Прат Эммануил, Израиль 
Статья Я. Хисдая – первая, где я нашел глубоко продуманный анализ давно тревожащего меня вопроса. Не могли бы вы дать мне электронный адрес автора 

Добрович Анатолий, д-р, Израиль 

В тексте д-ра Я. Хисдая мне видится ряд глубоких и точных суждений. Вот одно из них. 
«Отцы сионизма пытались превратить идеологию в культуру – то есть построить новую культуру на основе своих идей и воззрений. Это была слишком завышенная претензия. Культура не создается, а вырастает».
В порядке развития этой мысли: идеология как подмена культуры действительно провалилась и в Германии 30-х – 40-х годов, и в СССР. 
Тем не менее, после насильственного демонтажа нацистских идеологических конструкций послевоенная Германия возродилась. Это произошло за счет опоры на подлинную, накопленнуюкультуру нации. Речь идет о культуре труда и взаимоподдержки, о культуре быта, культуре мышления и творчества, и, наконец, о религии и веротерпимости как о ядре духовной культуры. 
После развала СССР Россия пытается «воспрянуть» за счет возрождения религии (православия – в первую очередь), но прочие ее культурные накопления оказались отчасти неполными, отчасти же - разрушенными коммунистической тиранией. В силу этого страна пытается самоорганизоваться, применяя полицейско-чиновнические методы, заимствованные из царистской, а в особенности, из советской практики. Время покажет, является ли эта ситуация переходной или заведет Россию в очередной тупик. 
Между тем, в Китае тоталитарная идеология непонятным для нас образом уживается с экономическим и культурным прогрессом. Остается предположить, что эта идеология не вступает в неразрешимые противоречия с духовными накоплениями древней нации. 
Но обратимся к Израилю. Ни социалистическая, ни «ханаанская» версия сионизма испытания временем не выдержали. При развале идеологических конструкций страна могла бы устоять за счет культурных накоплений. Но есть ли они у нас? И каковы они? 
Страна эмигрантов, Израиль состоит из социальных секторов, несущих на себе отпечаток очень разных, порой трудно совместимых культур. В качестве «усредненной» культуры здесь на первый план выступает культура современного потребительского (рыночного) общества Запада, в основании которой лежит индивидуализм и «охота за удачей». Запад в состоянии сносить отрицательные последствия этой «культуры масс», пока (и поскольку) в общественном сознании все еще имеют значение традиционные духовные ценности, выработанные на протяжении нескольких столетий социального и научно-технического прогресса. Впрочем, сохранят ли значение эти ценности завтра и послезавтра, никто с уверенностью сказать не может. 
Особенность же нашей «массовой культуры» состоит в том, что у нее нет опоры в виде накопленных духовных традиций. Ее ценностный запас, казалось бы, представлен иудейской религией, чья глубина, по-видимому, беспрецедентна. Однако клерикальная часть израильского населения исповедует веру в ее наиболее догматическом варианте. Этот тип веры отгораживается от общемировой культуры и сводится к идее еврейской богоизбранности, выродившейся в примитивный национализм. «Нашим староверам» (выражение З. Жаботинского) нет дела ни до науки, ни до искусства, ни до светской литературы. Призвание еврея – исполнять мицвот и заботиться о достатке семьи; всё прочее при этих условиях «устроится само собой», по милости Всевышнего. При этом каждое слово – и более того, каждая буква Пятикнижия - рассматривается как Божественное откровение (о том, что существует научная библеистика, нам как бы неизвестно, да и знать не положено). В такой среде учеба сводится к знакомству с толкованиями Пятикнижия и, в лучшем случае, к усвоению того или иного ремесла, которое обеспечило бы материальное благополучие. Другие, открытые культуре, формы иудаизма объявлены здесь несостоятельными. Нет сомнения, что из подобной среды едва ли могут выйти высокого класса ученые, специалисты, военные либо деятели искусства. 
К счастью, интеллектуалы и художники мирового уровня среди уроженцев страны не переводятся, но, как правило, – за счет отталкивания от радикальных форм иудейского фундаментализма. В этом порыве их то и дело заносит в леволиберальные крайности, что и неудивительно: они чувствуют потребность противостоять любым проявлениям стадности, включая религиозный тоталитаризм. Их жизненная позиция зачастую определяется и потребительским индивидуализмом, неизбежно крепнущим в условиях деидеологизации общества. Многие из этих людей покинули и продолжают покидать Израиль, тяготясь провинциальной стагнацией здешней культуры. Некоторые, как видим, превосходно реализовали себя в США, Канаде и Европе. 
Культура вырастает, верно, но при условии, что ее взращивают. Взрастить же ее можно лишь в том случае, когда у нации есть духовные ценности, привлекающие личность, а не только сплачивающие массу. Духовные ценности иудаизма требуют нового переосмысления, т.е. выведения их из в галутного менталитета в общечеловеческую сферу. Публика, всерьез рассматривающая альтернативу быть ли государству «еврейским или демократическим», демонстрирует обескураживающее интеллектуальное убожество (вообразим себе, скажем, армян, обсуждающих, быть ли Армении «армянской или демократической»). 
Репатриантам из бывшего СССР трудно судить, каковы подлинные властители духа в этой очень еще молодой стране. Приезжим, особенно пожилым, не хватает совершенного знания иврита, чтобы в оригинале читать местных философов, идеологов и исследователей. Очевидно, что между двумя израильскими полюсами истерии – религиозно-националистическим и прекраснодушно-либералистским - есть и нечто зрелое, выношенное, объединяющее духовный мир Торы с современным образом мысли. 
Знакомство с текстом Яакова Хисдая, переведенным на русский, убеждает в том, что, помимо всепроникающего политиканства, преследования сиюминутных выгод, крикливой рекламы, безоглядного самодовольства и вульгарного юмора, в Израиле существует прослойка интеллектуалов, создающая «культурное поле», которое не уступает по мощи «полю» высокоразвитых стран. Жаль, что такими переводами нас балуют не слишком часто.