- Вероятностное прогнозирование – важнейшая часть принятия решений. Его основа – память о прошлом. А если ситуация изменилась так быстро и радикально, что прошлое принципиально непохоже на ситуацию, требующую решения? Раньше, мол, и похожего не было. А если быстро и радикально изменились способы получения информации, и прежняя информация просто потеряла смысл? А если те или иные социальные структуры с теми или иными целями направленно корректируют память о прошлом? А если, как я уже писал , информация в тексте воспринимается неадекватно или не воспринимается вообще – может на это (среди прочего) влиять вероятностное прогнозирование? Читатель, например, настолько уверенно (с высокой вероятностью) предположил то, чего в тексте не было, что искренне считает, что было именно это. Или наоборот, читатель настолько мало (с низкой вероятностью) ожидал найти в тексте что-то дельное, что и увидел только какие-то пустяки. Что со всем этим делать? Можно ли готовить память к таким изменениям и таким воздействиям?
Но в представляемой статье речь-то, в основном, не об этом, скажет читатель. И будет прав. Да вот тем и хороша хорошая статья, что (пусть простят физики) «возбуждает» и «притягивает» подчас неожиданные вопросы. Это как раз такая статья.
Электрон Добрускин,
редактор
Информационные лакуны
Прогнозирование дальнейшего текста
Эмоциональные реакции
Иностранный язык
Активность читателя
Активность автора текста
Селективная мобилизация внимания
Физиология активности
Память и вероятностное прогнозирование
Заключение
При поверхностном взгляде кажется, что с чтением всё просто: автор написал или сказал нечто, другой человек прочитал или услышал текст – и воспринял ту самую информацию, которую хотел передать автор сообщения (текста). Но в реальности всё не так просто. Читая один и тот же текст, разные читатели извлекают из него очень разную информацию.
Информационные лакуны
Кому только не знакома такая ситуация. В шумном зале аэропорта человек ждёт, когда объявят о прибытии нужного ему рейса. И вот голос из репродуктора: «Самолёт, прибывающий рейсом номер (дальше – что-то неразборчиво), опаздывает на (и снова неразборчиво) минут». В чём дело: почему человек хорошо понял все слова сообщения, но самые важные для него слова – номер рейса и длительность опоздания – не понял? Вряд ли диктор именно эти слова произнёс менее четко.. Такие информационные лакуны в восприятии текста – нередкое явление. Почему же остальные слова были четко поняты, несмотря на шум? Да потому, что именно они ожидались с высокой вероятностью. Восприятие тех слов, которые ожидались, заранее прогнозировались человеком, облегчено этим вероятностным прогнозом1 .
Способность человека к вероятностному прогнозированию является тем, что позволяет ему правильно воспринять слышимое, несмотря на шум в помещении, или нечеткость артикуляции говорящего, или дефекты собственного слуха.
То же относится и к чтению – зрительному восприятию текста. Здесь в роли зашумляющего фактора может быть нечеткость шрифта (еще сильнее – написанного от руки), плохое качество бумаги, слабое освещение и т.п.
Мало того. Восприятие «зашумленного» слова может вести не только к его непониманию, но (что еще опаснее) к ложному пониманию. Например, на лекции профессор сказал, что инфекцию переносят грызуны, и реже кошки. А студент услышал: «и рыжие кошки». Так записал в тетради и так запомнил.
Итак, говоря на лекции что-то не ожидаемое, не прогнозируемоеое слушателем, надо быть особенно четким в артикуляции. А еще лучше – продублировать это на экране. Особенно важно это, когда в устном тексте встречаются даты, мало знакомые слова, фамилии, специальные термины и т.п.
Прогнозирование дальнейшего текста
Способность к вероятностному прогнозированию позволяет читающему текст человеку «заглядывать вперед», прогнозировать дальнейшее развитие информации в тексте. Уже заголовок художественного произведения настраивает читателя и в какой-то степени определяет восприятие им текста. По-разному читается поэма Некрасова, названа ли она «Русские женщины» или «Декабристки» (как это было первоначально у автора).
Хорошо известно, что текст, читаемый в аудитории, по-разному воспринимается – читает ли оратор по написанному тексту или говорит «без бумажки». Это тоже связано с прогнозированием, с «заглядыванием вперед». Интонация произнесенной оратором фразы зависит от того, что будет в тексте дальше. Перед мысленным взглядом оратора, говорящего «без бумажки», стоит не то, что произносит его язык, а предстоящая часть текста. Именно это и дает произносимому тексту хорошую выразительность, яркие интонации. При чтении «по бумажке» невозможно или, по крайней мере, нет необходимости заглядывать вперед мысленным взором. И чтение становится тусклым, невыразительным.
Приведем пример. В тексте звучит вопрос, задаваемый одним человеком другому:
– Вы были вчера там?
Читая эту фразу, можно по-разному расставить акценты. Выделено может быть любое из четырех слов этой фразы, а при этом меняется смысл вопроса. Ответ на вопрос, какое слово выделить интонационно, становится ясным читателю только дальше по тексту – по тому, каков ответ на вопрос. Вот четыре разных ответа (по числу слов в вопросе):
– Нет, там был NN. (Если в вопросе акцент на слове «вы»)
– Нет, я был болен. (Если акцент на слове «были»)
– Нет, я был там позавчера. (Если акцент на слове «вчера»)
– Нет, я был здесь. (Если в вопросе акцент на слове «там»)
Но поскольку человек, читающий текст «по бумажке», может не «заглядывать вперед», вопрос будет прочитан серенько, без акцента. Если же мысленный взор оратора опережает его язык, прочтение вопроса будет очень четким, вопрос будет звучать вполне определенно.
Эмоциональные реакции
Для восприятия текста (как зрением, так и слухом) и его запоминания очень существенна эмоциональная реакция человека. То, что прочитано с отчетливой аффективной реакцией, лучше воспринимается и прочнее ложится в память. Одним из существенных факторов, вызывающих аффективную реакцию, является рассогласование между вероятностным прогнозом читающего и тем, что сообщает ему текст. На этом основано эмоциональное воздействие детективных романов, большинства анекдотов. Текст их построен так, что у читателя формируется определенное прогнозирование дальнейшего развития событий, а затем события развиваются совсем не так, как прогнозировал читатель.
Много примеров того, как автор «сталкивает» вероятностный прогноз читателя (автором же и сформированный) с действительностью, дает нам поэзия. У Роберта Бёрнса есть эпиграмма, которая в переводе Маршака звучит так:
Нет, у него не лживый взгляд,
Его глаза не лгут…
Они правдиво говорят,
Что их владелец – плут!
Эмоциональность этого четверостишия достигается лишь тем, что последнее слово – «плут» – сталкивается с ожиданием читателя по предыдущему тексту. Действительно, если сказать только: «По глазам видно, что плут», никакой эмоциональной реакции не будет. А ведь у Бёрнса только это и сказано. Но как сказано!
В книге Г.Г.Граник с соавторами2 убедительно показано значение вероятностного прогнозирования в чтении. Подводя итог этому вопросу, они пишут: «Без вероятностного прогнозирования невозможна никакая разумная человеческая деятельность, в том числе и понимание текста». Заголовок, уже прочитанная часть текста, грамматическая структура предложения – все это влияет на вероятностный прогноз читателя.
То, что читатель всегда «заглядывает вперед», прогнозирует наиболее вероятное продолжение текста, отлично понимал Пушкин. В «Евгении Онегине» (глава 4, XLII) он писал:
И вот уже трещат морозы,
И серебрятся средь полей…
(Читатель ждёт уж рифмы розы;
На, вот возьми ее скорей!)
Иностранный язык
Очень существенно вероятностное прогнозирование при обучении иностранному языку (Н.Креленштейн3 ). На недостаточно знакомом иностранном языке вероятностное прогнозирование сильно затруднено. Поэтому четкость текста должна быть особенно ясной. Креленштейн предлагает специальные упражнения для тренировки и улучшения вероятностного прогнозирования у учеников при чтении на иностранном языке.
Активность читателя
Каждый текст кому-то адресован. И если автор текста имел в виду другого адресата, чем реальный читатель, то полученный текст может оказаться непонятым или даже неправильно понятым им. Дело в том, что восприятие – это активный процесс. В основе его лежит не только то, что поступило в мозг от органов чувств. Кроме этого сенсорного (рецепторного) компонента большую роль играет активный компонент восприятия, в основе которого лежат знания читающего, направленность его интересов, его прошлый опыт (в том числе и языковый опыт). В качестве примера приведу чтение отрывка из пушкинского «Евгения Онегина». Там есть такое место (глава 1, XVI) :
Вошел: и пробка в потолок.
Вина кометы брызнул ток.
Я был свидетелем того, как школьник читал, «исправив», как ему казалось, грамматическую ошибку в тексте. Он читал: «Вина кометой брызнул ток». Ему представлялась яркая картина: бутылка откупорена, и вино брызнуло из нее подобно комете. Но не этому читателю Пушкин адресовал свои стихи. Адресат «Евгения Онегина» – это петербуржец 30-40х годов девятнадцатого века, это современник Пушкина. Пушкин четко называет своего читателя уже в начале романа:
Друзья Людмилы и Руслана!
С героем моего романа
Без предисловий, сей же час
Позвольте познакомить вас;
Онегин, добрый мой приятель,
Родился на брегах Невы,
Где, может быть, родились вы,
Или блистали, мой читатель.
А этот читатель – петербуржец, современник Пушкина – прекрасно знал, что такое «вино кометы». В 1811 году на небе была видна невооруженным глазом комета с хвостом. На следующий год ее вспоминали как небесное предзнаменование нашествия Наполеона. И «вином кометы» в 30-е годы называли вино богатого урожая 1811 года. «Вино кометы» – это хорошее, старое, выдержанное вино. Для того читателя, кому адресовал свои стихи Пушкин, это было понятно.
Каждый текст, созданный его автором, кому-то адресован – и личное письмо, и стихотворение, и рассказ. Даже личный дневник, который автор никому не показывает, имеет адресата – самого автора через много лет после написания.
Один и тот же текст разные читатели воспринимают различно. Читая «Путешествия Гулливера» Свифта, ребенок воспринимает забавную сказку о стране лилипутов и стране великанов, а вдумчивый взрослый читатель воспринимает острую сатиру на английское общество времен Свифта, да и на более позднее общество, о котором Свифт даже не думал. Каждое прочтение книги – активный и неповторимый процесс. Мы обычно этого не замечаем: ведь каждый человек знает только о своем прочтении книги. А вот разнообразие иллюстраций разных художников к одному и тому же тексту – свидетельство этого. Ведь художник, в отличие от обычного читателя, делает видимым для других свое (художника) прочтение книги.
Итак, автору текста (и художественного, и научного, и делового) важно четко представлять себе адресата – читателя этого текста. А великими произведениями искусства оказываются те, которые позволяют читателю – в том числе и читателю гораздо более позднего времени – увидеть в читаемом тексте проблемы, волнующие его время, проблемы, неведомые когда-то писавшему текст автору.
Активность автора текста
Но и читателю важно представлять себе автора читаемого текста. В любом тексте отражено не только то, что описывается, но отражен и автор описания. Два фотоаппарата, одновременно снявшие один и тот же объект с одного и того же места, выдадут одинаковые фотоснимки. А два человека, наблюдавшие одни и те же события, могут дать очень разные описания этого события. Какое же из них правильно? Да оба могут быть правильными. Поэма «Двенадцать» – верное описание событий 1917 года в России, видимых глазами Блока. А «Дни Турбинных» – глазами Булгакова. А требование дать «объективно верное» описание не имеет смысла. Блоку одно видно как объективное, Булгакову – другое.
То же и в научной литературе. Великий естествоиспытатель Исаак Ньютон, смотря на падение яблока, видел (и описал) проявление всемирного тяготения. А гуманитарий или поэт, глядя на падающее с дерева яблоко, видит напоминание о том, что не только в природе, но иногда и в обществе яблоко от яблони недалеко падает. «Глядеть» и «видеть» – совсем не одно и то же! Большой учёный, глядя на. казалось бы. малозначительные и открытые взору любого человека вещи, видит неизвестный ранее Закон Природы. Шутка «Глядит на фигу — и пишет Книгу» допускает и такое понимание.
Итак, читателю важно представлять себе автора читаемого текста, а также – кому автор адресовал написанный текст4 .
Селективная мобилизация внимания
На столкновении вероятностного прогноза и реально поступающей информации основан и метод избирательной (селективной) мобилизации внимания, разработанный нами вместе с В.Л.Лаврик5 . В основе его лежит то обстоятельство, что для разных читателей книги или разных слушателей лекции особенно важными могут быть различные части излагаемого текста. Особенно важны читателю те места текста, где излагается новый (для него новый) материал, который расходится с понятиями этого читателя или слушателя. В соответствии с этим методом перед изложением определенного материала на лекции аудитории задается вопрос, связанный с этим материалом, и предлагается несколько ответов на этот вопрос. Слушатели отвечают с помощью цветных карточек так, что ответ слушателя виден только лектору и невидим другим слушателям. Все это занимает лишь несколько минут. Тот слушатель, ответ которого расходится с изложением лектора, оказывается более внимательным, слушает с аффектом (павловское «что такое?»). Другой слушатель, который дал правильный (совпадающий с мнением лектора) ответ, может быть спокойнее и не так напрягать внимание. Таким образом, в разных местах изложения материала особенно внимательными оказываются именно те слушатели, для которых существенно именно это место изложения. Ведь их априорное мнение (до изложения материала) и прогнозирование правильного ответа оказалось в противоречии с ответом, предложенным лектором. Поэтому мы и назвали этот метод методом селективной мобилизации внимания.
Физиология активности
Очень актуальный для педагогики вопрос о чтении и восприятии текста устной речи является частью широкого круга представлений о высшей нервной деятельности человека, о психофизиологии восприятия. Рене Декарт (1596-1650) был первым, кто обратил внимание на то, что действия животного и человека можно рассматривать как ответ на какое-то внешнее воздействие на организм.
Это наблюдение Декарта было началом длительного и продуктивного развития рефлекторной теории, господствовавшей больше 300 лет. В основе этой теории лежит представление о том, что действие животного и человека является результатом определенного стимула на рецепторы, от которых нервное возбуждение проходит по рефлекторной дуге до эффектора, до мышц, сокращение которых реализует действие. Рефлекторные дуги заложены в самой конструкции нервной системы.
И.П.Павлов обратил внимание на те действия организма, которые не являются врожденными, а вырабатываются индивидуально при определенных условиях. Твердо стоя на позициях рефлекторной теории, Павлов назвал эти действия условными рефлексами, рефлекторная дуга которых формируется в нервной системе при определенных условиях. Однако при дальнейшем изучении условных рефлексов стало выявляться все больше противоречий. Особенно отчетливо они проявились при изучении высшей нервной деятельности человека, в которой ведущую роль играет речь. В школе Павлова возникло представление о второй сигнальной системе. Настойчивые попытки (в 40-е годы и начале 50-х годов) канонизировать представления Павлова завели в тупик. В истории науки не раз бывало, что канонизация даже прогрессивных для своего времени взглядов в дальнейшем оказывалась тормозом в науке.
Как альтернатива рефлекторной физиологии возникла физиология активности, блестяще разработанная Н.А.Бернштейном6 . Животное является не реактивным существом, рефлекторно отвечающим на внешние воздействия, а существом активным, имеющим свои потребности, цели, на достижение которых направлены его действия. Действию предшествует возникновение того, что Бернштейн назвал образом (или моделью) потребного будущего. Если парадигма рефлекторной физиологии имела дело только с прошлым и настоящим (причиной и следствием), то физиология активности включила в рассмотрение физиологии и будущее – цель, которая должна быть достигнута действиями, планирование этих действий. Проблемы физиологии и психологии сомкнулись.
Тот кусочек физиологии активности, разработка которого выпала на мою долю, получил название вероятностного прогнозирования. В его основе лежит представление о том, что, опираясь на свой индивидуальный прошлый опыт – точнее, на вероятностную структуру прошлого опыта – человек способен прогнозировать, предвидеть наиболее вероятный путь дальнейшего развития динамичной ситуации и готовиться к адекватным действиям загодя, не дожидаясь возникновения этой ситуации. Изменение ситуации не застает организм врасплох. Он заранее готов к ней и потому встречает её, уже подготовившись к действию. Отсюда – и большая быстрота действия, и большая его экономичность. Если предстоящая ситуация прогнозируется с очень большой вероятностью (близкой к 100%), то организм реагирует не только подготовкой к действию (преднастройкой), а полностью развертывает деятельность, адекватную предстоящей ситуации (опережая развитие внешних событий). Классическая процедура выработки условного рефлекса в школе Павлова именно такова, что животное ставится в искусственные условия, в которых предстоящее прогнозируется однозначно. Условный рефлекс – не «рефлекс» (действие в ответ на уже произошедшее), а опережение ситуации – действие, адекватное тому, что должно наступить, точнее – тому, что прогнозируется как наиболее вероятное.
Память и вероятностное прогнозирование
В основе вероятностного прогнозирования лежит индивидуальная память. Мне представляется, что вероятностное прогнозирование – важнейшая функция памяти. Память – функция, направленная не в прошлое, а в будущее. Для этого она использует вероятностно организованную информацию о прошлом. В процессе эволюции память сформировалась именно как полезная организму функция, обеспечивающая вероятностное прогнозирование и подготовку к действиям, адекватным предстоящей (точнее, прогнозируемой как наиболее вероятной) ситуации. На этом представлении основана моя монография «Вероятностное прогнозирование в деятельности человека и поведении животных». Там изложена и структура памяти, обеспечивающей вероятностное прогнозирование.
Заключение
Именно на этих позициях физиологии активности основаны наши представления и рекомендации в обучении. Читатель и слушатель воспринимают текст активно. И это восприятие различно у разных читателей. На его восприятие текста влияют многие факторы. Тут и интересы читателя, и его знания по данной теме, а также об авторе, об отношении автора к тому, что описано в тексте, и представление читателя о том, кому автор адресовал текст.
-----------------------------------------------------------
1 Фейгенберг И.М. Вероятностное прогнозирование в деятельности человека и поведении животных. Изд. «Ньюдиамед», Москва 2010.
2 Граник Г.Г., Концевая Л.А., Бондаренко С.М. Когда книга учит. Москва, 1991.
3 Krelenstein N. Probabilistic Prediction in Teaching and Mastering Foreign Language. In: 10th European Conference on Learning and Instruction. Padova, Italy, August 26-30,2003, p.141.
4 Фейгенберг И.М. Учимся всю жизнь. Изд. «Смысл», Москва, 2008. (Глава «Наблюдаемое и наблюдатель – две вещи нераздельные»).
5 «Вероятностное прогнозирование и память в учебной деятельности». В кн.: Вероятностное прогнозирование в деятельности человека и поведении животных. Москва,2008.
6 Бернштейн Н.А. Физиология движений и активность. Изд. «Наука», Москва, 1990. (В серии «Классики науки»). Популярно о жизни и творчестве Бернштейна рассказано в книге: Фейгенберг И.М. Николай Бернштейн – от рефлекса к модели будущего. Изд. «Смысл», Москва, 2004.
Передано автором 26 сентября 2011 г.
для обсуждения на семинаре