- Мне уже приходилось писать . , что стремительно нарастает необходимость общения масс людей. И, в особенности, интеллигенции, кого бы под этим ни понимать. Ошеломляет прогресс технических средств такого общения. И на первый план (неожиданно для многих) вышла проблема – как понять другого.
Один из путей решать проблему – развивать культуру общения. В частности, научного.
Представляю статью, как отличный пример научного общения, рассматривающий (для обсуждения) некоторые его аспекты.
Электрон Добрускин,
редактор
Необходимость написания приводимых далее замечаний чувствовалась нами давно. Она никак не связывалась нами с какой-либо конкретной дискуссией на этом семинаре. Возможно, по этой причине мы и не торопились с этими, достаточно тривиальными соображениями. Выступление профессора В. Фоменко по поводу работы профессора Н. Магазаника подтолкнуло нас к тому, чтобы сесть за компьютер и набрать этот материал. Мы отнюдь не собираемся спорить с материалом выступления В.С. Фоменко. Просто при его прочтении мы почувствовали, что некоторые вопросы, казалось бы, очень частные и нередко личные, должны быть высказаны вслух. Они, подчеркнём ещё раз, прямого отношения к дискуссии не имеют. В тоже время при написании этих соображений мы всё же были вынуждены пару раз обратиться к выступлению В. Фоменко. Поэтому скажем вполне определённо — принципиальных расхождений у нас с ним нет. Единственный пункт разногласий связан с нашим утверждением о том, что в определённых условиях обращение к религиозным взглядам можно считать естественным процессом. В рамках обсуждений, которые идут на семинаре, этот вопрос можно считать не главным. Так что никакой темы для спора мы не предлагаем. Когда этот материал уже был готов к отправке, мы ознакомились с выступлением доктора А.Вильшанского. Его прочтение лишний раз подтвердило, что эти наши замечания имеет смысл вынести на общее обсуждение.
Теперь по существу.
Итак, первое замечание, которое мы хотим сделать, это суждение о корректности. Профессор В. Фоменко использует термин политкорректность. В последние годы термин политкорректность буквально навяз на зубах. Но он всё-таки относится скорее к области публичной политики, где эта пресловутая политкорректность стала уже вызывать изрядное раздражение и даже возмущение. В дискуссиях на семинаре на наш взгляд более уместно говорить о простой корректности. Простая корректность применительно к ситуации публичного обсуждения материалов на семинаре имеет два смысла. Один смысл можно толковать как несколько расширенную вежливость и уважительный тон. В этом плане многое зависит от традиций, общего стиля принятого при обсуждениях в том или ином сообществе и от руководителей этого сообщества. К сожалению, традиция излишней резкости высказываний широко распространена в русскоязычном научном общении. Оговоримся, что мы не имеем в виду никого из участников семинара. Во всяком случае, разговор об этом аспекте корректности ни в коей мере не является нашей целью. Та корректность, которую имеем в виду мы, относится к смысловой стороне обсуждения. Бывает, что научные материалы вызывают удивление непродуманностью, ошибочностью, слабой мотивировкой и т. д. Это, однако, не означает, что за ними нет мысли, труда, а иногда и некоего «взгляда в будущее». Отвергать такие работы очень просто. Опыт, тем не менее, показывает, что в материалах такого рода часто содержатся крупицы полезных и ценных соображений. Более того, бывают случаи, когда в этих работах можно обнаружить удивительные соображения и идеи. Поэтому мы считаем ошибочным, сразу же безоговорочно отвергать подобные результаты. Сказанное подтверждается хрестоматийными примерами. В качестве одного из таких примеров можно сослаться на неприятие волновой теории света Гюйгенса вплоть до работ Френеля. Более того, сама теория Френеля поначалу была отрицательно воспринята из-за истории с т.н. «пятном Араго-Пуассона». Ещё более драматической была история с неприятием атомистических представлений Больцмана, что, как принято считать, привело к его самоубийству. Естественно, что обсуждения на семинаре с такими коллизиями столкнуть не могут. Желающие более подробно ознакомиться с этой проблемой могут обратиться к интересной статье историка науки, доктора химических наук В.И. Кузнецова. Она опубликована в Вестнике РАН 73, № 9, 812-823 (2003) и легко отыскивается в Интернете. Мы считаем, что искать положительные моменты даже там, где основные идеи вызывают определённое неприятие необходимо. В этом смысле корректность анализа сродни принципу презумпции невиновности. Всегда следует исходить из того, что в любом выносимом на обсуждение материале имеется здравое и обоснованное зерно. Более того, всегда желательно помочь автору это зерно выявить. Именно такой подход мы и называем корректностью. Если вернуться к вопросу о статье Н. Магазаника, мы и пытались идти этим путём. Позволим ещё отметить, что при обсуждении среди людей, с которыми мы находимся в научном контакте, даже среди самых заядлых атеистов нашлись люди, которые нашли в его выступлении много интересного и разумного. Многие полезные соображения этого плана можно найти в книге М.Л. Верба: Библейские легенды глазами геолога: Исторические и геологические свидетельства современного рифтогенеза. Эта книга издана в СПб в изд. «Наука» в 2008 г. К сожалению, мы познакомились с её содержанием буквально на днях. Обо всём этом мы говорим отнюдь не для спора с проф. В.С. Фоменко, тем более, что он пишет разумные и правильные вещи. Просто однозначные оценки любой работы часто просто невозможны, и это обязательно надо учитывать. Мы не настолько наивны, чтобы полагать, что наши мысли, высказанные в этом плане, будут сразу же и повсеместно приняты. Тем не менее, надо обозначить позицию и обратить внимание участников семинара на это обстоятельство.
Второе наше замечание тоже носит общий характер. Оно касается вопроса об определениях и проверке научных гипотез. И в выступлении проф. В. Фоменко, и в нашем выступлении об этих проблемах, и, в частности, об обязательном наличии неопределяемых базовых понятий, на наш взгляд сказано достаточно чётко. Ряд смежных вопросов мы изложили в работе: Динамика развития научно-технической терминологии. (Работа будет опубликована в журнале Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 12. Психология. Социология. Педагогика. № 3, 2010 г.). Однако, упомянутые нами главные соображения к формулировке определений, необходимо дополнить ещё двумя важными соображениями. Без этих соображений анализ определений и порождаемой ими терминологии, может привести к ряду недоразумений. Указанные нами дополнительные соображения можно условно назвать целью и продуктивностью определения. Эти соображения лучше всего пояснить примерами. Многие участники семинара прошли в своё время школу философских семинаров, кандидатских минимумов и т. п. методов ознакомления с основами философии. Несмотря на зашоренность и политизированность такого знакомства с философией науки, ряд изучавшихся тогда понятий и определений, прочно засел в памяти представителей нашего поколения, выросших в СССР. Поэтому вне всякой связи с нашим отношением к философии этого периода, сослаться на пару определений, изучавшихся тогда очень удобно — они всем знакомы и пояснять тут ничего не надо.
Итак, начнём с «материя есть объективная реальность, данная нам в наших ощущениях». Кстати, именно это утверждение приводит и В. Фоменко, говоря, что его назвать определением нельзя. Не будем отвлекаться на выяснение вопроса о том, можно ли считать это определением. Автор утверждения, безусловно, считал его строгим определением. Надо признать, что если ввести понятие цели, то это на самом деле «хорошее определение». Его направленность понятна — дать такое определение, которое бы всё сущее, с чем может столкнуться человек, обозначало бы одним термином. В данном случае это материя. Нужно или не нужно вводить для этого специальный термин — вопрос особый. В общем, ничего особо плохого в этом определении нет. В русскоязычном общении термин прочно вошёл в обиход на многие годы. Но вот достигнута ли при этом исходная цель? И да, и нет. Ведь, если вспомнить историю, термин был выдвинут против энергетизма, связываемого, в первую очередь, с именем Оствальда. И что же на самом деле произошло? Да просто стали говорить о двух видах материи — веществе и поле. По замыслу автора всё, что ни будет когда-нибудь открыто, будет всегда называться материей. И информацию при желании можно считать ещё одной формой материи. В общем, основная цель и сила этого определения — это отнесение к материи всего, что будет когда-либо открыто в будущем. Во время создания этого определения его вторая часть о том, что объективная реальность даётся в наших ощущениях сомнений не вызывала. В настоящее же время о чёрной материи и чёрной энергии судят не по непосредственным ощущениям или ощущениям от показаний прямых измерений приборами, но по косвенным данным. О нейтрино физики начали говорить, не имея никаких непосредственных ощущений. Имелись только косвенные соображения, связанные с законами сохранения. Более того, когда мы говорим о наблюдении элементарных частиц по их трекам, то мы всё же наблюдаем физический след, вызванный ионизацией. Для того, чтобы перейти от ионизации к частице, нужно некое умственное усилие. Считать ли, что наличие этого усилия входит в понятие нашего ощущения, или нет — это уже вопрос особый. Более того, ощущения у разных индивидуумов разные. Мы все, например, воспринимаем цвет по-разному. Всё сказанное позволяет говорить о некоторой ограниченности обсуждаемого определения. В таком ракурсе можно считать, что предложенное определение своей цели, то сеть полной универсальности, всё-таки не достигло. Практически любое определение всегда имеет явную или скрытую цель. Из сказанного же выше, не вдаваясь в дальнейшие уточнения, можно полагать, что цель любого определения, скорее всего, может быть реализована при выполнении некоторых условий. Границы этих условий заранее определить невозможно.
Для пояснения ситуации с продуктивностью определения рассмотрим аналогичное классическое определение, данное Ф. Энгельсом: Жизнь есть форма существования белковых тел. Ничего вызывающего сомнение в этом определении нет. Действительно известная нам жизнь всегда связана с белками. Однако, есть и неживые белки — ферменты. Кроме того, можно представить себе жизнь и в небелковой форме. Не развивая далее эту тематику, можно сказать, что определение верно, но оно непродуктивно. Его непродуктивность проявляется в том, что, пользуясь этим определением невозможно провести чёткое и однозначное отделение жизни от нежизни.
Таким образом, любое определение должно по возможности строго определять понятие или явление, а также выполнять те цели отграничения от остальных явлений, которые ставятся при создании этого определения. Наконец, определение должно быть продуктивным (функциональным). Иными словами, определение должно быть не только верным. Оно должно обеспечить своё широкое практическое использование для строгого выделения объектов и явлений некоторого класса. Без выполнения описанных нами дополнительных условий построение определений и их использование не имеет смысла. Все вопросы нестрогости, возможности разных толкований или ссылки на общие соображения, о чём так хорошо говорится в выступлении В. Фоменко, полностью согласуются с приведёнными дополнительными критериями.
Наконец последнее замечание о науке в узком смысле этого слова. В дискуссиях на нашем семинаре этот термин, похоже, впервые употребил В. Фоменко. Сама мысль о различии науки, пользующейся результатами, которые можно проверить хотя бы в принципе, и наукой, которая такой возможности не имеет, не нова. При желании отыскать материалы на эту тему не очень сложно. Сам термин наука в узком смысле нельзя считать общепринятым, но такое разделение научной деятельности разумно и возражений не вызывает. Р. Фейнман просто не относил подобные исследования к науке, что, в общем, несправедливо. Наше замечание связано с вопросами о проверке на истинность результатов. Та наука, которая не укладывается в термин в узком смысле, проверке по смыслу принятых определений такой проверке подвергнута быть не может. Строго говоря, надо было бы в этих случаях говорить о гипотезах и мнениях. Именно здесь полезно обратить внимание на общие мысли в выступлении А. Вильшанского. Фактически при обсуждении выступления Н. Магазаника мы и говорили о сложностях истолкования результатов, которые не укладываются в критерии прямой проверки (фальсифицируемости). Однако, в ряде случаев можно предложить некую систему косвенных свидетельств. Они ни в коем случае не могут считаться строгими доказательствами, но всё же позволяют говорить о бoльшей или меньшей вероятности подтверждения того или иного мнения или гипотезы. Без наличия таких критериев работа в огромных областях науки была бы просто непродуктивной. Во всяком случае, никак нельзя считать, что невозможность, иногда временная, прямой проверки выталкивает нефальсифицируемые исследования и рассуждения из области науки. Скажем так, это особая область науки. А Вильшанский, считая, что любое научное исследование проходит через такую стадию, безусловно, прав.
Итак посмотрим теперь какие же дополнительные критерии, какие косвенные свидетельства используются для поддержки пока что строго недоказуемых гипотез и утверждений. На самом деле этих критериев не так уж много:
• Первый критерий: это случай, когда предложенную гипотезу или мнение разделяет много исследователей. Для простоты будем говорит о большинстве и даже о большинстве квалифицированном. Это наиболее распространённый и, увы, наиболее ненадёжный путь подтверждения гипотезы. Мнение большинства очень часто бывает ошибочным. Это, в общем, известно и в дополнительном обсуждении не нуждается.
• Второй критерий: это случай, когда одна и та же гипотеза возникает как следствие, не связанных непосредственно между собой исследований и умозаключений, которые независимо получены в разных, желательно достаточно далёких друг от друга, областях. Этот критерий, если он выполняется, можно считать самым надёжным из тех, что обсуждаются нами.
• Третий критерий: это случай, когда гипотеза или мнение существуют очень долгое время. При этом основное содержание гипотезы и факты, положенные в её основу, остаются практически теми же самыми, несмотря на изменение окружающих представлений и взглядов.
Это основные критерии. Конечно, если одновременно выполняются два или даже все три из этих критериев, то косвенное оправдание гипотезы или мнения выглядит ещё более весомым. Если не опираться на такие критерии, то серьёзная работа в области науки в широком смысле слова становится излишне произвольной. В современной астрофизике практически все обоснования наличия чёрной материи и чёрной энергии опираются на второй критерий. Есть и другие весомые примеры этого рода. Третий критерий использовал М.Л. Верба в уже упоминавшейся выше книге для объяснения причин, по которым даже атеисту следует внимательно прислушиваться к ряду библейских легенд.
Именно перечисленные нами критерии заставляют даже глубоко убеждённого атеиста с вниманием отнестись к причинам наличия и, главное, причинам возникновения религиозных взглядов. Полезно отметить, что в отношении к религии можно различить три уровня. Первый из них — это просто наличие веры, то есть принятия неких концепций без доказательств. Второй — это принятие утверждений той или иной конфессии. И, наконец, третий — это то, что в русском языке применительно к православию называют воцерковленностью. Здесь необходимо после принятия ряда обрядов (посвящение) войти в церковь, как организацию, подчиняться её правилам, признавать незыблемым ряд книг и т. д. Многие люди, испытав серьёзные потрясения, ищут в принятии обрядово-организационной стороны той или иной конфессии, духовную поддержку. Огромная масса людей принимает эту сторону религиозности, как дань традициям семьи, влиянию окружения и т. п. Некоторые члены этих групп профессионально занимаются наукой. При этом в ряде случаев они в своей исследовательской работе пытаются исходить из определённых конфессиональных догматов. Это всё достаточно сложный вопрос. Однако при рассмотрении статьи Н.Магазаника от взглядов этих людей просто можно отвлечься. Отметим, что и В.Л Гинзбург также отмечал различие разных уровней того, что называют религиозностью. Более того, он жёстко выступал только против бездумного следования установившимся канонам. Он называл такой подход теизмом. Для того чтобы не говорить за ушедшего из жизни глубоко уважаемого нами человека, позволим отослать читателя к его статье. Эта статья написана в ответ на статью В.И. Кузнецова, ссылку на которую мы уже приводили. Статья В.Л. Гинзбурга называется: О непонимании в вопросах о лженауке и взаимосвязи науки и религии. http://ufn.ru/tribune/Trib121103.pdf
Возвращаясь к нашему предыдущему выступлению, мы ещё раз подчёркиваем, что переход к вере, на определённых стадиях изучения сложных проблем естественен. Такой переход наблюдается у ряда серьёзных учёных, которые не имеют сил терпеть, пока будут детально объяснены процессы возникновения жизни на Земле. Блестящая книга И.С. Шкловского «Вселенная, жизнь, разум» выдержала много (не менее шести) изданий. Однако, оптимистические выводы первого издания из дальнейших изданий частично вымылись по причине отсутствия реальных контактов с другими цивилизациями. В то же время факты, которыми оперировал автор, не изменились. Успехи последних лет, обсуждения о создании при ООН должности специального посла по контактам, тогда ещё были впереди. Ну, а если признать, что жизнь на Земле исключительное явление, то до перехода к вере уже недалеко. А это именно и можно найти в последних изданиях упомянутой книги. Сказанное говорит о том, что вопросы, связанные с религиозными взглядами, нельзя оценивать излишне прямолинейно. Позволим себе заметить, что В.Л, Гинзбург выступал против астрологии и активного клерикализма. Вопросы простой религиозности он практически не затрагивал. (Это наше личное впечатление). Ну а различные комиссии по борьбе с лженаукой, включение в обязательные учебные программы критики «приёмов и методов лженауки» (есть и такое!) ни к чему хорошему не приводит. Это верно и в науке, и в политике. Опыт преподавания научного атеизма в предыдущие годы наглядно подтверждает сказанное. Кому, как не участникам этого семинара, не знать, что такое профессиональные борцы за права человека, которые прорывают блокаду сектора Газа! Профессиональные борцы с лженаукой рано или поздно тоже становятся на похожий путь. Поэтому давайте будем рассматривать вопросы о происхождении религиозных взглядов у учёных, ранее исповедовавших атеистические взгляды, с необходимым вниманием и пониманием.
Мы отнюдь не хотим выглядеть людьми, которые считают, что критика неверных научных взглядов недопустима. Наоборот, она очень нужна. Но эта критика должна быть профессиональной. Возможно два вида профессионализма. Первый вид — это вовлечение в обсуждение серьёзных специалистов, работающих в соответствующей области. Так выглядит выступление академика А.А. Зализняка по поводу новой хронологии А.Т. Фоменко, Г.В. Носовского и др. (А.Т. Фоменко — это однофамилец участника семинара, никакого отношения к этому участнику не имеющий!). Второй вид профессионализма — привлечение к обсуждениям специалистов по истории науки. Примером такого специалиста мы считаем упоминавшегося выше В.И. Кузнецова. Такие специалисты иногда позволяют увидеть проблему в новом свете. В этом смысле полезно вспомнить книгу доктора В.Л. Рабиновича (химика и культуролога): Алхимия, как феномен средневековой культуры. http://ec-dejavu.ru/a/Alchemy.html Книга издана в Москве в 1979 году. У тех, кто внимательно прочитал эту книгу, никогда не повернётся язык заушательски критиковать алхимию. Увы! В силу многих причин таких специалистов к обсуждениям привлекают не часто. Различные же многочисленные комиссии обычно судят о проблемах очень поверхностно. Более того, в силу именно политкорректности, они от решения наиболее важных проблем просто уклоняются.
В заключение скажем, что при оценке своего отношения к тому, что на первый взгляд представляется «сомнительными теориями», любой серьёзный человек сталкивается с вечной проблемой — что лучше: не пропустить ошибочные взгляды, рискуя отбросить верные и интересные идеи, или же пропустить всё сомнительное, рискуя при этом открыть двери ошибочным взглядам. Авторы этой статьи придерживаются второй точки зрения. В то же время, даже принимая её, мы вынуждены всё-таки вводить некоторые ограничения. Просто мы считаем, что эти ограничения должны быть достаточно мягкими, а вопросы о публикации не должны решаться большинством голосов. Для того же, чтобы разобраться с творческими проблемами, формальные же методы оценки, свойственные любой комиссии, просто непригодны. Действительно, может ли кто-нибудь из читателей всерьёз отделить понятие лженауки от понятия паранауки! А эти и подобные им термины подобные комиссии используют не так уж редко. На самом деле всё это вторичные нагромождения, связанные с нежеланием тратить много своего времени для изучения очень непростых вопросов. Кстати сказать, наличие Интернета и отсутствие ограничений на публикацию материалов за свой счёт всё равно пропускает к широкому кругу читателей много ошибочных и даже бредовых работ. Они часто привлекают к себе широкое внимание. Бороться с ними надо по существу, путём обсуждений и дискуссий. Приходиться считаться с реальностью — это очень трудоёмко. Но другого пути нет! Пока же опорой при оценке спорных ситуаций в искусстве является вкус, а в науке – интуиция и образование.
Получено от авторов 2-го ноября 2010 г.