В последнее время в средствах массовой информации много обсуждаются проблемы усиления антисемитских настроений во всем мире и проблемы отношения к Израилю. Многие положения этих обсуждений вызывают у меня, мягко говоря, удивление. В этой статье мною предпринята попытка психологического анализа этих проблем.

Выступая перед различными русскоязычными аудиториями с лекциями по психологическим и социально-психологическим проблемам, я нередко обращался к слушателям с вопросом: «Какими мотивами, помимо чисто идеалистических, по вашему мнению, руководствуются американские евреи, регулярно жертвуя значительные суммы в пользу Израиля?»

Очень частым был ответ: «Они поддерживают Израиль, чтобы было куда бежать в случае обострения «еврейского вопроса» в США.» И каждый раз я объяснял, что совсем наоборот – они делают это чтобы никуда и никогда не нужно было бежать, ибо сильный и процветающий Израиль, исполненный самоуважения и достоинства, самим фактом своего существования гарантирует сохранение такой психологической атмосферы, которая исключает это самое обострение «еврейского вопроса».

Я хорошо помню настроения в Москве сразу после Шестидневной войны. Несмотря на яростную антиизраильскую, а по существу антисемитскую, пропаганду по радио и во всех газетах, у многих евреев в бывшем Союзе резко повысилось самоуважение и возникло непривычное ощущение почтительного удивления окружающих. Так что вопреки всем стараниям властей вызвать погромные настроения не удавалось. То же самое происходило и в других странах мира. Один канадский еврей уже в Израиле рассказал мне, что евреи Торонто испытывали такой же прилив национальной гордости и уважительный интерес со стороны соседей. Несмотря на все враждебные резолюции ООН, объявившие Израиль агрессором. В те времена один депутат французского парламента, выступая в Кнессете, сказал буквально следующее: «Мне стыдно, что я гражданин Франции, ибо Франция дважды на протяжении последних 30 лет предала своих союзников. Мне стыдно, что я социалист, ибо первое в мире социалистическое государство поддерживает бандитов. Мне стыдно, что я человек, ибо человечество все еще мирится с геноцидом. Единственное, чего мне не стыдно – что я еврей». Заметим, что это было сказано, несмотря на осуждающую Израиль позицию Франции. 
Это вдохновение и высокое самоуважение, которое внушила евреям диаспоры победа Израиля, немедленно материализовалось в мощную финансовую и политическую поддержку страны. Именно в этот период пожертвования в пользу Израиля резко возросли. Состоятельные евреи буквально состязались друг с другом – кто даст больше денег и на наиболее впечатляющий проект. И даже представители среднего слоя охотно включилась в эту гонку. Процветание Израиля в одночасье стало важным фактором самоуважения, самоутверждения и спокойной уверенности евреев диаспоры.

Я позволю себе предположить, что такой психологический эффект победы в Шестидневной войне определялся не только неожиданностью и молниеносностью этой победы над многократно превосходящими силами противника. И не только чувством облегчения вследствие внезапного избавления от смертельной опасности. В победе этой – и для тех, кто ее одержал, и для всех свидетелей – содержался какой-то дополнительный духовный и даже почти мистический смысл. Недаром самым известным символом победы стал ликующий возглас: «Храмовая Гора в наших руках!» – и это в тогдашнем Израиле с его унылым мещанским социализмом и убогой киббуцной светскостью истеблишмента и средств массовой информации.

Я не был в это время в стране, но, по многочисленным воспоминаниям понял, что у израильтян в этот момент появилось вдохновляющее, почти эйфорическое ощущение свершения чего-то, выходящего за рамки обыденности, что нельзя оценить площадью захваченных территорий. Это был выход в иное, не имеющее точного определения пространство, скорее духовное, чем физическое, ощущение новой позиции в мире, а не в регионе. Даже арабы освобожденных территорий почувствовали некоторую метафизическую предначертанность происшедшего. Предначертанность, определявшуюся в действительности только духовным и психологическим состоянием одержавших победу евреев. Почувствовали, и, судя по их поведению, были готовы освободить эти территории от своего присутствия.«Тот, кто не верит в чудо, не может считаться в Израиле реалистом». Симптоматично, что сказал это не раввин, а очень трезвый (иногда даже удручающе трезвый) реалист Бен-Гурион. Но чутье к этим феноменам у него было – недаром он провозгласил создание государства вопреки всем объективным расчетам.

К сожалению, этот духовный и психологический потенциал не только остался неиспользованным, но и подвергся стремительной девальвации в ближайшие дни и даже часы после победы. Руководители страны кинулись уговаривать арабов вернуться. Правительство Израиля с чрезвычайной поспешностью объявило, что готово отдать обратно только что освобожденные территории Иудеи и Самарии – земли исторической Родины – за снисходительное признание арабскими агрессорами права Израиля на существование. И это унизительное предложение было, разумеется, презрительно отвергнуто. Моше Даян предложил отказаться от только что перешедшей в руки евреев Храмовой Горы и отдать ее в распоряжение мусульман. Он произнес фразу «Зачем нам этот Ватикан» – и в определенном смысле эта фраза, подкрепленная всеми остальными действиями правительства, нейтрализовала эффект победы.

До войны Судного Дня израильтяне еще жили в состоянии эйфории, но это уже была не духовная приподнятость, связанная с чувством причастности великой миссии, а тупая самоуверенность в военном превосходстве. Эту разницу хорошо почувствовали арабы, и война Судного Дня в каком-то смысле стала прямым следствием этого изменения самоощущения. Нам смешно, что арабы до сих пор празднуют эту проигранную ими на поле боя войну как свою победу, а между тем это и была их победа – над еврейским духом периода Шестидневной войны. Или точнее – это была победа Израиля на поле боя на фоне духовного поражения, которое евреи нанесли сами себе задолго до начала войны Судного Дня.

С этого периода и при всех правительствах Государство Израиля с разной скоростью неизменно следует по этой дороге духовного поражения, увеличивая число врагов и уменьшая число друзей.

Мы недоумеваем сегодня, почему после массовых жертв террора (начавшегося после всех наших уступок в Осло и усилившегося после щедрых предложений Барака) и вопреки такой сдержанной, такой «интеллигентной» реакции Израиля на террор, он становится не только объектом давления политиков, но и жертвой ненависти населения цивилизованных стран. И к нашему удивлению и разочарованию параллельно с ростом антисемитизма растет отчуждение евреев диаспоры от Израиля, их стремление отмежеваться, прямо противоположное энтузиазму массовой поддержки периода Шестидневной войны.

Чтобы разобраться в этом и найти из этого выход, прежде всего, необходимо понять, что в немалой степени в основе ненависти, зависти и презрения к евреям, этих постоянных составляющих антисемитизма, во все времена лежал своеобразный когнитивный диссонанс. Я говорю именно о когнитивном диссонансе, потому что такая комбинация чувств не выглядит естественной.

Сила может вызывать зависть и враждебность, но эти чувства обычно сочетаются с невольным уважением. Беспомощность слабого обычно вызывает сочувствие, пусть даже пренебрежительное, но не ненависть и не зависть. В обоих случаях речь идет о цельной реакции, без внутреннего конфликта. А вот беспомощность и беззащитность того, кто на уровне непосредственного восприятия видится как потенциально сильный и даже опасный, ощущается как нарушение миропорядка, вызывает сильный когнитивный диссонанс. Вот откуда берется это сочетание презрения, раздражения и враждебности, вплоть до ненависти. Когнитивный диссонанс в данном случае определяется противоречием между глубоким целостным впечатлением, производимом евреями, и оценкой их поведенческой позиции.

Анализ антисемитских мифов показывает, что евреи даже в самые тяжелые времена изгнания никогда не воспринимались окружающими как слабые, беспомощные и беззащитные, т.е. в сущности безобидные и безвредные. Приписывание им вины в стихийных бедствиях и эпидемиях, кровавый навет и тому подобные обвинения свидетельствуют скорее о признании за ними опасного могущества, нежели слабости. Недостаточно быть просто другим и чужим, чтобы вызывать такого рода обвинения – надо казаться опасным, а слабый и беспомощный опасным не кажется. С образом слабого и презираемого никак не вяжутся постоянно муссирующиеся слухи о стремлении к мировому господству и даже о его достижении. Устойчивый успех «Протоколов Сионских Мудрецов» после многократного разоблачения этой фальшивки базируется на упорной готовности видеть евреев могущественными и опасными.

Интересно в этой связи также то, что такое приписывание евреям силы и необычных возможностей исходит не только от юдофобов, но и от юдофилов.

Для такого восприятия нас сильными со стороны должны быть основания, и, что и говорить, они действительно существуют. Эта сила проявилась в способности пройти через века изгнания и преследования не исчезнув, не растворившись, сохранив свои идеалы и ценности. В цельности религии и философии. В интеллектуальной мощи, проявившейся во влиянии на культуру в последние два века, после столетий гетто. Наконец, в создании своего государства сразу вслед за Катастрофой, которая по всем психологическим законам должна была вызвать массовое чувство обреченности и беспомощности.

Но, по-видимому, с момента утраты независимости в античные времена, эта сила лучше ощущалась другими, чем самими евреями. Эта сила не только причудливо сочеталась с объективной беспомощностью и зависимостью от окружающих народов, но и с проявлениями униженности и боязливости и с демонстрацией готовности стать маленькими, смиренными и незаметными – при полной невозможности стать таковыми. Евреи боялись погромов – и, в массе своей, ни за что не хотели стать другими, слиться с другими, отказаться от своего еврейства. Огромный духовный потенциал, заложенный в религии, философии и самой истории народа уживался и уживается с мелочностью и готовностью юлить ради жалкой выгоды. Именно об этом сказал Вольтер: «Если у евреев будет свое государство, они продадут его за деньги».

А ведь не только евреи отличаются меркантильностью, но в евреях это качество вызывает особое раздражение. Именно это противоестественное сочетание ощущения внутренней силы и потенции с внешним проявлением униженности, беспомощности, мелочности и готовности «быть биту», вызывает антисемитский комплекс раздражения, презрения и ненависти. Сильный не смеет вести себя как слабый. Иначе спровоцированная этой слабостью агрессия – его вина. Помогать ему – унизительно. Любой когнитивный диссонанс вызывает у человека эмоциональное напряжение и желание от него избавиться. У антисемитов это желание сочетается со стремлением избавиться от тех, кто этот диссонанс провоцирует.

Есть свидетельства, что в период массового энтузиазма, сопровождавшего движение Шабтая Цви, когда евреи поверили в свою высшую духовную миссию и в мессианство Шабтая, антисемитизм окружающих народов не только резко уменьшился, но и появились выраженные юдофильские настроения. Точно так же как в наше время война за Независимость и Шестидневная война временно приводили к тому же эффекту. А когда Шабтай предал свои идеалы и принял ислам и когда Даян передал Храмовую Гору мусульманам, этот эффект постепенно разрушился.

Никакая пропаганда, демонстрирующая миролюбие Израиля перед лицом агрессивности арабов, не в состоянии вызвать симпатии потому, что при этом когнитивный диссонанс усиливается. Если вы располагаете всеми средствами защиты, а ваши враги так кровожадны, коварны и безжалостны, почему же вы не поступите с ними так, как они того заслуживают, почему вы ждете защиты и сочувствия от мира?

И раздражение, вызванное когнитивным диссонансом, совершенно справедливо оборачивается против евреев. Убедившись, что Израиль не намерен проявить силу и защищаться всерьез, от него начинают требовать, чтобы он разрешил этот диссонанс самым простым способом – капитулировал окончательно. Падающего толкни.

И вот уже американские евреи, которые в 1967г. испытывали восторг перед израильской армией и собирали огромные средства на усиление ее обороноспособности, – создают фонд поддержки дезертиров из израильской армии!

С политической точки зрения, своей терпимостью к террору Израиль благоприятствует его усилению во всем мире. Не вследствие агрессивной политики на территориях, как его пытаются обвинять, а потому, что Израиль не борется с террором в том единственном месте, где эта борьба возможна, где террор имеет свою доступную разрушению структуру и очерченную территорию, называемую Палестинской Автономией. Нежелание ликвидировать это чудовищное образование из каких-то меркантильных соображений (помните слова Вольтера?) становится предательством всех здоровых сил мира, которые имеют дело не с конкретным врагом, как евреи, а с разрозненными по всему миру ячейками терроризма. Израиль это может, но не делает. Удивительно ли, что неосознанное раздражение этой его политикой принимает формы антисемитизма?

Символично, что заключение договора в Осло и катастрофа с «Близнецами» 11 сентября 2001г. произошли по еврейскому календарю в один день – прямо как причина и следствие. Отступая от своей духовной миссии, вступая в сговор с преступниками, мы предаем и весь мир.

Есть два пути преодоления когнитивного диссонанса. Один – это соответствовать в своем поведении той внутренней силе, которую ощущают в нас другие народы, силе не только физической, на которую только и рассчитывают некоторые из сегодняшних руководителей страны, но и нравственной, выражающейся, в частности, в не предательстве своих союзников и самих себя. Это путь, когда-то провозглашенный Жаботинским и не только им, уже неоднократно себя оправдывал и сегодня имеет все возможности быть реализованным благодаря существованию сильного государства Израиль.

Израиль и нужен для этого – евреям всего мира, и даже другим народам. Это, например, хорошо понимают христиане-протестанты.

Другой путь избрали и всегда избирали те, кто готов отказаться от своего еврейства, хотят стать «как все», навсегда ликвидировать раздражающую и пугающую их внутреннюю силу еврейства, которой они не в состоянии соответствовать по масштабам личности и поведению. Следование этой линии начинается с ликвидации поселений и заканчивается ликвидацией ненужного государства. Очевидно, что в контексте этой основной альтернативы нельзя рассуждать так, как нам предлагают рассуждать сторонники «умеренного» еврейского трансфера с территорий: дескать, давайте оставим некоторые поселения, выровняем границу и нам будет ее легче защищать. Отказ от любого места проживания евреев в Стране Израиля это не тактика, это позиция самоликвидации, уменьшающая когнитивный диссонанс этим вторым самоубийственным способом – за счет нашей правоты и силы, за счет всего, что делает нас евреями. Остановить этот процесс в «удобном месте» будет невозможно.

* * *

Опубликовано в журнале «Двадцать Два», N. 132, 2004, стр. 159-165.
Прислано автором для Электронного научного семинара 29 января 2008 г.