

Мама поездом проводила меня до Львова. Там в ресторане, в ожидании поезда,  мы с ней пообедали. На второе мама взяла мне котлеты по-Киевски. Они, даже после замечательных маминых обедов, показались мне такими вкусными, что мой язык вспоминает об этом по сей день. Это потом я понял настоящую "хлебную цену" этих котлет. В то же время они меня манили ожидаемой самостоятельностью. Запомните мой совет. Котлеты по- Киевски очень вкусны только в том случае, если их делает мама, жена, сестра, дочь, внучка или классный повар в настоящем дорогом ресторане!!! Ещё их можно несколько раз покушать, если Вы вдруг переходите в детстве от маминого питания к питанию в какой-нибудь общественной столовой. Покушать не более двух-трёх раз!!! Мне же предстояло кушать их подобие в миниатюре в студенческой столовой много лет. А ещё я кушал подобные котлеты в армии. Их нам давали только по выходным дням и праздникам, и поэтому они были вкусными. В такие дни к ним полагались ещё булочка и полная кружка киселя. В обычный день кисель давали только половину кружки.

Со Львова поездом под контролем проводника я доехал до Одессы. Встретила меня мамина сестра, моя тётя Бетя.

После проживания в захолустных городках Волыни Одесса на меня произвела неизгладимое впечатление. Как раз в это время на Дерибасовской начал работать цветной фонтан, который придал этой знаменитой улице ещё большую значимость. Бегающие и периодически звонящие трамваи придавали Одессе какие - то живительные силы. В то время (1959 год) в Одессе ещё были разные в основном еврейские артели. Они чинили примусы и керогазы, точили ножи и ножницы, ремонтировали обувь, шили одежду, продавали керосин, собирали негодную одежду, ловили в Чёрном море и продавали на знаменитом одесском привозе рыбу (кефаль, скумбрию и огромную камбалу), а в газетных  кулёчках, как семечки, по копеечной стоимости - рачки и т. д.  Здесь же продавали "раки в одни дни по три, но маленькие, а в другие дни большие, но по пять. Но большие". Так оно было по КАРЦЕВУ. И это правда. Свидетельствую. Во дворе дома вдруг появлялся человек, на плече которого висела целая конструкция, позволявшая ему ногой вращать наждачный диск. "Точу ножи, ножницы и другие инструменты", кричал он. Кричал так, что жители двора слышали его призывы даже за закрытыми окнами. Они несли ему свои инструменты и он приводил их в соответствующий порядок. Артели, артели, артели. Кажется они были придуманы с момента появления человеческой активности, задавлены революцией, возрождены в период Ленинского НЭПа и закрыты Сталиным вместе с переходом от Ленинского к Сталинскому пути развития Страны. Закрыты-то закрыты. Но я же говорю об Одессе. Одесские артели продолжали свою независимую жизнь ещё до тех лет, когда я приехал в этот город после завершения учёбы в школе (1959 год). Подозреваю, что они никогда не прекращали свою жизнь. Ныне для их возрождения открыты все пути. Такова диалектика человеческой жизни. Артели (читай система частного или мелкого производства) оказались сильнее советских порядков. Мне порой кажется, что они, эти артели, в некоторой степени отражение еврейского характера, еврейской природы выживания. Они были созданы человеческой инициативой, стремлением выжить за счёт собственных физических и умственных возможностей. Сталинская насильственная бездумная индустриализация и особенно коллективизация привели к существенному сокращению индивидуальной инициативы. Эти процессы, несмотря на лозунги и пропаганды стахановских  инициатив, не смогли достигнуть эффекта индивидуального творчества. Они достигли скачкообразного развития общественного производства, но задавили индивидуальную активность. Я должен заметить. Все, все, кто получил в советской школе диплом о среднем образовании, а в высшей школе диплом о высшем образовании, как бы они не рассуждали, были они или не были членами КПСС, были советскими гражданами, жившими по законам советской власти. Ну а уж те, кто становился кандидатом наук, просто не имеют право называть себя антикоммунистом или антисоветским. Почему? Просто потому, что на пути к защите диссертации по любой специальности нужно было сдать кандидатский минимум из трёх экзаменов. В том числе экзамен по специальности, иностранному языку и марксистско-ленинской философии. Осознаёте?  Экзамен на верность марксистско-ленинской философии! Осознаёте? Речь не идёт о Вашей грамотности в области философии. Речь идёт о том, что Вас проверяли на верность ленинским философским взглядам. Вы принимали присягу на верность Ленинско-Сталинской философии и идеологии, на верность дороги, которую определял ЦК КПСС.  А это значит, что вновь рождаемый кандидат наук или доктор наук становился согласным с линией партии. Точка! Либо те, кто рассказывают о несогласии в прошлом при принятии ПРИСЯГИ по школьной, институтской, университетской, докторской наук программам, просто кривили душой ради достижения своей цели, либо уже потом приходили к другим представлениям об истине. Никто не мог пройти мимо ПРИСЯГИ на верность Стране Советов, Никто. Что я этим хочу сказать. Думайте сами, решайте сами.

У меня нет целей сейчас делать анализ этих событий. Я лишь хотел заметить, что и в конце пятидесятых годов я встретил ещё в Одессе отголоски периода НЭП.

Итак я в Одессе.

Времени для подготовки к приёмным экзаменам уже не было. Пока меня "принимали" в военно - морскую медицинскую академию пробежала половина лета. Одесса. Конец июля. Экзамены начинаются в начале августа. Моя попытка была несерьёзной, очень наивной. Без предварительной подготовки я сдал документы в технологический институт (мукомольной промышленности) и пошёл на экзамены. По первым трём экзаменам (математика письменная, устная и физика) я получил отлично. По русскому сочинению была оценка четыре. Однако, на последнем экзамене (по немецкому языку) мне поставили три.  Ну не могли же они поставить два. Я ведь ответил на отлично. Такова вероятно была поставлена задача экзаменаторам. В то время я так не думал. Я решил, что нужно лучше готовиться и почему-то совсем не переживал. Я даже не пошёл посмотреть списки принятых в институт. Может быть напрасно? Может быть я случайно попал в эти списки? А как думаете Вы, уважаемый читатель? Какой был в том году конкурс в этот институт я не знаю. Полагаю, что не менее 15 человек на место. Этот институт в Одессе был престижный. Ведь год был 1959. У Руля Страны был "великий" антисемит Хрущёв. Для поступления во все ВУЗы Страны еврейским детям была почти нулевая квота. Были институты, в которые еврейским детям вход был закрыт наглухо. Ко всему я очень хотел поработать на заводе и почувствовать себя рабочим.

Я взял в кавычки слово великий Хрущёв. Однако, этот безграмотный человек был подлецом, подписывавшим вместе со Сталиным расстрельные списки ни в чём не повинных людей, и, одновременно, послесталинским реформатором. Это он уже в после сталинские времена так называемой хрущёвской оттепели расстреливал бастовавших рабочих, и в то же время начал строительство жилья. Это было то жильё, которое народ сегодня называет хрущёвками. Однако, в те годы, люди, переселяясь из коммуналок в эти хрущёвки, были счастливы. Ведь до этого люди жили  в коммуналках, как дикари (помните песню Высоцкого На столько-то  семей "всего одна уборная"). А для нас - студентов - при нём на столах в столовых всегда стояли бесплатный хлеб и горчица. Об остальных его "достоинствах" уже рассказано многими писателями и журналистами.  Вот несколько из "достоинств", о которых я не могу не напомнить. Он безосновательно, а скорее без заботы о людях, принёсших победу, выгнал из армии вначале 640 тысяч офицеров, а ещё через короткое время миллион двести тысяч. Профессия этих людей была быть военными, так их учили в специальных училищах и академиях. Других специальностей у них не было. Как эти люди и их семьи выживали!!! Нужно ли было сокращать в тот период армию? Вероятно да. Однако, нужно было организовать переучивание этих замечательных и заслуженных людей новым специальностям, позаботиться о жилье для их семей, дать средства для нового обустройства. Что он творил с армией хорошо показано в фильме "Жуков". Я верю этому фильму, с трепетом и переживаниями его смотрел и пересматривал потому, что ощущал все эти процессы в жизни своих родителей. Насаждая повсеместно без агрономического и климатического обоснования посевы кукурузы, Хрущёв уничтожал сельское хозяйство Страны. А чего стоит только "заваренный" им "Карибский кризис", поставивший мир на порог третей мировой войны!!! Да, он действительно открыл миру культ личности Сталина. Однако, всегда остаётся вопрос: "А где же был ты, Никита Сергеевич? А ведь ты был возле Сталина, рядом со Сталиным и безоговорочно выполнял его поручения, подписывая расстрельные списки и насаждая дикий антисемитизм на Украине". Я не исследователь политической истории. Однако, будучи свидетелем того времени, хочу позволить себе изложить всё современное впечатление о лидерах моего периода истории. Извини меня читатель за мою далеко не профессиональную оценку.

Итак. Сталин прокладывал дорогу своему могуществу путём уничтожения всех однопартийцев  и Ленинских соратников революционного процесса. Он залил реками крови дорогу к ему одному понятному социализму. Хрущёв прокладывал себе дорогу путём уничтожения всех соратников Сталина. Своей дикой безграмотностью он якобы строил Ленинский социализм. В борьбе за только ему известный социализм он с трибуны ООН обещал западу показать "кузькину мать".

Брежнев обещал, что нынешнее поколение Советских людей будет жить при коммунизме и обвешал без заслуг себя пятью золотыми звёздами героя Советского Союза.

Смертельно больные, не имевшие времени на реализацию своих идей, Андропов, Черненко, старались построить социализм на основах так называемых социалистических законов. Законов, не имевших природной объективности с точки зрения мировой экономической науки. Главное для них было якобы сохранение обозначенного Лениным  пути. Все перечисленные лидеры не учитывали, что сам Ленин не был столь консервативен в своей политике. Иначе как объяснить введённый им НЭП?!

 Горбачев не смог выбрать дорогу. Он заблудился. Он не понял, что дороги в сталинский социализм нет. В поисках этой дороги он разрушил построенную на реках крови Страну. Путин прокладывал и продолжает прокладывать себе статус единоличного лидера путём абсолютного переподчинения себе разворовавшую всю Страну экономическую мафию. Мафия поставила его во власть для себя. Она попыталась им управлять. Он же хитростью или умом "мафии изменил и другую мафию им созданную полюбил.". Теперь он единолично управляет той мафией, которой позволил ею быть. Его принцип управления огромной страной  - ручное действие во всех уголках огромной территории.

И всё - таки, за бесплатные хлеб и горчицу на столах студенческой столовой, доступные цены за сто грамм халвы (иногда сто граммов докторской колбасы)  и бутылочку воды  "Буратино" в буфете нашего общежития Хрущёву спасибо. А ещё спасибо за студенческую стипендию и за то, что за сорок копеек я мог пообедать в своей студенческой столовой, за пирожки по 5 копеек и пиво бочковое по 5 копеек. Нынешние студенты России, у Вас тоже такие цены???!!!

Итак. Списки принятых на учёбу в технологический институт я не пошёл смотреть. В Одессе муж маминой сестры дядя Коля Зац устроил меня слесарем на завод "Металлист", который выпускал бронзовую арматуру для химической промышленности. Сам дядя Коля  провёл на фронтах все годы войны - от финской компании до боёв в Чехии, которые продолжались уже после объявления капитуляции Германии. В нём сидел мощный одесский стержень с неким ироничным отношением к текущим событиям и даже правительственным решениям. Он был настоящим!!! На фронте он писал хорошие стихи, которые публиковались в армейских фронтовых газетах. К слову, его внучка в Израиле Ира Сапир (фамилия мужа) стала очень талантливой поэтессой, а дочка Лена пианисткой. Был он членом партии и даже секретарём партийной организации завода. Его должность на заводе была очень ответственная. Он был заместителем директора и начальником планово экономического отдела. Его завод находился недалеко от моего, и он нередко специально приходил ко мне проведать всё ли у меня получается и никто ли меня не обижает. При всём при этом он уже в то время внутри семьи позволял себе очень критически оценивать Сталина и социалистические порядки. Кряжистый, сильный, добрый, мы его любили, а он любил нас всех. Периодически он водил свою семью и меня, когда я у них жил до перехода в общежитие, кушать мороженное в кафе на Дерибасовской. Дома даже селёдку он посыпал солью. Умирал он тяжело. В то время мы с семьёй жили в Кишинёве. В процессе болезни я договорился в одной из наиболее авторитетных больниц города железнодорожной его проконсультировать. Он приехал в Кишинёв поездом с т. Бетей. Я их встретил. Подвёз к больнице, объяснил о своей договорённости и уехал на работу. Что - то у меня на работе было сверхсрочное. Его конечно приняли, всё сделали, что могли. Тем не менее, я не могу себе простить за то, что моя занятость какими - то делами в тот момент превысили важность принять участие в этих медицинских делах. К сожалению и в будущем я поступал часто так же. Служебные дела и ответственность за них, к сожалению, у меня всегда были на первом месте. Личные и семейные дела стояли обычно на месте втором. Нет. Я очень заботился о семье. Однако, распределение внимания и заботы между интересами служебных и семейных дел было неверным. "Была бы Страна Родная и нету других забот" - вот лозунг того времени, результаты воспитания и в школе, и, к сожалению, в семье. Я жил по нему. Вот они Дела и Ошибки, которые не дают мне покоя. С этих страниц я обращаюсь к читателю. При выборе поведенческих приоритетов выбирайте всегда заботу о близких Вам людях. Похоронен дядя Коля в Одессе в годы незадолго до развала Страны. В те годы очень сложно было поставить памятник. Моё положение и статус позволили мне заказать и по всем правилам поставить ему на одесском кладбище, рассчитанный на многие годы, памятник из гранита. Не знаю  смог ли я хотя бы частично таким образом принести ему свои извинения и поблагодарить его за любовь к нам.

 Итак, завод на который устроил меня дядя Коля, находился на Молдаванке, улица Степная. Одновременно я сам устроился на подготовительные курсы в Одесский гидрометеорологический институт. Атмосфера, моря и океаны, кругосветные экспедиции, самолётное зондирование, погода и климат, Арктика и Антарктида и т. д. - вот прельщавшие молодёжь перспективы выпускников этого института. На заводе меня приняли очень хорошо. На нём были литейный цех, цех обработки отливок, токарный. Может быть были ещё цеха, но я о них ничего не знал. Из-за литейного цеха и применения специального песка в виде тёмного порошка на заводе стояла пыль и запах каких-то газов. Как мне кажется, в те годы или только на нашем заводе о проблемах экологии и здоровья людей речи не было. Воспитанный на патриотических книгах и фильмах, в которых с советской гордостью показывали героическую работу стахановцев на различных заводах, тяжёлую атмосферу среды, где варилась сталь, добывали уголь, нефть, лес и т. д., советский человек должен был гордиться работой в тяжёлой атмосферной среде, преодолевая трудности (по примеру Павки Корчагина). На заводе единственная забота о рабочих, да и о инженерных кадрах заключалась в том, что в цехах были автоматы с газированной водой и душ. И всё. Ни каких тебе средств защиты от высоких температур, шума, пыли и даже спец. одежды !!! Работал я в цехе токарном. Это было очень высокое и длинное помещение. По периметру стояли примерно двадцать токарных станков, вывезенных после войны из Германии. Токарями были замечательные весёлые ребята, почему - то все евреи и по специфической форме поведения и разговора настоящие одесситы. Среди токарей был и один из моих родственников, звали его Лёня. Он был мужем дочери двоюродного брата мамы. Звали её Беба. Ещё в 70-ые годы они уехали к своему отцу (маминому двоюродному брату) в США. Несколько раньше туда же уехал Бебин родной брат Рудик. Он гениально играл на скрипке. Начальником цеха был демобилизованный офицер по фамилии Спивак, всегда подтянутый, по одесски шутливый и серьёзный одновременно, спортивного телосложения, лет 45-и. Таких начальников цехов показывают в фильмах. Мне он поручил гидравлический станок для проверки компрессии уже собранной арматуры (бронзовых кранов для химической промышленности) и небольшой сверлильный. Если кран выдерживал необходимое давление, он отправлялся для упаковки. Если же кран протекал, я его отправлял на дополнительную притирку. Однако, при этом струи масляной воды вырывались и обливали мою одежду. Как я уже отмечал спец. одежды ведь не было. От сверлильного станка мои руки были покрыты застрявшими в них кусочками бронзовой стружки. После принятия душа, как рабочий, я гордо ездил трамваем домой. Как мне казалось у пассажиров трамваев мой вид вызывал уважение.

Преподаватели курсов, они же преподаватели института, сразу же обратили на меня внимание потому, что среди курсантов я был подготовлен лучше всех. Тем не менее, должен сказать, что "красную дорожку" перед входом в институт мне никто не расстилал. Был конкурс по 12 человек на место. Решением Правительства СССР преимущество для зачисления в институт было у демобилизованных  солдат. Да и солдат этих в этом году оказалось много. Память о Красном карандаше была ещё свежа. Вот в этих условиях, наверно и по каким - то другим причинам, дорожка передо мной была не "красная", а "корявая, корявая и трудно проходимая". Об этой "дорожке" лучше не вспоминать. Первый тормоз был в Луцке, второй теперь. На этой "корявой входной дорожке" переживал и я, и вся моя семья, и семья тёти Бети и даже семья моего погибшего от украинских бандитов дяди Яши. Переживали все. Ведь я с гордостью всю жизнь носил имя Леонид Абрамович. Между тем подошло время идти в армию. Предписание на отправку у меня было уже на руках. Между призывом и поступлением в институт было всего несколько дней. Тем не менее, я всё-таки, получив на всех экзаменах пятёрки, успел поступить в институт, пошёл в военкомат, представил соответствующие документы и отменил их повестку. В институте была военная кафедра. В то время, а сейчас тем более, воевать без специалистов по физике атмосферы, без военных метеорологов нельзя. Авиация, морской флот, пуски ракет, связь, строители, водное и сельское хозяйство ... и даже полиция и прокуратура, никто не может функционировать без этих специалистов. Тем не менее, Хрущёв в эти годы сокращал расходы на армию, уволил миллион 200 тысяч офицеров, упразднил военные кафедры во многих институтах и метеорологический факультет в Ленинградской академии им. Можайского. Таким образом, после второго курса учёбы военная кафедра в моём институте была сокращена.

 Итак я в институте. За все годы учёбы у меня ни разу, ни по одному предмету не было ни каких оценок кроме отлично. Что думали при этом идеологи "корявых входных дорожек" я не знаю.

Мой авторитет у сокурсников и преподавателей сформировался в период первой сессии. На курсе у нас было 75 студентов. Курс высшей математики (мат. анализ) у нас читал зав. кафедрой математики Моисей Аронович Рутман. Его ассистенткой была Алексеева. Она вела практические занятия. Периодически мы на её лекциях писали контрольные работы, были так называемые коллоквиумы. Конечно ко мне обращались товарищи и я всем подсказывал, в том числе на контрольных работах. Алексеева делала мне замечания. Наши отношения начинали не складываться. Хотя я и сейчас не понимаю почему моя помощь могла вызывать сердитость преподавателя. В конце концов она попросила Арона Моисеевича на экзаменах не ставить мне высоких оценок. Пришла первая сессия. Из всего нашего потока Арон Моисеевич Рутман по высшей математике поставил мне оценку отлично, одному студенту одесситу Аурову - хорошо, три оценки удовлетворительно и остальные не удовлетворительно. Видите я всё помню!!! Почему? Потому что это был мой первый экзамен на самой первой в жизни институтской сессии. При повторной сдаче этого экзамена в период сессии получили оценки удовлетворительно ещё 10 студентов. Остальным пришлось ещё долго убирать этот "хвост". На всех остальных экзаменах я тоже получил оценки отлично, а соответственно повышенную стипендию и место в общежитии. До этого времени я жил у своей тёти. У неё в Центре Одессы на третьем этаже были две малюсенькие комнаты с печным отоплением и малюсенькой кухонькой. Часто вода на третий этаж не доходила. В квартире были тётя с мужем, их дочь и ещё один племянник - инженер на заводе. Для того что бы спать я ставил шесть стульев и клал на них матрац и постель. Часто я брал свой матрац и постель и отправлялся в квартиру жены погибшего маминого брата, тёти Ани. Для этого нужно было пройти несколько кварталов, включая центральную улицу Одессы - Дерибасовскую, которую нужно было пересечь. Утром я возвращал всё назад. Все уходили на работу и я мог свободно готовиться к сессии. Бедняжка, как она, тётя Бетя, это всё выдерживала. Общежитие было спасением и моим, и семьи тёти Бети. В процессе сессии ко мне обращались студенты за консультациями, и я старался всем помочь. Вместе с этим пришёл авторитет и в преподавательской, и в студенческой среде. Очень быстро меня избрали заместителем Председателя Объединённого (преподавателей и студентов) профсоюза. Не знаю почему, но мою кандидатуру предложил сам Председатель профсоюзной организации института, фронтовик Белявский. С ним мы работали очень дружно. А ещё через год я стал Председателем Студенческого научного общества всего института. И опять меня попросила заняться этой общественной работой профессор Бефани. Она вместе с мужем профессором Бефани работала на соседнем гидрологическом факультете. Жил я в студенческом общежитии. В комнате четыре человека, причём все годы одни и те же (я, Коля Нестеренко, Слава Буренко, Коля Терехов). Даже когда в период моей учёбы на третьем курсе в институте начал учиться мой брат эта конструкция сохранялась. Брат жил в другой комнате со своими сокурсниками. Все трое после службы в армии и лишь я с завода через год после окончания школы. В период сессии наша комната превращалась в центр консультаций по математике, физике и другим предметам. Причём на консультации приходили не только студенты моей группы, но и смежных факультетов и даже близ расположенных институтов (политехнического, технологического, сельскохозяйственного и военного училища). Мои товарищи по комнате вывешивали расписание приёмов на консультации. Кстати такая же картина была и в комнате моего брата. Он тоже давал консультации. Некоторые мои товарищи даже иногда позволяли себе говорить мне, что мой брат даже быстрее меня решает некоторые задачи. Мне было это приятно. Здесь я позволю себе короткое отступление. Я закончил первый курс. Стал авторитетным в институте. В это же время окончил школу мой брат и решил поступить тоже в мой институт. Все оценки на приёмных экзаменах были отличные. Однако, на последнем экзамене, не помню каком, ему поставили три. Вероятно это было сочинение по русскому языку и литературе. В тот период, не знаю как сейчас, проверяющий имеет все возможности выполнить любые указания приёмной комиссии или ректора. Не нужен этот человек, пожалуйста, найдут или даже придумают ошибки. Нужен - не заметят ошибок, при необходимости исправят. Тем не менее оценка объявлена. Всё  - не прошёл вступительный конкурс. Мы с ним вышли из института расстроенные.

Навстречу нам вдруг идёт мой преподаватель Наталья Константиновна Миротворская и, как мы называли её, классная дама. Спрашивает нас почему мы расстроены. Мы рассказываем. Она говорит мне  - пошли проверим, чем можно помочь. Только, теперь, теперь я понимаю, что в её руках был ключ к успеху и она его почему- то предлагала. А теперь только послушайте мою реакцию на это предложение!!!

Во мне горит огонь коммуниста, хотя я тогда ещё был только комсомольцем и сыном честного коммуниста. Нам вбили в наши молодые головы в качестве героя Павлика Морозова, предавшего во имя "справедливости" своего отца. А он ведь был долго для нас героем!!!! Мои мысли были такие: "Ну как же можно исправить, если это уже случилось. Это не честно". К нам, и ко мне, и к брату в голову не приходила мысль о том, что сама тройка была несправедливостью, что сам процесс оценок на экзаменах был управляем. Именно этот процесс позволял регулировать спектр принимаемых на учёбу абитуриентов. Таким образом "честный" отбор будущих специалистов на учёбу позволял выполнять установки партии и принимать на учёбу процентное содержание колхозников и демобилизованных солдат, национальные кадры и создавать якобы легитимность в ограничении приёма или неприёма евреев, особенно в назначенные партией ВУЗы. В нашем случае Навроцкой было достаточно сказать, что этот парень родной брат Диневича и в его лице мы принимаем будущего талантливого студента. И всё!!! Тройка могла превратиться в четвёрку или даже в пятёрку. Мой жизненный опыт позволяет мне это утверждать. Но в тот период я говорю: "Ладно, спасибо, нужно лучше готовиться к экзаменам. Поступит после армии". Брат молчал. Ну сказал бы хотя бы одно слово: "Давай попробуем". Может быть я бы и опомнился. Нет он не сказал. Он был воспитан в той же семье и в той же логике. Ведь мы знали, что оценка была снижена умышленно и не справедливо. Так оно и произошло. Он отработал год на заводе и успешно поступил в мой институт на следующий год. Не знаю почему, но после первого курса его призвали в армию.

В то время нашу военную кафедру Хрущёв уже успел сократить. Если бы военная кафедра была в армию служить ему не было нужно идти. Кстати, ныне мой одесский институт переименован в экологический университет, а ректор получил звание генерал лейтенанта в системе Высшего образования Украины. Это значит, что Правительство Украины поняло значимость выпускников этой специальности в военных задачах. Служил он в Пушкино под Ленинградом. После армии он вернулся в институт, но я к тому времени уже работал по специальности в Молдавии. Был он все годы учёбы лучшим на курсе. Но какую же оценку с позиции сегодняшнего дня можно было в этой ситуации дать моему воспитанию и поступку!!!! Ведь мне самому пришлось идти по суровой "корявой" дорожке!!! Что делать!!! Это было наше и моё, и брата воспитание. Как же мне относиться к такой ошибке!!! Эта ошибка не покидает меня и постоянно "сверлит" мою голову. Таково было время. Я обращаюсь к своим и чужим детям и внукам со следующим посланием: "Павлик Морозов - чудовищный антигерой. Его история - постыдная часть жизни большого народа и времени нашей молодости. К нашему стыду мы разобрались в этом только после более глубокого понимания истории". К слову, в близкое к этому времени без "красной и корявой" дорожки моя сестра Софа, носительница имени бабушки, с первого раза поступила на математический факультет педагогического института, окончила его и стала одним из лучших учителей математики и воспитателей в школе. Вообще я думаю, что справедливо было бы, что бы по законам сохранения энергии отнятые фашистами годы жизни бабушки были бы переданы носительнице её имени, внучке одесситке Софе.

Мой брат в звании старшего сержанта вернулся в институт для продолжения учёбы. Я не думаю, что в Израиле есть ещё хотя бы один специалист по радиолокации, который бы провёл две зимовки на горе Вечерняя в Антарктиде в тяжелейших метеорологических условиях. Его радиолокатор обеспечивал информацией взлёты и посадки самолётов.

Возвращаюсь к себе. В конце второго курса профессор Радчик поручал мне читать лекции параллельным группам по теоретической механике. Сам профессор Радчик так уходил в какие - то свои мысли, что студенты неоднократно замечали, как он в задумчивости ступал одной ногой по тротуару, а второй по дороге. При этом он из-за своих глубоких мыслей даже не замечал встречных людей. Во время лекций он непрерывно ходил по аудитории. Шагая таким образом он вдруг мог, обращаясь к студенту Воробьёву, своим картавым языком сказать: "Гообьёв почему Вы сегодня не побъиты?" и далее, как будто никакого вопроса не было, подходил к доске и писал систему из множества уравнений. Эта фраза долго нас сопровождала в студенческой жизни. Вскоре кафедра математики поручила одному из своих профессоров Сергею Хаменко заняться со мной факультативно задачами из курса Математической Физики с тем, чтобы это направление стало в будущем моей диссертацией и новым направлением в программах кафедры обучения будущих студентов. Меня готовили для работы на кафедре. Этот преподаватель лет 45-и жил с женой почему - то в нашем общежитии. У нас были с ним три многочасовые встречи, на которых мы обсуждали темы из теории струн математической физики. Это актуальнейшая тема для решения и оптимизации задач в области физики атмосферы. Мы обсуждали возможности применения этой теории в задачах физических процессов преобразования конвективных облаков. В теории  процессов нужно было найти звенья возможного влияния с целью изменения конечного их результата. Т. е. следовало найти пути возможного предотвращения роста градин и увеличения количества осадков. Я всерьёз принял это предложение кафедры, начал читать рекомендованную литературу. Тема меня очень заинтересовала. Однако, наступило время сессии, затем мы уехали на летнюю практику, каникулы. После возвращения на учёбу оказалось, что этот профессор из-за рака лёгких умер. Наступил третий курс. Опять общежитие. Студенческая стипендия, хотя и моя повышенная, очень мала. Я старался у родителей денег не брать. Да их у них и не было. Они меня одевали. Мы в комнате утром спали до такого времени, чтобы не кушая успеть на трамвай, доехать до института и не опоздать на лекции. Обедали в нашей институтской столовой. Полсупа или борща стоили кажется пять или 10 копеек. К супу и борщу полагался маленький кусочек мяса. С этой целью на раздаче стояла тарелка с нарезанными кусочками, которые выполняли роль мяса. На самом деле это были кусочки сала, иногда со свиной щетиной. На второе мы брали котлету с гарниром стоимостью кажется тоже 10 копеек и компот  из сухофруктов за пять копеек. Котлета была таким маленьким произведением повара с очень большим процентным содержанием хлеба. К тому же на столах стоял бесплатный для нас хлеб и горчица, существенно дополнявшие наш обед.

Этого питания нам хватало до вечера. Лекции и различные другие занятия заглушали желание кушать. Вечером в буфете общежития я, как и другие студенты, покупал сто грамм халвы и бутылку воды Буратино. Мой товарищ Коля Терехов устроился ночным сторожем в столовой вблизи железнодорожного вокзала. Столовая располагалось в полуподвале. Войти в неё нужно было спустившись вниз по нескольким ступенькам лестницы. Окна своими половинками выступали над тротуаром. Недалеко от столовой была огромная площадь (Куликово поле) и здание обкома партии. Это именно то здание в котором уже в нынешнее время в период Киевского антиправительственного майдана были сожжены украинскими патриотами другие патриоты неизвестной мне политической ориентации. Так вот иногда мы, друзья из нашей комнаты, ходили вечером к Коле. и он нам жарил картошку. Эту картошку оставляли ему повара. Они знали, что мы иногда приходим к нему подкармливаться. А ещё некоторые ребята ходили разгружать пароходы в Одесском порту. Иногда случайно или осмысленно какой-нибудь ящик с цитрусовыми падал и разбивался. И тогда у нас в комнате появлялись апельсины или мандарины.

 Когда появлялось время, мы с ребятами ходили в центр города смотреть на девочек, только смотреть. Девочки ходили мимо нас, как бы прогуливаясь туда - сюда. Какие у них были в то время ожидания мы не проверяли. Вероятно они искали себе достойных женихов. Я смотрел на них, но не видел. В центре Одессы на ул. Советской армии, угол Дерибасовской был и есть прекрасный городской сад. Когда-то в этом месте был монастырь. Советская власть его снесла. Знаменитый врач окулист Фёдоров, будучи человеком верующим, дал деньги, чтобы на месте монастыря сделали парк для отдыха одесситов. Вот в этот парк мы любили ходить. В парке собирались болельщики футбола. В Одессе были две футбольные команды - ОДВО (команда одесского военного округа) и Черноморец (команда одесских моряков). Стадион Черноморца находился в парке Шевченко. У каждой команды были убеждённые болельщики. Они недалеко друг от друга собирались большими группами в этом садике. Подойдя к одной из групп можно было услышать громкие заявления, крики, обсуждения игроков и результатов игр,  советы в поддержку того или иного события на поле и т. д. Одно только было опасно делать. Ни при каких обстоятельствах нельзя было в круге болельщиков одной команды хвалить футболистов или события игры из другой команды. В этом тоже проявлялся особый характер Одессита. Тут же недалеко на ул. Дерибасовской в садике был, так называемый, Зелёный театр. Это был небольшой концертный зал под открытым небом. Однажды Соня и Анюта пригласили меня туда послушать знаменитую певицу Анну Гузик. Пела все песни она на идише. Зрители, в том числе Соня и Анюта, были в восторге. Я же ничего не понимал и непрерывно переспрашивал подруг что значит то или иное слово. Конечно наши переговоры мешали соседям. Они шикали на нас, а мы смеялись, как хулиганы.

В то время приобрести дешёвые билеты на галёрку в Одесский театр оперы и балета, театр оперетты, русский драматический, в филармонию не составляло особого труда, и этим мы нередко пользовались. Наш институт в то время располагался на ул. Чкалова 2а. Недалеко от нас был Одесский центральный парк отдыха им. Шевченко. Парк расположен рядом с морем. Там же городской пляж Лонжерон. Так вот вся эта территория вместе с парком и почти до нашего института вдоль улицы Белинского была подвержена оползням.

Почему образуются оползни? Дело в том, что под верхним слоем почвы на глубине нескольких метров, а иногда десятков сантиметров залегает глинистый слой, который не пропускает дождевую и талую воду. Накапливающаяся после ливней, длительных дождей и таяния снега вода делает этот наклонный глинистый слой скользким. При этом верхний слой почвы вместе со всеми постройками и сооружениями начинает скользить по расположенному на глубине скользкому глинистому слою и сползает по соответствующему уклону к морю. Процесс очень разрушительный и опасный. Что делать? Нужны дорогостоящие гидрогеологические работы. Связанны они с отводами ливневых стоков и укреплением склонов. Вот этой второй задачей мы, студенты всего города, занимались.

Мы сажали на склонах деревья, которые потребляли частично воду и укрепляли почву своими корнями. Конечно это только часть необходимых мероприятий. Одновременно нужно было выполнять строительство гидрогеологических сооружений по отводу ливневых стоков. Есть у города ещё две серьёзные проблемы. Одесса нуждается в питьевой воде. Решить эту проблему можно на данном этапе развития науки лишь путём строительства опреснительных установок, регулирования сточных и ливневых вод и принятием технологических решений, разработанных только в Израиле. Вторая проблема ещё более глобальная. В Чёрном море на глубине 200 метров воды моря насыщены сероводородом. В некоторых местах Чёрного моря он даже выходит на поверхность. Этот фактор должен заставить Одесский Экологический университет (это моя альма-матер)  вместе с другими научными учреждениями Одессы и Украины тщательно изучить проблему и найти ей решение во имя спасения города.

 Итак. Пришла учебная пора. Опять консультационная помощь  студентам. Поездка в колхоз на уборку кукурузы. И вот такая картина в колхозе. Наши девушки, не говоря о парнях, убирают кукурузу, как профессиональные колхозники. Они все до поступления в институт имели отношения к сельскохозяйственной работе. И вдруг выясняется, что две девочки (единственные еврейки на факультете, не понятно каким образом принятые в институт) сильно отстают в этой работе.

Они тщательно собирают каждый початок и не успевают догнать профессионалов и более подготовленных к такой работе. Вечером девушки собрались и давай отчитывать этих двух подруг. Я остановил это событие своими пояснениями и личным авторитетом. Взял над ними шефство. А дальше почитайте к чему приводит такое шефство!!! С тех пор этих двух девочек никто не смел ругать, а я стал присматриваться к одной из них. Звали её Соня. До этого момента все девочки были для меня абсолютно безразличны. Я не видел ни причёсок, ни нарядов, ни ласковых взглядов, не слышал ласковых слов и возможных намёков на дружбу. Я в них видел просто студенток. И вдруг оказалось, что я безудержно влюбился в Соню. К тому же выяснилось, что в неё влюблены все мои друзья из моей комнаты в общежитии. Но это ещё не всё. Оказалось, что у неё есть уже молодой человек - земляк, которому она мягко говоря благоволит. После возвращения с колхоза началась учёба.

Третий курс один из важнейших из пяти лет. Тем не менее, я не снижая уровня учёбы каждый вечер 30-40 минут пешком шагал к своей Соне и поздно возвращался по очень красивым Одесским улицам в общежитие. Это была хорошая физическая подготовка для студента. Соня со своей подругой Анютой жила на квартире на ул. Свердлова. Анюта училась в технологическом институте, и к ней ходил тоже её земляк Володя Шнайдер из института инженеров морского флота. Они были по уши влюблены друг в друга. Прошло почти шестьдесят лет, но они точно так же по уши влюблены друг в друга и сегодня. Об этом они не говорят, но мы - то видим. ( И мы, и они ныне живём в Иерусалиме и отмечаем вместе все значимые даты). Соня и Анюта были подругами с младенчества. Мама Анюты была акушерка и в гетто принимала роды у Сониной мамы. Именно таким образом появилась на свет в гетто в Винницкой области Соня. В исключительно трудных условиях оккупации в гетто, благодаря своему дедушке по линии мамы она выжила, выросла красивой, умной, лучшей ученицей в школе и, несмотря на почти непреодолимые трудности, поступила в Одесский гидрометеорологический институт.

Тут я её, самую лучшую девочку в Одессе и Одесской области, и встретил. Да что там в Одессе? Лучшей во всей Стране. Соня меня не отвергала, нежно целовалась, но влюблённости не показывала. Однажды, придя в очередной раз к Соне и Анюте я обнаружил, что они сидят за столом и с ними молодой человек. Оказалось, что это именно тот человек, который был абсолютно уверен, что Соня его будущая жена. Приехал он в тот день в Одессу на несколько часов на служебной машине откуда-то из Винницкой области. Я себя не мог сдержать. Сидели мы за столом напротив друг друга. В руках у меня оказалась вилка. Держа за её ручку я большим пальцем этой же руки сильно нажал на верхнюю часть. Она сломалась и с большой скоростью полетела в сторону этого молодого человека. Перчатка была брошена. Я предложил выйти. Я не знаю, как при этом себя чувствовали Соня и Анюта. Они молчали. Мы вышли. Парень сказал мне, на его взгляд аргументировано, что Соня его любит и она его будущая жена. Я ему сказал, чтобы он больше на мои глаза не попадался и в Одессе больше не появлялся, чтобы он навсегда забыл эту девочку. Не знаю, что на него тогда подействовало, но больше я  его  не  видел.  Не знаю, был ли тот момент невозвратной точкой Сониного решения быть только со мной, но всё пошло в сторону оформления наших отношений.

Продолжение  следует.