Я знаком с Хаимом Соколиным заочно. Пару телефонных разговоров. Не более. Но они оставили в моей памяти след благорасположения к этому человеку. С литературным творчеством Хаима Соколина я знаком по нескольким его произведениям и на профессиональную тему и на общечеловеческие темы. Список их довольно большой и желающие могут найти полную библиографию в интернете. Меня восхитили эти его произведения, с чем я и поздравляю автора.

Спасибо Хаиму Соколину и за эту книгу.  У меня такое чувство, что я ждал ее появления именно с таким содержанием. Я читал, и мне казалось, что он списывает (или описывает) мои эпизоды, мои мысли, мои оценки людей, которые почему-то носят другие имена и фамилии. Это, конечно, шутка. А если серьезно, я по своему частному опыту во многом согласен с ним, с его оценкой Израиля в той его части, которая характеризует его представителей с профессиональной и ментальной стороны. Хотя я привез семью в начале 91-го, все было, как и в его время, если не много жестче в силу значительно большей плотности соискателей места. Прошло более 20 лет. Все эти годы я в профессии. Худо-бедно. Но обрел ли я родину? В интегральном ответе: категорическое «нет». А если препарировать?

Книга как будто о нефти и около нефти интересантах. Наверное, поэтому она представлена на ЭНС. На самом деле автор сделал свое обобщение стране. И оно в темных тонах. В его палитре не оказалось иных красок. За деревьями не видно леса. Здесь мои впечатления с автором не совпадают. Как и во всяком лесу есть разные особи. О некоторых моя память хранит добрую память, о других, наоборот.  Как впрочем, и о тех, кого я оставил там.

По случаю условного 20-летнего юбилея все без исключения политики восхваляли алию 90-х и ее значение для Израиля. В этом нет фальши. Фальшь в другом. Как они этим распорядились. Это знают такие переростки как я. Напрашивается сравнение с фронтом. Первые шеренги атакующих в бою  – наиболее вероятные смертники. В этих первых шеренгах был цвет научной интеллигенции, которой, увы, было далеко за 50. Они, как раз и полегли, унеся с собой все, что наработали, накопили и предъявили. В эти «юбилейные» дни как раз образовался то ли Дом, то ли Клуб ученых Тель-Авива. Я присутствовал на учредительном собрании. И выступил. Меня к этому побудил преклонный возраст собравшихся. Как и мой, кстати. Я вспомнил о существовавшем в Тель-Авиве научном семинаре в 91-94 годах. За него как за соломинку хватались такие как я, ищущие приложения своим знаниям, своему интеллекту. Самодеятельная инициатива. Семинар погиб. Программа Камея и еще несколько инициатив, - это потом. Еще я сказал, что надеюсь, что придет время и с ним руководители страны, которые найдут в себе мужество покаяться за бездарность, халатность и преступное инициирование массовой репатриации в те годы. Этого у Соколина нет и быть не может в силу временного разрыва. Но, надеюсь, он со мной согласится.  Этого нельзя было не видеть.

Я принадлежу к тому же профессиональному сообществу, что и Хаим Соколин. Поэтому мне понятны все его профессиональные комментарии и сентенции. И сожаления в стиле: «за державу обидно». Я мог бы привести подобные примеры из своей области и своего опыта здесь, но сейчас перед нами книга другого автора и ей сейчас почет и критика. Хотя по книге чувствуется обида, ему еще повезло. Это везение в том, что он приехал в относительно молодом возрасте, в межсезонье, не в толпе, до политизации и исламизации нефти. Как и он, я вдруг понял, что пошел не по тому маршруту. И по своей инициативе обратился в канадское посольство.  По их критериям я получил согласие на переезд в Канаду в свои-то 58. А молодая дочь с сыном, напротив, получила отказ в связи с неактуальностью ее профессии в Канаде.  Так я и остался в этом обществе, в котором, как охарактеризовал его Хаим Соколин, лицемерие и ложь – норма, дилетантство – стандарт. Автор неоднократно обращается к  сравнительным примерам из области медицины. Я столкнулся с нечто подобным, если взять ту же медицину как пример: превосходная техника для снятия кардиограммы при неумении ее прочитать. И это удача. Стакан оказался не наполненным. Так я нашел свою нишу. И для заработка, и для творчества. А что же Соколин? Он получил высшую форму профессионального признания в стране – постоянство. «А он, мятежный, просит бури». А то, что не все пришли в восторг и не перестроили свои ряды, так, где найти такую страну и таких людей? Они, не такие как хотелось бы, и среди наших, новоприбывших, только присмотрись. И обойди, если можешь, стороной.

Как мне кажется, оценка Соколина имеет область ограничения существовавшим на то время социумом, обстоятельствами и лицами, действующими в конкурентных условиях. Повторись это же сейчас или в будущем, и многое в поведении уже новых людей повторилось бы. Кто не знаком с психологией пассажиров общего вагона в послевоенные годы?  Персонажей в книге можно уподобить пассажирам, уже едущим в вагоне на занятых ими местах, а Хаима Соколина и таких, как я, – желающим подсесть на остановке. Но вот поезд тронулся, все как-то утряслись, познакомились, и даже угощаются своими дорожными припасами. У меня в памяти такая картина. Не только жлобы.

Вот на уровне внуков, выросших здесь, прошедших школу, армию, университеты картина меняется. Они уже свои. Тому пример мой внук. Они уже гомогенны с остальным обществом, если сами не замыкаются. В ходу была формула: едем ради детей. Ее следует откорректировать: ради внуков, а еще лучше, правнуков. Именно этот вклад нужен был Израилю от алии и той и этой. Если такая оценка приемлема, она многое объясняет.

Еще раз спасибо Хаиму Соколину за книгу – приговор, приговор историческому периоду глазами и чувствами моего с автором поколения. Что касается остального, автор написал в заголовке: «записки идеалиста». И это может трактоваться как смягчающее обстоятельство.