Воспоминания этой женщины представляют, как мне кажется, объективный интерес. Живет она в Ашдоде (Израиль). Сейчас, в 2010-м, ей 91-й год, так что во время войны 41-45 года была уже вполне взрослой, и многое помнит с удивляющей меня четкостью. Рассказ об эвакуации из Сталинграда написан частично ею самою (просто от руки), кое-что я дописывала с ее слов, все это почти без редактирования. 
Об этой войне врали и врут. Возможно, такие свидетельства помогут потомкам разбираться. 
Впервые опубликовала в 2005 году в Живом Журнале http://yuna28.livejournal.com/1056.html 
Там же об отъезде из Ленинграда в 1941 http://yuna28.livejournal.com/1762.html#cutid1 и Харькова в 1942 годуhttp://yuna28.livejournal.com/2254.html#cutid1 
Фамилию она, советский человек, просила не называть, поэтому для ЖЖ назвала ее –«gala19» (по ее просьбе). Итак:

В ноябре 1941 года Харьковский Тракторный завод (ХТЗ) эвакуировался в глубокий тыл – в г. Сталинград. Привезли оборудование, выпускали танки. Оказалась в Сталинграде и я – студентка Харьковского университета, 5 курса, 22лет. Отец мой был главным бухгалтером школы ФЗО (фабрично-заводского обучения) при ХТЗ, и наша семья могла эвакуироваться с заводом.

Считая, что до Сталинграда немцы не дойдут, город не эвакуировали. До августа 1942 года не вывозили ни оборудование заводов, ни раненых из госпиталей, ни население. В скверах были вырыты щели (траншеи, прикрытые обычно бревнами и сверху засыпанные землей), в которых можно было, согнувшись, укрыться в случае налета. Потом из города к вокзалу потянулись легковушки, за ними грузовики со скарбом. Это городское начальство поездами покидало город. Запомнился грузовик с пианино и фикусом в кадке.

В ночь с 23 на 24 августа, часа в два, нас разбудил стук в дверь и крик: «Берите самое необходимое и идите к Волге, там будет переправа. Поезда не ходят».

Я и мои родители жили в общежитии школы N22 при Сталинградском Тракторном заводе (СТЗ). Отец – главный бухгалтер, я работала воспитателем. Рядом квартира директора. Подняли школьников (13-14 лет), открыли склад – берите одежду, обувь, быстро на улицу. Детей человек 150, взрослых – человек 20. Ночь, темно. Толпой уходим к Волге. Пройти надо через весь город. Полно народа, идем все в одном направлении, несем – кто что успел захватить. Светает. И начинается бомбежка.

Откуда-то слева издалека слышен характерный звук у-у-у и появляется множество самолетов, сбрасывают бомбы. И не успевают скрыться, как уже приближается следующая армада. Отбегаю к стене высокого дома, прижимаюсь к ней, и вдруг вижу – неподалеку сквер и в щель забегают люди. Я перебегаю небольшое открытое пространство и, прежде чем войти, оборачиваюсь – на моих глазах медленно оседает стена, у которой я только что стояла.

Что-то загорается. Первые трупы.

Стараясь держаться вместе, продолжаем идти. Рядом топчутся в белых балахонах обитатели дурдома. Их выпустили на произвол судьбы – безумные глаза, растрепанные волосы, мечутся, ничего не соображая. Нам не до них. Ребят бы не растерять. Открыты магазины. Кто-то тащит из подвала бочку вина и коробки с продуктами. Ребята напуганы, но никто не ноет. Идем довольно долго. Наконец – Волга. Вдоль берега вырыта траншея, чуть прикрытая чем попало. Туда на носилках заносят раненых. Ходячие толпятся на берегу. Лежачих много, носилки стоят и на земле.

Очередной налет – и рядом загораются портовые склады. Переправляться пока не на чем . Уже совсем светло. Видно нам. Видно нас. Бомбят город, это за нашими спинами.

Подходит небольшая баржа, останавливается прямо напротив нас. Часть палубы занимают ящики. Майор кричит: «Могу взять несколько человек, кто похрабрее. У меня снаряды – осколок и взлетим в воздух». Подталкиваю своих родителей, нескольких ребят, и мы на барже. Майор: «Все, больше не беру, утонем».

Пока тихо. Мы уже на середине. И снова – слева туча самолетов. Паника. Сгрудились у правого борта, бросались в воду, кто-то с чемоданом в руке, тонули. Майор выхватил пистолет, второй взял у напарника и, держа в каждой руке по пистолету, скомандовал: «Всем от борта, стреляю». Толпа отхлынула. Баржа выровнялась, идем дальше.

Наконец, мы на земле. Столпились на берегу. Ждем остальных . Повернулись лицом к Волге. Город пылает. Сплошное зарево высоко над землей. Так запомнилось. Это было в 42-м, а помню, как вчера.

Через несколько часов добрались остальные. Видимо, там были дети и персонал и из других ФЗО города. Кто-то командует – идем в Камышино (ближайшая пристань на левом берегу). И тут низко пролетает самолет и стреляет. Убегаем в лес – это недалеко – и сидим там до вечера. Голодные, усталые. Ночью уходим, идем медленно. Постепенно все выбрасывают вещи – сначала для облегчения чемоданов, а затем и сами чемоданы. Впереди взрослые, за ними дети, замыкают взрослые. Часто останавливаемся. Почти у всех до крови стерты ноги – обувь же новая, со склада.

И вдруг – радость и беда – бахча! Умоляем: «Ребята, понемногу, не досыта». Не уговорили. Начались поносы. Как ни горько, не скрою – ослабевших бросали.

Еще день в лесу. Лето, тепло. Спим. Под вечер снова идем, но уже не боимся обстрела. Ушли. И дошли. 
В Камышине – чистая, сухая баржа, теплые доски палубы. Падаем вповалку. Благодать.

Теперь новая проблема. Мы не ели несколько суток. Кормить досыта сразу нельзя. И объяснить это ребятам тоже нельзя. Нам дают полтарелки супа и маленький кусочек хлеба. Все. Понимая, что ребята постарше и покрепче способны на «самодеятельность», у склада с продуктами круглые сутки трое вооруженных мужчин дежурили, пока нас не перевели на обычное (в войну), но регулярное питание.

Пока на барже только мы – домашние, «чистые». Насекомые – впереди.

Двигаемся медленно. Подолгу стоим на пристанях больших городов – нас нигде не ждут, а нужны продукты. У кого были хоть какие-то вещи , по дороге побросали. А ночью прохладно, уже сентябрь. Наконец, дошли до Молотова (Пермь), а оттуда поездом в Нижний Тагил Свердловской области. И стали мы там школой ФЗО N7.

Работали на заводе, выпускавшем танки Т-34. У взрослых смена 12 часов. Дети наши (13-14 лет) – по 8 часов, только в 1-ую смену. Мальчики у станков, ящик под ногами, иначе рост не позволяет (в кино потом показывали). Девочки клепали детали радиаторов из мягкого металла деревянными молотками.

В 43 году для пополнения прислали группу ребят из Удмуртии. Зима. Все в полушубках. Пока доехали – все с насекомыми. Мальчиков остригли наголо, у девочек, вместо длинных кос – короткая стрижка. Ревут. 
Кое-как отмыли. А полушубки – «шевелятся». Решаем – прожарка. Возвращаем чистые полушубки и выясняется, что у всех в подоле зашиты большие суммы бумажных купюр. Все сгорели. Рев пуще, чем по волосам. А дети очень домашние, приученные к труду, многие никуда раньше не выезжали. Очень скучали по дому, письма писали каждый день, плакали по ночам.