История еврейской семьи, о которой я хочу рассказать, в той или иной мере похожа на истории тысяч еврейских семей в разных странах и в разные эпохи.

В конце 17-го века Файтель Эфраим вместе со своим братом и многочисленными домочадцами «эмигрировал» из Российской империи в Берлин, бывший тогда маленькой деревенькой. В России Файтель занимался изготовлением кружев, а его брат – граверными работами, они были людьми состоятельными и в Берлине получили статус «Шутц-юде», т.е. евреев, находившихся под покровительством князя и немало плативших за это в его казну. Братья Эфраим и их потомки более двух веков трудились в Берлине, вкладывали значительные средства в строительство. И не без их участия Берлин с течением времени превратился в столицу Германии. Потомки братьев Эфраим стали чувствовать себя равноправными гражданами, патриотами страны, немецкий язык стал для них родным языком, а Берлин – родным городом.

Хана (Ханелоре), одна из потомков Файтеля Эфраима, чудом оставшаяся в живых в гитлеровской «мясорубке», написала для своих внуков воспоминания об истории семьи. 
Хана родилась в Берлине незадолго до прихода к власти нацистов. Семьи ее родителей были обычными еврейскими трудовыми законопослушными семьями. Её отец, Леопольд Кляйн, был одним из восьми детей большой еврейской религиозной семьи. Он был участником Первой мировой войны, награжден «Железным Крестом» за отвагу, после войны вернулся в семейный бизнес – производство текстиля. Хана до сих пор помнит их большой дом в центре Берлина, одна часть которого была жилой, другая – служила конторой с кабинетом отца. Мать Ханы, Луиза Танненбаум, родилась в религиозной семье, многие поколения которой проживали в Гессене и занимались изготовлением пуховых одеял. 
Когда к власти в Германии пришли нацисты, Хана еще посещала еврейский детский сад. Её регулярное образование в еврейской школе и дополнительные частные занятия Торой прекратились 9-го ноября 1938 года после «Хрустальной ночи», когда закончилась уверенность евреев, в том числе потомков братьев Эфраим, что они стали полноправными гражданами Германии. 
После «Хрустальной ночи» родители с Ханой переехали на окраину Берлина к сестре её матери, Рози, где та проживала с дочерью и приехавшими к ней из Гессена родителями. Семья Рози получила одну визу на въезд в Аргентину, и по той визе эмигрировал муж Рози с надеждой на месте добиться визы для всей семьи. Надежда не сбылась. То, что нужно бежать из Германии, отец Ханы понял раньше, но его усилия получить разрешение на въезд в Палестину или в США закончились неудачей – власти Англии, имевшей мандат на управление Палестиной, и США были тогда такими же «друзьями» евреев, как и сейчас. 
Отец Ханы стал хлопотать о въездных визах для всей семьи на Кубу, где уже нашли убежище многие евреи Германии. Визы были получены, и в мае 1939 года Хана с родителями, родственниками и еще с 923-мя евреями погрузились на знаменитый ныне корабль «Сент-Луис» и отплыли к берегам Кубы. Для многочисленных детей плавание на корабле было увлекательным приключением – родители старались оберегать детские души от травмы. Чем закончилось плавание – теперь известно. Начальник кубинской эмиграционной службы, полковник Бенитез, за счет взыскиваемых с еврейских эмигрантов денег стал миллионером, но отказался поделиться «доходами» с Батистой, новым диктатором Кубы, и тот запретил кораблю с беженцами пристать к берегу. Корабль направился к берегам США, но американский президент разрешил выйти на берег только тем пассажирам, кто заявит о том, что он христианин. (Какие гарантии, что в наше время следующий президент США будет относиться к евреям по-другому?) Объявивших себя христианами оказалось шесть человек. Остальные поплыли обратно. Капитан судна Шродер, антинацист по своим взглядам, сочувствовавший евреям, хотел помочь: он посылал телеграммы в разные страны Европы с просьбой принять беженцев. Первой откликнулась королева Бельгии, потом власти Франции, Голландии и Англии. Они готовы были принять беженцев, у которых были родственники в их странах. Так семья Ханы в числе других 188-ми беженцев оказалась в Голландии, где с 1936 года жила сестра отца. (Её семья, кроме дочери, которую спрятал священник, погибла в Освенциме). Евреи, не имевшие родственников, вернулись в Гамбург и с пристани были отправлены в концлагерь, из которого никто живым не вышел.

После нескольких недель карантина оставшихся в Голландии беженцев разместили в бараках заброшенного отеля. В мае 1940 года, когда немцы оккупировали Голландию, обитателей отеля перевезли в лагерь для интернированных «Вестерборк», построенный вблизи границы с Германией, где находилось примерно 750 человек. В лагере было 50 бараков для жилья, в центре лагеря – баня, столовая и медицинский пункт, а также барак для общественных нужд, который служил и синагогой. Среди беженцев были люди разных специальностей, поэтому лагерь мог жить «в автономном режиме». Часто люди «с воли» пользовались услугами еврейских врачей и стоматологов лагеря. Но когда комендант лагеря, эсэсовец, обратился к знаменитому стоматологу, доктору Либлейну, он отказался лечить нациста. Согласился доктор Вольф. (Доктор Либлейн и его семья погибли в Освенциме, доктор Вольф выжил - его просто не успели отправить в Освенцим).

Взрослые жители «Вестерборка», начиная с 15 лет, работали на территории лагеря и вне его. Для детей 6-15 лет были организованы три школьных класса, где преподавали профессиональные учителя и люди с академическим образованием. (Ни один из учителей этой школы не пережил войну, все погибли в лагерях смерти). Один из беженцев, 21-летний Лео Блюмензон, организовал досуг детей, объединив их по возрасту в группы молодежного движения «Бней-Акива» и назвав «ученическими кружками». Благодаря этому необыкновенному молодому человеку, Хана вспоминает то время как счастливые дни своего детства, несмотря на условия гетто. Дети в «кружках» изучали иврит, занимались Торой, вместе молились, готовились к еврейским праздникам, устраивали спектакли. Лео вел «хроники» работы этих «кружков». Он взял их с собой в Освенцим, и они исчезли там вместе с ним. Однако, часть «хроник» была восстановлена, так как один из участников «кружка», Фриц Бухгалтер, талантливейший мальчик, который прекрасно пел и писал музыку в тех жутких условиях, обладал феноменальной памятью. В 1947 году он записал воспоминания свои и оставшихся в живых членов «кружка» и опубликовал их. (Фриц умер в Иерусалиме).

До июля 1942 года лагерь управлялся министерством юстиции и его комендантом был голландец, г-н Шол, настроенный антинацистски и не притеснявший заключенных. Г-н Шол был редким исключением из голландского населения, добровольно сотрудничавшего с немцами, когда дело касалось депортации евреев. 
С июля 1942 года лагерь «Вестерборк» перешел «под патронаж» СС и превратился в транзитный, куда привозили евреев со всей Голландии и оттуда «транспортами» отправляли на Восток. Перевезли в лагерь и детей из еврейского сиротского приюта. Лео Блюмензон нашел себе замену для работы в «кружках», стал воспитателем в приюте и с детьми-сиротами отправился в лагерь смерти. Как Януш Корчак. Поэтому в Израиле ежегодно отмечается день памяти не только Катастрофы, но и Героизма –памяти и о таких евреях как доктор Либлейн и Лео Блюмензон.

Нередко нацисты использовали для «грязной работы» законопослушных евреев. В «Вестерборке» усердно занимался составлением списков на «транспорты» такой еврей, Курт Шлезингер. Была в лагере и «служба порядка», этакое еврейское СС, которым руководил некий Пинк. После войны и тот, и другой были судимы и отправлены в тюрьму. Почти всегда находятся подобные Шлезингеру и Пинку, которые готовы преданно служить любой чужой власти, даже преступной, чтобы удостоиться ее похвалы и одобрения. И в наши дни есть такие, готовые служить интересам ненавистников евреев – Арафата, Аббаса, Баргути и т.п. Личности их известны, имена называть не требуется. 
Когда с евреями - голландскими гражданами, было покончено, пришла очередь и беженцев - немецких евреев. За полтора года «Вестерборк» принял и отправил на смерть более 100 тысяч человек. В январе 1944 года Шлезингер включил семью Ханы в очередной «транспорт» в «Терезиен». Хана спрятала в потайное место подаренную дедушкой «Пасхальную Агаду», под надзором «службы порядка» они погрузились в «транспорт» и отправились навстречу смерти. (После войны Хана нашла «Агаду» и читает ее во время пасхального седера до сих пор).

В лагере «Терезиен» делами заключенных заправлял «совет старейшин», состоявший из известных евреев, служивших нацистам, как Шлезингер и Пинк в «Вестерборке». Эсэсовцы жили в «Терезиене» с комфортом. Там был организован оркестр из профессиональных еврейских музыкантов и театр из еврейских актеров – «цивилизованные» эсэсовцы были большими любителями классической музыки и театра. Они даже установили дополнительный паек для оркестрантов и актеров, (Нацисты успели послать в газовые камеры Освенцима оркестр и театр в полном составе). 
Хана помнит подготовку к визиту в «Терезиен» комиссии голландского «Красного креста». В августе 1944 года комиссия посетила лагерь и была удовлетворена увиденным – чистыми помещениями, оркестром и театром, а также видом заключенных, которым перед визитом комиссии дали чистую одежду и относительно сносную еду (после визита одежду забрали, съеденное не смогли). Через месяц после этого визита сначала отец, и через неделю после него Хана с матерью были отправлены в Освенцим, где вскоре была произведена «селекция» – мать Ханы была отправлена в газовую камеру, а Хану, семнадцатилетнюю девушку, как и тысячи других женщин, отправили в Заксенхауз на каторжную работу. Родителей Хана никогда больше не увидит. А сейчас, какую комиссию «Красного Креста» интересуют евреи, погибшие и покалеченные арабскими террористами? «Красный Крест» проливает «крокодиловы слезы» по «невинным палестинцам», обстреливающим еврейские города. Неудивительно. Если наш израильский «совет старейшин» не волнует террор против евреев, с какой стати «Красный Крест» должен переживать?

В марте 1945 года узников из Заксенхауза перевезли в Маунтхаузен, расположенный в горах Австрии. Эсэсовцы заперли их в помещении, где содержали цыган, и исчезли. А через три дня в лагерь вошли американские войска. Тех, кто к тому времени еще проявлял признаки жизни, американцы отправили на реабилитацию в госпиталь. 
После реабилитации машины «Красного Креста» доставили бывших узников Маутхаузена в Германию. Хану поселили вместе с другими женщинами, помнившими друг друга по «Вестерборку», в палатке денацификационного лагеря CERNON, организованного американской армией. Хана и такие как она, которых немцы объявили «перемещенными во время войны лицами», не имели ни национальности, ни места на земле. Единственный документ, который у них был – это справка об освобождении из концлагеря. Но самое жуткое чувство, которое они испытали в то время, - это когда услышали заявление голландских евреев, обращенное к бывшим обитателям «Вестерборка»: «Вы не можете вернуться в Голландию, вы не голландцы». А ведь и они прошли нацистские лагеря. Как видно, любой галут оставляет в душе еврея неискоренимый рабский отпечаток. Это мы видим и в Израиле, например, в отношении тель-авивцев к изгнанникам из Гуш-Катифа и Самарии, в лучшем случае – безразличном. Родителей Хана не нашла. Она попыталась уехать в Палестину, но англичане и после войны препятствовали эмиграции евреев. 
Хана и другие женщины были распределены для работы на разные фабрики и фермы во Франции. Туда прибыло сообщение, что ее разыскивают родственники. Хана была счастлива, что ее бабушка, дедушка, тетя Рози и кузина, остались в живых, и она не одинока. Еврейский комитет приобрел для нее билет в Амстердам, и осенью 1945 года она поселилась вместе со своими, чудом выжившими в Освенциме близкими в их крошечной квартире, и зарегистрировалась в Амстердаме как «перемещенное лицо». Хана не знала жизни в «свободной зоне», - её детство и отрочество прошли в концлагерях. Перед ней стояла задача: учиться, приобрести профессию и стать самостоятельной. 
На этом заканчиваются воспоминания Ханы, которые она записала для своих внуков через 44 года после освобождения из «Маутхаузена».

Я встречаюсь с Ханой дважды в год, когда она приезжает в Израиль на праздники повидать своих родных. Она рассказала мне, как сложилась ее жизнь после войны. В 1950 году она репатриировалась в Израиль, а через полтора года, когда получила телеграмму, что ее дедушка очень болен и некому за ним ухаживать, вернулась в Амстердам. К тому времени её тетя Рози получила-таки визу в Аргентину и уехала к мужу. После смерти дедушки Хана вышла замуж. Её муж в 1939 году тоже бежал из Германии в Голландию. Во время оккупации он выдавал себя за немецкого дезертира и его прятали голландцы. Если бы они догадались, что он еврей, выдали бы немцам. Поэтому за 4 года он сменил 40 убежищ и после войны был уже не в состоянии менять место жительства.

Дочь Ханы, Маанит, училась в еврейской школе и участвовала в деятельности «Бней-Акива». После окончания школы она репатриировалась в Израиль. Маанит закончила Тель-Авивский университет, стала детским психологом и сейчас помогает депортированным из Гуш-Катифа детям и подросткам. Муж Маанит, Амос, ветеран войны Судного Дня. Они с их симпатичными детьми – наши ближайшие соседи и друзья в поселении Долев (Самария). Хана не представляет себе, как еврейское правительство может даже упоминать о намерении депортировать евреев с земли Израиля, в том числе семью ее дочери.

Евреев использовали все народы, среди которых они жили и на жизнь которых никогда не посягали. Потом евреев выбрасывали как ненужный мусор. Пример этому семья Эфраим, почти полностью истребленная в Германии, где она жила и трудилась около 250 лет. Таких семей в мире были тысячи, в том числе и в России, до сих пор любимой некоторыми евреями. Нельзя об этом забывать и пора понять, что работать надо для себя, своего народа и своей страны, которая уже создана большим трудом и с большими жертвами. Свою страну надо защищать, полагаться на себя, а не на чьи-то мнимые «гарантии», и не раболепствовать перед чужими «дружественными» владыками. 
Нам в Израиле надо помнить об этом самим и постоянно напоминать нашему «совету старейшин».