Представляя статью Дм. Горбатова, редактор пишет: «каждый, кто публикует новые данные, например, о Вагнере, должен принятым образом сослаться на источник». Я, однако, не думаю, что еврейские авторы, критикуемые г-м Горбатовым, задавались целью опубликовать некие «новые данные» о композиторе. На первом плане у них – далеко не новое негодование по поводу этого творца музыки, вошедшего в историю в качестве идеологического предшественника Альфреда Розенберга.

В своей статье Д. Горбатов демонстрирует нам, что в музыке, публицистике и эпистолярном наследии Р. Вагнера он разобрался много лучше, чем ряд публицистов-евреев, написавших о юдофобии композитора. Согласимся с этим. Готов поверить, что упомянутые авторы пристрастны, недобросовестны и даже малокультурны. Но что это меняет по существу, имея в виду зоологический антисемитизм маэстро из Байрейта? О «дискредитации» какой «важной темы» толкует нам редактор? Неужели речь здесь идет о чудовищной юдофобии композитора? Но она в данном случае столь очевидна, что даже привлечение недоброжелателями Вагнера непроверенных мифов о нем не может считаться «дискредитацией важной темы».

В редакторском введении вопрос ставится так: «Был ли антисемитом Иоганн Себастиан Бах? А Бетховен? Антисемитизм Листа хорошо известен». Мы вполне можем допустить, что они действительно шарахались от евреев. Ни один из них, однако, не развил и не озвучил с бесконечным репродуцированием «концепцию» уничтожения евреев как «низшей расы». Редактор ошибается, полагая, видимо, что сама принадлежность к христианской культуре автоматически делает человека «активным» юдофобом. Христианская этика предполагает, между прочим, так или иначе понимаемое человеколюбие. И не случайно Вагнер, зайдя столь далеко в ненависти к евреям, пришел к непримиримой ненависти к Христу и упивался как идеолог «нордическим» язычеством. Кстати, редактор берет на себя слишком много, утверждая, что Вагнер страдал «истерией». На консилиуме психиатров, без сомнения, обсуждался бы диагноз «паранойя».

Что касается г-на Горбатова, пусть он вообразит себе, что всюду, где в наследии Вагнера упоминаются евреи, стоит слово «славяне». Какой хор негодующих голосов поднялся бы ото всех славянских ареалов обитания! И пришло ли бы кому-либо в голову уточнять, где и когда эти голоса, выражают не столько документированную истину, сколько всего лишь «истерию» уязвленных славян? И так ли уж важно, к примеру, что критики Вагнера злокозненно приписали ему рост «гнома», между тем как он был среднего роста? И не все ли нам равно, как виделась Вагнеру ликвидация славян – как физическое их истребление или как добровольное уничтожение ими славянского начала в самих себе? Очевидно, что патологическая неприязнь композитора к славянам в любом случае выглядела бы совершенно непристойной, постыдной.

В отношении евреев она, судя по всему, кажется г-ну Горбатову оправданной. Он определенно пытается убедить нас в том, что Вагнер был меньшим антисемитом, чем это приписывают ему недалекие еврейские музыковеды. Поэтому, когда Вагнер, дирижируя произведением еврейского композитора, натягивает (из брезгливости) белые перчатки, - это всего лишь причуда гения, а когда Ю. Аранович в белых перчатках дирижирует произведением Вагнера, - это местечковая истерия. Таков, собственно, главный посыл статьи.
Поэтому вызывает удивление, что такая статья обрела место в «Электронном научном семинаре». Неужели только для того, чтобы приструнить авторов, позволяющих себе вольности по части ссылок на источники? Суждения г-на Горбатова должны, видимо, спровоцировать пресловутую гневную отповедь со стороны евреев и юдофилов. С моей точки зрения, поддаваться на эту провокацию категорически недопустимо. «Истерические», по ожиданиям Горбатова, реакции авторов, не согласных с ним, следовало бы, на мой взгляд, пресечь в корне. Призываю редактора сделать это, а заодно извиниться перед Е. Лопушанской, В. Маком, Д. Фрадкиным, Г. Леви и наследниками покойного Ю. Арановича за то, что высказанные названными лицами соображения, будь они даже некомпетентными и ошибочными, подверглись шельмованию со столь сомнительных позиций.

И еще раз: причем тут научный семинар? Собственно научный интерес представляла бы, скажем, статья о том, каковы формальные и содержательные особенности музыки, в которую ее сочинитель вкладывает страстную жажду истребления (кого бы то ни было). Компетентному в музыковедении Дм. Горбатову этот вопрос в голову не приходит, но ведь нашлись бы авторы, помимо него.

Сомнения вызывают и рассуждения редактора о том, «как было с Бахом», – сначала почему-то его музыка забылась, «а много лет спустя, почему-то стала вызывать отклик снова. Да и слышим мы в музыке, возможно, другое, чем современники творцов». Феликс Мендельсон, «откопавший» Баха для мировой культуры, изумился в его творениях как раз тем, что носит вневременной характер: совершенством и глубиной музыкальной мысли. И как бы «по-своему» ни слышали Баха его современники, мы слышим его сегодня, испытывая нечто, достаточно сходное с их чувствами. Конкретные ассоциации у каждой эпохи, конечно, свои, но музыка, как известно, наиболее абстрактное из искусств.

Ну, а того, что Вагнер выдающийся и оригинальный композитор, никто ведь из его критиков-евреев и не думал оспаривать. Слушать его музыку или нет – личный выбор каждого. Абстрагироваться ли при этом от внутреннего мира этого знаменитейшего «жидоеда» - опять-таки личное дело каждого.