В течение последних 25 лет зарубежные коллеги и я, в том числе, наблюдаем, как рассыпается и деградирует российская наука, которой каждый из нас посвятил практически всю свою жизнь. Все дефекты разваливающейся структуры мы ощутили на себе, пытаясь вписаться в научные коллективы Израиля, Канады, Японии, США и стран Европейского союза. Однако наш большой и уникальный опыт так и не был востребован РАН.

Не менее беспокоит и состояние инженерной науки в России, где была практически уничтожена система отраслевых институтов и полностью отсутствует систематическое образование по инновационному инжинирингу. Однако инновационное развитие промышленности невозможно без научного задела и не ясны пути его развития. И это на фоне «дикого» капитализма в России, где по данным экспертного докладаCredit Suisse 35% совокупного богатства Страны сосредоточено в руках всего 110 человек. При этом с 2007 года размер среднего «состояния» российского гражданина снизился с 14 до 11 тысяч долларов. 

   Вот и подошел завершающий этап так называемой реформации РАН, который абсолютно непонятен нашим зарубежным коллегам.  Да и нам, выходцам из России, не потерявшим научных связей с российской наукой, часто сложно в нем разобраться.

   За последние три года я написал более 20 статей, посвященных состоянию российской науки  и инженерного образования, под рубрикой «Записки полупостороннего». И мне непонятно, какое отношение происходящее имеет к реформированию науки. Создается впечатление, что происходит просто рейдерский захват, который я в одной из моих предыдущих статей назвал «раскулачиванием» – термин не понятный тем, кто не знает истории России. При этом знания российской научной диаспоры не становились предметом обсуждения русскоязычной научной общественности. Да и новое законодательство об иностранных агентах делает сотрудничество весьма проблематичным. 

Интересный анализ деятельности РАН провела Татьяна Клячко, доктор экономических наук, директор Центра экономики непрерывного образования Института прикладных экономических исследований РАНХиГС, которая, в частности, пишет: «Мне не хочется ввязываться в дискуссию о самой реформе – хорошая она или плохая. Я об освещении событий, о профессионализме журналистов, о том, кто и как будет воспринимать информацию о проводимых реформах. Точно также идет обсуждение реформ в образовании и здравоохранении. Говорится вроде бы о вопиющих фактах, а на деле – суть реформы пропадает и, если потом,  вдруг обнаруживаются ее подводные камни или что интерпретация законов не устраивает тех, кто оказывается объектом правоприменения, то общество уже не реагирует – оно «съело» все жареные факты и переключилось  на  новый объект.

   Если зайти в Интернет, что под силу любому журналисту, найти и прочитать Устав Академии до реформы, то выяснится – о ужас! – что она была государственным бюджетным учреждением.  Она давно согласилась на этот статус, чтобы иметь возможность  без проблем получать бюджетные деньги. И думала, что она будет брать государственные деньги, и делать с ними то, что сочтет нужным. Это и называлось независимостью. А  было самой настоящей зависимостью.  И ровно об этой зависимости речь сейчас и идет. Ничего нового сказано не было.

   У государственного бюджетного учреждения собственность – здания и сооружения – находится в оперативном управлении. И у институтов РАН, которые также являются государственными бюджетными учреждениями РАН, собственность находится в оперативном управлении. И сейчас собственник этого самого имущества – государство, в общем-то, не сказал ничего иного, кроме того, что хочет навести порядок в управлении этим имуществом.  Так сказать – Богу Богово, а кесарю кесарево. Госзадание (вдумайтесь в это слово), под которое идет бюджетное финансирование, Академия будет распределять самостоятельно. Другими словами, государство как давало деньги, не очень спрашивая, на что их потратят, так и будет давать.  И можно предположить, что все, кто их получали, так и будут их получать.  И, скорее всего,  собственностью институтов, так и будет распоряжаться их администрация, но уже под контролем не президиума РАН, а чиновника. То есть договариваться о том, почему сданы те или иные площади  и кому они сданы, придется с другими людьми. Выводы о том, что происходило раньше, и что будет происходить потом, можно легко сделать самостоятельно. И столь же легко сделать вывод о том, чего не хочет руководство РАН и ее институтов.

   Ввязываться надо в разговор о том, почему наука перестала жить  или еле теплится во многих академических институтах, почему при средней зарплате в науке в 160 процентов от средней по экономике страны в нее не идет молодежь.  Почему научные разработки не идут по большому счету в дело, и почему лирики в почете, а физики в загоне (еще 20 лет назад считалось ровно наоборот и думалось, что это мировой закон).

   Наука, здравоохранение, образование становятся все более дорогими сферами деятельности. Это связано с ростом технологичности этих отраслей».

   Журналист Кирилл Харатьян, резюмируя состояние науки в России, считает, что реформа РАН окончена, а русские ученые приспособятся и к новой, путинской конструкции  –  не все, конечно, не все, а только настоящие ученые, – как приспособились к ельцинской, горбачевской и остальным. Будут продолжать работать по своим темам, прикрываясь чем придется и прирабатывая как уж Бог даст – тяга к знаниям сильнее всего. Теперь государству важнее прибрать вроде как бесхозные активы – а остальное как получится. Ну, а что же, чье это все на самом деле? Вот то-то. Говорят, сейчас в чиновничьих и близких к ним кругах идет энергичная дележка материального наследства Академии наук – хотя и утверждается, что она жива. Далее Кирилл Харатьян говорит, что в его «голове не совсем укладывается: во всей российской науке самым главным для властей предержащих оказались квадратные метры, киловатт-часы и гигакалории, так что ли? Возвращение российской науки к мировым вершинам – это функция от управления имуществом? А все эти ученые бредни – непонятная чушь?

   Даже безбожники-большевики так не думали, вот что поразительно. Октябрьский путчист Владимир Ульянов (Ленин) в 1920-х годах напряг всю имевшуюся у него – немалую! – политическую силу, чтобы провести электрификацию России – план ГОЭЛРО. В продолжении того знаменитого проекта, надо сказать, фиксировались факты чиновничьего самоуправства, и даже в обход закона, под подпись вождя, но речь-то шла о назначении ученым из Петроградской группы Михаила Андреевича Шателена дополнительных столовых и семейных продовольственных пайков! Или о том, чтобы комитет бедноты не отбирал квартиру у Генриха Осиповича Графтио!

   Теперь давайте поглядим, кого же это так напугалось российское государство, что решило ошарашить до полной утраты когнитивных функций, до заикания и безнадежного пьянства? (Кажется, еще ни одной социальной группе так крепко от властей не доставалось.) В большинстве своем, это тихий и слегка пыльный человек, у которого железно выделен день-другой на науку в недельном расписании; который на побочной работе аккуратен и лоялен, а на основной, научной, – остроумен и горяч; который продолжает растить одного уже довольно взрослого ребенка и полон воспоминаний юности о палатках, или об экспедициях (то есть тоже о палатках), или о закрытых кинопоказах, или о ночном чтении запрещенной литературы, или Бог весть еще о чем. Я люблю его, этого человека, – за цельность, за гигантские знания, за остроумие, за верность; а больше всего – из-за того, что он при смерти. Это про него Лев Ландау говорил: «Человек может понять вещи, которые он уже не в силах вообразить». 

Может, конечно, давно надо было, до нынешней агонии, от него решительно избавиться – но не так же, не таким жестоким способом! Хочется отобрать квадратные метры и гигакалории – отберите, в своей же власти, но как-нибудь так, чтобы дать понять этим верным и бескорыстным людям, что их труд, их любопытство за государственный счет имели смысл! И они-то не дураки, сами знают себе цену.

Но – нет. Видимо, иным образом, чем по-тихому убить, государству действовать страшно. А ученые отлично знают, когда человеку страшно: когда он не понимает, что происходит», – заканчивает свою апологию науки в России с горечью Кирилл Харатьян. 

Рассматривая не менее важный вопрос о российском образовании, Татьяна Клячко считает, что «нельзя учить по-старому, как бы ни казалось – что вот 30 лет назад хорошо учили и нас так хорошо выучили: и учили по-разному, и выучили далеко не всех хорошо.  В результате на мировом рынке высшего образования российские вузы получают сейчас  0,7 процента  от общего объема средств, которые платят иностранные студенты, учась в университетах других стран (для сравнения США – 32 процента). Мы стали поставщиком  на мировой рынок дешевого и не очень качественного высшего образования.  Сейчас в ведущие вузы вкладываются значительные деньги, чтобы подтянуть не менее 5 университетов до мирового уровня. 

А Китай, который стартовал со значительно худших позиций, эту задачу уже практически решил. И наука начала переезжать в Китай, потому что научные разработки там «с колес» идут в дело.  Ученому тоже хочется видеть плоды своих трудов, и это не только статьи в престижных журналах, индекс Хирша и импакт-фактор. И вообще, в современном мире надо очень быстро бежать, чтобы хотя бы оставаться на прежнем месте», – заканчивает Татьяна Клячко. 

Как отмечает в своей статье журналист Роман Уколов, «Главное поражение академии – в вопросе об имуществе. За этот бастион власть билась насмерть и отстояла его. Чиновники решили, что управлять имуществом РАН станет специальное агентство, которое будет подчиняться не Минобрнауки, а непосредственно правительству. Среди ученых этот вопрос, к слову, большой тревоги не вызывал, так как недвижимое имущество институтов и прежде находилось в ведении Росимущества. В свое время именно это обстоятельство уберегло многие институты от потери части собственности в ходе рейдерских захватов.

Но тут-то и вылезают мелочи: а как будут решаться вопросы с иным имуществом – например, с научным оборудованием? Смогут ли институты свободно распоряжаться им в рамках совместных проектов с другими научными организациями? Или передачу микроскопа коллегам из соседнего института придется за год согласовывать с правительством? На эти вопросы ответов пока нет. Предполагается, что они будут определяться все теми же постановлениями правительства.

 Еще одна важная поправка вроде бы сформулирована в компромиссном режиме, но компромисса, по мнению ученых, опять же, не получилось. Государственные задания на проведение фундаментальных и поисковых исследований научными институтами будут утверждаться все тем же агентством по имуществу, но с учетом предложений РАН. Другими словами, предлагать-то программу исследований академики могут, однако оценивать ее целесообразность и принимать решение все равно будут чиновники. И вообще, как заявил Борис Кашин, отныне все управление наукой, как хозяйственной ее частью, так и исследовательской, в значительной степени передается бюрократии.

Это не устраивает ученых. И не только потому, что их научные планы будут теперь курировать и корректировать люди, далекие от науки. Главный научный сотрудник Института ядерных исследований РАН, академик Владимир Рубаков, пришедший в минувшую среду к стенам Госдумы, заявил «Профилю», что у академии, по сути, отнимают исследовательские функции, превращая ее в некий клуб с правом кому-то что-то рекомендовать.

Исследованиями теперь будут заниматься институты, выведенные из академии. То, что академия будет формировать какие-то задания для институтов, которые потом надо согласовывать с агентством, по словам Рубакова, не более чем сладкая пилюля. «Агентство теперь будет руководить всей деятельностью научных институтов – хозяйственной, кадровой, научной, – считает академик. – Я подозреваю, что за этим последует сокращение числа самих институтов и сокращение числа работников. Чиновники не умеют бережно обращаться с научными коллективами. Если стоит задача поднять среднюю зарплату, но финансирование не увеличивается, значит, самый простой и эффективный способ выполнить это поручение – сократить половину сотрудников.

Рассматривая вопрос о финансировании Российской науки, журналист Сергей Кольцов отмечает, что «многие сегодня знают, что Россия тратит на научные исследования и развитие передовых технологий сотни миллиардов рублей ежегодно.  Несколько менее известно, что львиную долю этого финансового «пирога» потребляют не традиционные научные организации (Академии наук, НИИ и проч.), а новые структуры, управляемые скорее менеджерами, а не учеными. И совсем уж малоизвестным широким кругам налогоплательщиков остается результат работы этих структур, который, по идее, должен был проиллюстрировать преимущества «эффективного менеджмента» над «косным академизмом». 

 Так, например, когда осваивались почти 260 млрд. рублей,  руководители «Роснано» соревновались в оптимизме своих выступлений перед прессой, но обещанного «чуда» в экономике страны не происходило, да и в повседневной жизни граждане с отечественным «нанопродуктом» как-то не сталкивались. Наступивший 2013 год  стал для команды Чубайса несчастливым: в адрес его структуры прозвучали серьезные претензии. Сначала Генпрокуратура заявила о выявленных фактах нецелевого расходования государственных денег в «Роснано». А также о том, что подавляющая часть выделенных бюджетных средств не идет на инвестиции, а помещается в банки в качестве депозитов.

   Весной этого же года Счетная палата обнародовала результаты проверки деятельности «Роснано» за 2007-2012 гг. Выяснилось, что «эффективные менеджеры» корпорации за эти годы сумели потратить почти 200 млрд. рублей без существенного результата. В частности, 6 млрд. ушло на хозяйственные и административные нужды, 4 млрд. – на консультационные и экспертные услуги, 7 млрд. – на зарплату сотрудников… Но главный источник убытков – не аренда зданий и зарплаты менеджеров, а те «инновационные проекты», которые они пытались реализовать. 

   Подробно неэффективность менеджеров «Роснано» проанализировало издание Forbes, приведем их выводы вкратце. Более трети финансирования – 47 млрд. рублей – ушло зарубежным организациям «на трансфер технологий». На момент проверки «Роснано» не смогла предоставить документы, подтверждающие эффективность этих вложений. Равно как и объяснить – почему было отказано в финансировании российским научным организациям, предлагавшим свои проекты в этом же направлении. Видимо, менеджеры посчитали, что бюджетные средства «эффективнее» вкладывать в зарубежную науку, чем в отечественную.

   Другие их решения вообще крайне напоминали схемы по «отмыванию денег». Например, проект по созданию нановакцин предполагалось реализовывать вместе с ведущими институтами в этой области – НИИЭМ им. Гамалеи, РАМН и Онкологическим институтом им. Герцена. Однако институтам досталось только 110 тысяч рублей финансирования, а большая часть – 135 млн. – ушла неким ООО («Медэзрин», «Биокон» и т.п.) весьма похожим на фирмы-однодневки. На создании нановакцин такая схема финансирования сказалась не лучшим образом. 

  В августе 2011 года глава «Роснано» Чубайс продемонстрировал Владимиру Путину наш ответ Apple – пластиковую электронную книгу Plastic Logic 100, созданную под крылом «Роснано». Тогда же Чубайс пообещал к концу 2013 года запустить в Зеленограде производство 2,1 млн. пластиковых электронных дисплеев нового поколения в год.

Технология принадлежала европейской компании Plastic Logic и право ее реализации в России обошлось корпорации почти в 7 млрд. рублей, внесенных в капитал этой компании. Но заявленный «один из крупнейших мировых центров производства пластиковой электроники» в Зеленограде так и не появился. Строить его оказалось «экономически нецелесообразно» (вот только выяснили это «эффективные менеджеры» после того как вложились в проект). В результате, созданное «под выпуск отечественного ридера» ЗАО «Пластик Лоджик», не занимаясь никакой производственной деятельностью, принесло учредителям 385 с лишним млн. рублей убытка. Причем, в России не осталось даже технологии: в обмен на вложение средств европейцы не поделились своей интеллектуальной собственностью, поскольку это… не предусматривалось договоренностями с нашими «наноменеджерами». Зато ЗАО «Пластик Лоджик» активно занимало полученные на инновации средства аффилированным компаниям. Такие «игры» с целевым финансированием, присущие скорее какому-нибудь «Росломбарду», вызвали справедливые нарекания Счетной палаты 

   Новосибирский проект «Лиотех» – завод по производству литий-ионных аккумуляторов высокой емкости сначала чуть не превратился в «угрозу национальной безопасности» (по определению аудиторов Счетной палаты). Предприятие, производящее продукцию в основном для Министерства обороны, организовывалось как СП совместно с китайской фирмой-поставщиком для нужд китайской армии. К тому же проект вместо ожидаемой прибыли стал приносить убытки. Осенью прошлого года китайская компания Thunder Sky Group решила выйти из проекта. В процессе выкупа ее доли было допущено несколько нарушений, которые привели к ущербу для «Роснано» на сумму полмиллиарда рублей (эксперты усмотрели в этом признаки мошенничества со стороны руководства корпорации). Затем пришлось платить 3,5 млрд. Сбербанку за долги «Лиотеха». Убытки проекта продолжают расти и в этом году на их погашение зарезервировано еще почти полтора миллиарда. И это, учитывая, что в распоряжении «Роснано» оказалась перспективная технология, основанная на новейших открытиях ученых Сибирского отделения РАН и вызывающая большой интерес за рубежом. 

   Третьим неудачным мегапроектом «Роснано» стали кремниевые батареи, в которые корпорация за четыре года вложила 13,9 млрд. рублей. И это на фоне общемирового падения цен и спроса на них как раз в эти годы (в период 2008-2012 года цена упала с
400 до 16$ за килограмм). В результате планируемая себестоимость выпуска отечественных кремниевых батарей в десять раз превысили их рыночную цену, и крупный комплекс по их производству (на базе ГК «Нитол», Иркутск) так и остался на бумаге. Однако деньги в этот проект успели вложить солидные, вот только значительная часть трат, по мнению Счетной палаты, носит признаки отмывания и легализации средств. Что тоже крайне сложно отнести к «передовым нанотехнологиям».  

Далее Роман Уколов обращает  особое внимание на «серого кардинала атаки на РАН» – НИИ «Курчатовский институт».

В 1991 году институту был присвоен статус научно-исследовательского центра. Центр является независимой от Академии наук структурой и подчиняется непосредственно правительству РФ. Сегодня он объединяет значительную часть ядерно-физического комплекса России.

   В 2005 году директором «Курчатовского института» был назначен Михаил Валентинович Ковальчук. Его брат Юрий является одним из ближайших «теневых» друзей Путина. Вскоре после этого к Центру были присоединены Институт теоретической и экспериментальной физики, Петербургский институт ядерной физики и Институт физики ядерных энергий. В результате такого «укрупнения» НИЦ «Курчатовский институт» получил доступ к отдельному бюджетному финансированию (10 млрд. рублей на три года) и крупным госрасходам по ряду федеральных целевых программ.

   Роль, которую Михаил Ковальчук сегодня играет в российской науке, ярко описал в своем интервью академик Сагдеев (в прошлом – директор Института космических исследований, ныне – профессор Мэрилендского университета): «Человек, де факто являющийся советником Путина по науке… не ушел ни с одного из своих постов. Сохранил за собой пост директора академического Института кристаллографии. Более того – присоединил к нему пост директора Курчатовского научного центра. Кстати, в его [Курчатовского центра] состав введено еще несколько институтов, ранее относившихся к закрытой или полузакрытой сфере ядерных исследований. А недавно он  взял себе еще и пост декана физического факультета СПГУ. Все это свидетельствует об абсолютно несерьезном отношении к той основной задаче, выполнение которой ему, казалось бы, поручено: помогать Путину проводить правильную политику в области науки и образования».

   К слову о «правильной политике» – именно Михаила Ковальчука многие называют одним из инициаторов законопроекта о реорганизации РАН, вызвавшего единодушное отторжение в научном сообществе России. Косвенно подтверждает это и следующий факт. В 2012 году 15 физических институтов России подписали соглашение «о партнерстве в области создания, модернизации и использования уникальных исследовательских установок». Речь в соглашении шла о долгосрочном и взаимовыгодном сотрудничестве. В числе организаций-участниц были НИЦ «Курчатовский институт», новосибирский ИЯФ им. Г.А. Будкера, Институт ядерных исследований РАН, Объединенный институт ядерных исследований в Дубне и т.д.  Однако в июле 2013 года, буквально через два дня после объявления правительством о начале реформы РАН, появились сообщения о том, что этому объединению научных организаций будет придан особый правовой статус с главенствующей ролью НИЦ «Курчатовский институт». Проще говоря, ряд самостоятельных научных центров должны будут превратиться фактически в филиалы НИЦ. Насколько это можно назвать «долгосрочным взаимовыгодным сотрудничеством», судить научным коллективам этих институтов. Однако, приходится признать, достижения нового руководства «Курчатовского института» лежат скорее в области не научных, а административно-финансовых достижений. 

 Сложившуюся ситуацию весьма интересно комментирует Станислав Ордин – «Как говорится, рыба гниет с головы. А головой советского государства фактически являлась Академия Наук – при плановом ведении хозяйства политиканы просто вынуждены были опираться на конкретные расчеты и прогнозы. Но в самой нашей Академии Наук с середины прошлого века началась девальвация научных ценностей и на смену научным руководителям – признанным лидерам в определённых разделах науки всё больше пролезало проходимцев, имеющих очень малое отношение к науке.

Когда я пришёл в Институт Иоффе, директором был академик Владимир Максимович Тучкевич. Он не хватал звёзд с неба (высокомерные московские языки даже «подшучивали», что он превратит Физ.-Тех. в слесарную мастерскую). Но, академик Тучкевич, относясь с почтением к науке, даже не мыслил ставить обыденные ценности выше научных. Хотя вынужден был печально констатировать, когда пригласил меня для беседы, что «тут прибегал ко мне один проходимец (жаловаться на вас), который у меня за спиной «дорос» аж  до начальника отдела, подсидев толкового учёного». Потом и его самого подсидел Ж. Алфёров, к чему он, будучи уже немолодым, отнёсся философски спокойно. Но с каким негодованием он приехал на свой предсмертный Большой Учёный Совет Физ.-Теха когда начались «художества» Алфёрова.

И подобные тенденции в академической среде проявлялись как на самом нижнем уровне: конкретно в нашей лаборатории на смену признанному на международном уровне лидеру в области термоэлектричества профессору Л.С. Стильбансу пришли люди, которым вообще не место в Академии Наук, так и на самом высоком уровне – академиками фактически было торпедировано решение съезда КПСС о курировании Академией всей промышленности СССР. 

  Новые тенденции в образовании тоже проходят в России как бы по касательной. Например, до сих пор не организовано обучение инновационному инженерингу, а ведь подготовка инженерных кадров должна отвечать новым требованиям в развитии технологий, в том числе процессам глобализации в разработке и производстве высокотехнологичной продукции.

   Как справедливо замечает профессор Владимир Кульчицкий, «инженеры  сегодня встроены в глобальный процесс: в настоящее время нет ни одного государства в мире, которое делает высокотехнологичную продукцию в одиночку. Даже такие крупные разработчики продукции, как США и объединенная Европа, вынуждены быть интеграторами всего лучшего в мире при выпуске своей продукции.

Могу сказать, к примеру, что разработка самолета Боинг 787 (последняя разработка компании Боинг) американской является только на 25%. 75% всех поставок выполняются другими государствами: это и Италия, и Япония, и Великобритания, и Россия в том числе – она выполняет как инженерные разработки, так и является поставщиком практически всех титановых деталей для этого самолета.

   Поэтому сегодня требования к подготовке инженеров включают в себя не только знание профессиональных навыков, но и умение интегрироваться в общий процесс создания техники в мире. Нужно представлять, как она создается, представлять стандарты других государств, уметь работать в интернациональных командах, непосредственно осуществлять интерфейс с поставщиками агрегатов, которые производятся в других государствах.

   Подводя итог своему выступлению на конференции в Дубне, профессор Кульчицкий отметил, что советское инженерное образование соответствовало потребностям советской экономики, в том виде, в котором она существовала, но при этом год от года деградировало.

 После распада Советского Союза инженерное образование деградацию ускорило. Это было связано и с потерей статуса инженеров, и с тем, что направления в области разработки новой техники появились новые, принципиально иные: за последние 25 лет произошла техническая и технологическая революция, которая полностью изменила облик этой работы, а вузы остались в прошлом. 

   Изменения в технологии университетского образования обеспокоили депутата Госдумы Олега Смолина, который, ссылаясь на министра науки и образования России профессора Дмитрия Ливанова, считает, что Россия находится под угрозой очередного нашествия – на сей раз посредством информационных технологий, – имея в виду развитие в странах-конкурентах России массовых открытых онлайн-курсов (МООС), которое имеет стремительный, почти взрывной характер.

   Только на сайте Coursera в конце прошлого года обучалось 3 млн. человек; в июне 2013 г. – 4 млн.; в сентябре 2013г. – 5млн. Среди них в 2012 году получили сертификаты 50 тыс. граждан России; в сентябре текущего года обучалось уже 200 тысяч. Среди всех стран мира граждане России по этому показателю занимают шестое место.

   Coursera ставит задачу создать электронный университет на миллиард человек. Аналогичную задачу создания университета на миллиард слушателей поставил Google. Есть и другие, по преимуществу американские ресурсы, формирующие электронные университеты.

   Почему государства всё больше поддерживают, а люди все чаще выбирают электронное обучение и массовые открытые онлайн-курсы в частности?

- Эти курсы совершенно бесплатны до тех пор, пока речь не идет о выдаче специального сертификата.

- Курсы читаются талантливыми профессорами, причем, как правило, в популярной форме и нередко имеют мультимедийное сопровождение.

- В развитых странах принцип «образование – на всю жизнь» давно заменен принципом «образование – через всю жизнь». Согласно оценкам Д. Медведева, в мире ежегодно повышают квалификацию 60–70% работников. Понятно, что через обычные технологии сделать это практически невозможно. Кстати, в России ежегодно повышают квалификацию только 5–10% работников.

- Современный человек все чаще хочет учиться по индивидуальному плану, в свободное время, не выходя из дому, совмещая образование с работой. Массовые открытые онлайн-курсы создают в этом смысле почти неограниченные возможности.

- Курсы активно переводятся с английского на другие языки, включая русский.

- Во всем мире цены на формальное, традиционное, так называемое человеческое образование продолжают расти. Напротив, цена за экзамен и сертификат об изучении курса в электронном виде составляет обычно 30–80 долларов. 

   Как говорит Дмитрий Песков, директор направления «Молодые профессионалы» Агентства стратегических инициатив: «Все системы массовых онлайн-курсов основаны профессорами из Бостона, Кембриджа, Оксфорда и Кремниевой долины. Когда вы там учитесь, существует такая штука, которая называется массовый автоматический анализ патеров учащегося… Это означает, что существуют системы, подобные Google-analitik, которые полностью анализируют ваше поведение в ходе образовательного процесса. Сколько секунд вы тратите на то или иное задание? С кем и как вы общаетесь? Как вас оценивают другие? Все это анализируется в автоматическом режиме и система создает твой персональный профиль компетенций. Этот профиль компетенций является товаром на рынке. Эти MOOCs учатся его продавать ведущим компаниям. И сегодня ведущие IT-компании с огромным удовольствием закупают 14-летнего программиста заранее, то есть он еще не поступил ни в какой вуз, а они его уже выкупили. Он на них уже работает. И он непосредственно из Индии в 15 лет уезжает в Стэнфорд и работает там. Это означает, что Индия даже не успела его прокачать через свой университет, он уже туда уехал. Поэтому это одновременно величайшая возможность и величайший риск и угроза».

 Но мне непонятно, почему в России не создать аналогичную систему типа Coursera на русском языке, ведь последствия потери интеллектуального потенциала окажутся намного хуже. Понятно, что сегодня по «уровню развития электронного обучения в настоящее время большинство российских университетов отстают от зарубежных конкурентов на 15–20 лет. Абсолютное большинство из них не участвуют в международных проектах по этому направлению. Более того, недавний мониторинг готовности к электронному обучению, который был проведен по заданию минобрнауки, показал, что федеральные университеты, на которые возлагалось столько надежд, в большинстве своем находятся в нижней половине таблицы.

   Но дело не в том, что наши университеты и профессора плохие, – у них просто нет такой государственной поддержки и такого законодательства, какое имеют конкуренты», – как справедливо замечает депутат Олег Смолин.

  На фоне бурно происходящих дискуссий о судьбах российской науки и образования странной выглядит идея о создании «ученых монастырей», с которой выступил председатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополит Волоколамский Иларион (Алфеев). На конференции «Монастыри и монашество: традиции и современность», состоявшейся 23 сентября с.г. в Троице-Сергиевой лавре, он прямо заявил: «Чтобы ученые иноки появились, нужны ученые монастыри. Для ученых иноков должна быть создана благоприятная атмосфера, которая бы способствовала их научному и духовному росту». Казалось бы, что тут плохого, если в Русской Православной Церкви появятся «ученые иноки», которые будут воспринимать научный взгляд на мир не как враждебный, а как вполне приемлемый?

   Но возникает вопрос, задаваемый профессором Екатериной Элбанян,: о какой, собственно, науке идет речь? Ведь современная наука весьма дифференцирована и в ней сосуществует множество направлений, не говоря уже о традиционном делении на естественные, точные, гуманитарные и социальные науки. В рамках этого деления существует еще множество ответвлений, научных дисциплин и т.п.

Ясно, что естествознание скорее всего в монастырях развиваться не сумеет. Исторический опыт Западной Европы вряд ли поможет открыть современные лаборатории в монастырских корпусах. Точные науки (математика, например) требуют очень серьезной и длительной подготовки и вряд ли могут быть пищей для ума иноков. Значит, остаются социальные и гуманитарные науки – наиболее уязвимые, так как ближе всего соприкасаются с мировоззренческим выбором ученого. Но если для любого ученого аксиологическая (ценностная) нейтральность является одним из важнейших принципов его научной деятельности, то для монашествующего это заведомо невозможно: посвятив свою жизнь Богу и тому виду служения Ему, который принят в монастыре, инок не вправе ни в какой момент своей жизни (в том числе и во время научных изысканий) забывать об этом или делать второстепенным, не влияющим на его умозаключения. Выйти за рамки конфессионализма религиозное сознание не может. Но основой научного поиска может быть лишь непременность такого выхода.

   Более того, наука в современном мире, так же как и религия, институциализирована. Конечно, можно приводить массу исторических примеров о грамотных, просвещенных и образованных монахах, то есть об отдельных выдающихся личностях. Но институт науки никогда не был близок институту религии, поскольку в них наличествовали разные типы и способы мировосприятия. Ключевым элементом религиозного сознания является религиозная вера. Конечно, и в науке вера играет определенную роль, но там речь идет не о религиозной вере. Например, вера в правильность неких допущений при выдвижении научных гипотез, которые еще не доказаны рациональным или экспериментальным путем, существуют лишь в виде предположения, нуждающегося в доказательстве или опровержении. Но именно эмпирическое или теоретическое подтверждение этой гипотезы превращает гипотезу в научную концепцию. Кроме того, науке, научному стилю мышления вообще свойствен пересмотр устаревших положений при получении нового знания (например, птолемеевская астрономия, евклидова геометрия, классическая механика). Ученые Коперник, Лобачевский, Гейзенберг, специалисты в области квантовой механики – выдающиеся новаторы, сумевшие существенным образом обогатить и продвинуть развитие науки.

   Далее профессор Екатерина Элбанян отмечает, что «разница между научными постулатами и религиозными догматами состоит помимо прочего и в разнице между верой вообще и религиозной верой в частности. В английском языке для этого существует даже два слова – belief (вера вообще) и faith (религиозная вера), где последняя обладает своей исключительной спецификой. Это вера в реальное существование сверхъестественного. В науке такая вера не присутствует, так как допущение произвольного вмешательства каких-либо сил или существ в естественный порядок вещей делает науку бессмысленной. Вера в существование трансцендентного Бога, который по определению выходит за рамки осмысления человеческого разума, недоказуема и может оставаться только верой.

   «Внешней» секуляризации, имеющей место в обществе, предшествовала секуляризация «внутренняя», то есть снижение духовности самой религии. Без «внутренней» секуляризации «внешняя» вряд ли была бы возможна и уж точно не оказалась бы столь мощной. Внутренняя секуляризация обычно сопровождает то, что выражено в меткой фразе «Дух ушел из церкви». Но если и «Дух ушел из церкви», то вряд ли туда может прийти наука».

   Ведь только снижением духовности самой религии являются ее попытки внедрить преподавание богословия в технические университеты, что уже сделано в Московском ядерном университете (МИФИ).  

Идею внедрения введения теологии в практику университетского образования поддержал и ректор Самарского государственного медуниверситета Геннадий Котельников, который в ходе Всероссийского съезда православных врачей предложил ввести в медицинских вузах теологию. Котельников посетовал на то, что сейчас в учебный план медвузов не входят предметы, которые помогали бы студентам решать жизненные проблемы.

   Журналист Алексей Муравьев так комментирует это предложение: «Идея продвинуть богословие в медицинские вузы – богатая идея. Начать хотя бы с того, что медицина зародилась в священнической среде – Гиппократ, основатель нашей европейской медицины, был потомственным священником из рода Асклепиадов. Клятва, которую он написал (ὄρκος) и которая просуществовала до начала Нового времени как присяга врача, есть юридическое оформление вступления в священный орден. В Византии эта клятва начиналась словами «во имя Отца и Сына и Святаго Духа», а многие средневековые врачи практиковали занятия медициной параллельно с занятиями теологией.

   До сих пор в медицине чувствуется эта связь с закрытой эзотерической средой богословов и священников: особая одежда, особый язык (в т. ч. латынь – язык попов, юристов и врачей), особая ответственность, сложное и многоступенчатое образование… Но одновременно с этой осознаваемой связью существует и нечто противоположное, какое-то чувство несовместимости богословия и медицины. И оттого возникает ощущение неорганичности введения теологии в медицинские вузы.

Далее Алексей Муравьев отмечает, что Российская богословская наука находится в самом плачевном состоянии и просто неспособна и не готова к тому, чтобы повернуться лицом к обычным людям. Наше академическое богословие создано для поддержания иллюзии глубокого знания у небольшой части глубоко воцерковленного православного населения. Никаких серьезных исследований на уровне общемировых богословских трендов у нас нет. В свое время Г. Флоровский горько иронизировал над "молчанием" нашего богословия. С тех пор дело не улучшилось. Наши ведущие патрологи едва успевают прочитывать труды своих зарубежных коллег, а специалисты по нравственному богословию до сих пор не могут понять, как им быть с секуляризацией. Богословие диалога, неинклюзивное богословие, богословие науки – все эти пышно цветущие в католическом и протестантском мире области находятся в официальных заведениях РПЦ МП в самом нежном младенческом состоянии. Предлагать их лепет циничным студентам-медикам будет просто даже жестоко – засмеют. Итак, второй вывод состоит в том, что и наше богословие не готово к внедрению в умы медиков. 

 Как отмечает журналист Анна Попова, «после года тревожного ожидания выяснилось, что гора родила мышь: новое административное подразделение в рамках МИФИ, броско названное кафедрой теологии, на деле предложило студентам либо вполне традиционные гуманитарные предметы, либо пастырское наставление (с опорой на мягкие принудительные меры со стороны администрации), для которого современные московские студенты-физики наверняка найдут адекватное место в списке своих интересов.

Невольно напрашивается вопрос: неужели весь этот шум надо было поднимать исключительно ради того, чтобы знаменитый ядерный университет получил одобрение в глазах патриархов Русской православной церкви? Но науке об этом пока ничего неизвестно.

 *     *     *  

А вот в Массачусетском технологическом институте (MIT) нет кафедры теологии, зато создали M-Blocks-кубики-роботы, способные самостоятельно перемещаться и самособираться в сложные структуры. Эти кубики, которые получили название M-Blocks, были разработаны и изготовлены Джоном Романишиным (John Romanishin), Даниэлой Рус (Daniela Rus) и Кайлом Джилпином (Kyle Gilpin). Каждый из этих кубиков представляет собой плотно упакованное высокотехнологичное устройство, внутри которого находится элемент питания, электронная схема управления и маховик, вращаемый миниатюрным электрическим двигателем, который может разгоняться до скорости в 20 тысяч оборотов в минуту. Когда маховик резко разгоняется или тормозит, импульс его движения передается всему кубу в целом и он может подпрыгнуть или покатиться в заданном направлении. Для взаимодействия друг с другом внутри роботов-кубиков находятся магниты, изменение полярности которым может привлечь кубики друг к другу или оттолкнуть их. Мы собираемся создать сотни роботов-кубов, которые, будучи беспорядочно разбросанными по полу помещения, будут в состоянии идентифицировать себя, обследовать окружающее пространство, обнаружить соседних роботов, начать двигаться и соединяться, образуя стол, стул, лестницу или другие предметы" – рассказывает Джон Романишин. Выполнение таких простых действий, естественно является только лишь первым шагом на пути реализации конечной цели, поставленной перед собой исследователями. Огромные количества таких роботов, выброшенные в месте, где произошло стихийное бедствие, авария или техногенная катастрофа, смогут самостоятельно выполнить операции по временному восстановлению и укреплению конструкций зданий, по наведению временных мостов, сформировать леса на строительных площадках и выполнить множество других подобных действий.  

В последние годы был создан, по сути, новый класс материалов, в которых за счёт структурных особенностей удалось добиться отрицательного коэффициента преломления. По мнению большинства исследователей, это означает возможность преодоления дифракционного предела. Предположительно, это позволит получить суперлинзы – приборы, с помощью которых можно будет увидеть объекты, недоступные обычным оптическим устройствам. Наконец, уже удалось продемонстрировать невидимость в определённых диапазонах видимого света, а в перспективе речь идёт о достижении полной невидимости.

И вот группа физиков под руководством Алексея Устинова из Технологического университета Карлсруэ (Германия) собрала набор из двадцати сверхпроводящих квантовых цепей, расположенных в микроволновом резонаторе. Алюминиевые схемы в ниобиевом резонаторе работали при 20 мК, что само по себе уже достижение. Чтобы добиться функционала от первого в мире метаматериала, действующего, так сказать, в «квантовом поле», учёные сначала минимизировали разницу между каждой квантовой цепью так, чтобы ток в любой из них отличался от тока в соседней менее чем на 5%. Но одно это не решило бы всех проблем. Квантовая цепь влияет на входящий фотон, взаимодействуя с ним. До сих пор все попытки разработки квантовых метаматериалов сводились к созданию цепей, расположенных последовательно, так что при взаимодействии со входящим фотоном они действовали как суперпозиция состояний всех цепей. Поэтому, если хоть одна из них работала не так, от метаматериала оставалось лишь его название. Группа г-на Устинова обошла препятствие, разместив квантовые цепи внутри микроволнового резонатора – камеры, по размеру соответствующей входящим микроволнам. Чтобы «вступить в контакт» с фотоном, каждая квантовая цепь нуждалась лишь во взаимодействии с самим резонатором и его ближайшими соседями. Разумеется, их нормальной работы оказалось добиться куда легче, чем для всего «ансамбля» цепей. Квантовый метаматериал заработал – по крайней мере, частично. Взаимодействие с квантовыми цепями меняло фазу исходящего фотона, хотя и не очень сильно, но вполне заметно для последующего измерения. Кроме того, опыты показали, что вначале восемь цепей влияли на входящие фотоны совместно, но через какое-то время группа распалась на две по четыре цепи. Учитывая, что остальные условия эксперимента, включая температуру и параметры входящих фотонов, не менялись, возникает вопрос о причинах столь странного поведения квантовых цепей. Даже несмотря на неясности в поведении первого квантового метаматериала, нельзя не отметить, что он открывает новые, весьма интересные перспективы. На его основе можно создать как детекторы одиночных фотонов, так и весьма эффективные устройства по изучению квантового двойного лучепреломления, а также – кто знает – метаматериалы, которые окажутся эффективнее нынешних, неквантовых. 

   Возможность хранить и обрабатывать огромные объемы данных квантовым способом (в атомном масштабе) произведет революцию в вычислительной технике, позволяя проводить массивные расчеты. Компьютеры также смогут анализировать химические реакции, создавать новые лекарства и, что самое невероятное, проводить моделирование создания нашей Вселенной. Чтобы создать квантовый компьютер, ученые собрали электрически заряженные атомы (ионы) и управляли ими так, что они были способны формировать «атомные шоссе», из которые будут стоиться компьютерные сети. Первый квантовый компьютер небольшого размера, работающий на собранных вместе ионах, был уже создан с использованием лазеров для проведения расчетов внутри «квантового процессора», однако для создания полноценного квантового компьютера потребуется намного больше лазеров. Новое поколение квантовых компьютеров разработано с использованием микроволн, что проще в использовании, и должно приблизить создание крупномасштабных квантово-информационного процессора, работающего на ионах.

Доктор Винфрид Гензингер (Winfried Hensinger)  и его сотрудники Саймон Вебстер (Simon Webster) и Сэб Вейд (Seb Weid), Ким Лейк (Kim Lake) и Джеймс МакЛафлин (James McLoughlin), из University of Susseх (Англия) создали эффективный и простой способ, чтобы оградить квантовый компьютер от внешних шумов, позволяя ему эффективно выполнять крупномасштабные операции. Применяя специальную комбинацию микроволн и радиочастотных полей, команда смогла изменить атомы так, чтобы они стали более устойчивыми к внешним помехам.

 Доктор Гензингер отмечает, что: «В то время как создание крупномасштабных квантовых компьютеров может быть невозможно еще 10-30 лет, нам все равно удалось решить еще одну большую проблему, и мы очень рады возможностям, которые вытекают из этого открытия. Перспективы применения квантовых компьютеров даже не известны. Когда обычные компьютеры были впервые изобретены, никто не ожидал, как они изменят общество. Таким же образом, в силу невероятной мощности квантовых компьютеров, трудно сделать прогнозы, и мы можем только представить себе, как они изменят нашу жизнь».

 Жолт Варга (Zsolt Varga) и его исследовательская группа из немецкого Института Трансурановых элементов являются специалистами по ядерной безопасности и экспертами по разработке инструментов для анализа ядерного материала неизвестного происхождения. Совместно с исследователями из Корейского Института по Исследованию Атомной Энергии исследователи из группы Варгы открыли новый маркер для определения происхождения концентрата урановой руды. Этот маркер определяется по соотношению изотопов ³⁴S/³²S, которое можно установить с помощью экстракции сульфата с помощью ионного обмена с последующим анализом методом масс-спектрометрии с индуктивно связанной плазмой [inductively coupled plasma mass spectrometry (ICP-MS)]. Варга поясняет, что необходимость анализа ядерного сырья и концентрата ядерного сырья важна для того, чтобы иметь возможность определить источник этого материала, чтобы убедиться в том, что этот материал не будет применяться для создания оружия массового поражения. В ходе работы была продемонстрирована хорошая способность новой методики демонстрировать хорошую воспроизводимость и предсказательную способность в анализе концентратов урановой руды. Эта работа может стать эффективным методом для определения происхождения урановой руды, так как сера является очень хорошим выбором, так как изотопный состав серы очень сильно зависит от того, в каком уголке Земли была извлечена та или иная урановая руда.  

Исследовательская группа из Oxford University (Великобритания) предложила новый способ создания тонкопленочных солнечных элементов, эффективность преобразования энергии в которых превышает 15%. Устройства создаются на основе материала, известного как перовскит. Солнечные ячейки имеют простую архитектуру и легко могут воспроизводиться в коммерческих масштабах, так как процесс осаждения из парообразного состояния, используемый для их производства, по своей простоте вполне может конкурировать с традиционными методами обработки материалов, применяемыми для создания солнечных элементов. Исследователи продемонстрировали, что перовскиты не только поглощают свет, но также могут обеспечивать транспорт электронов и дырок проводимости. Это значит, что использовавшаяся ранее сложная наноструктура не является необходимой для создания сенсибилизированных красителем солнечных элементов. В новом, предложенном ими, устройстве поглощающий свет слой перовскита просто зажат между чувствительных к электронам и дыркам электродов. По сути, своей простотой установка во многом напоминает обычные плоские контактные солнечные батареи. При этом устройство обеспечивает высокую эффективность преобразования солнечной энергии в электричество (до 15,4%), несмотря на толщину всего в 330 нм. Стоит отметить, что устройство также создает разность потенциалов в 1,07 В (что более чем в 2 раза превышает разность потенциалов, создаваемую кремниевыми пластинами 0,15 мм толщиной). Это означает, что для создания солнечных батарей с отличными характеристиками необходимо совсем немного перовскита.

Устройства на основе перовскита вполне могут производиться с помощью тех же процессов, что сейчас применяются для создания коммерческих солнечных элементов, в том числе, на основе кремния, так как они поглощают свет в другой спектральной области, нежели кремний, солнечные элементы на базе перовскита и кремния могут удачно дополнять друг друга. Причем, слой кремния может размещаться под слоем перовскита (поскольку последний не поглощает требуемый диапазон излучения). Это позволит создавать устройства, эффективность которых превышает возможности солнечных элементов и из кремния, и из перовскита по отдельности.  

Как пример создания новых технологий, которые приведут к проблемам в России, я бы привел ситуацию с производством титана, который обладает уникальными свойствами и необходим для аэрокосмического и атомного подводного судостроения. На один только Boeing -777 уходит 59 т титана. Более того, в силу его твердости и сложности обработки на 1 кг веса конечного продукта приходится потратить 11кг собственно металла. В итоге цена материала (и изделий из него) такова, что США и страны ЕС вынуждены закупать титан в России (корпорация « ВСМПО-АВИСМА» обеспечивает 40% металла для Boeing, 60% – для Airbus, 100% – для Embraer).

Нельзя сказать, что это кому-то нравится (за пределами «ВСМПО-АВИСМА»): титан не нефть, а strategic metal, как его определяют исследователи из Западного резервного университета (США).  Ситуация, когда в те же Штаты ключевой металл как раз тех марок, что применяются также в производстве военной техники, поставляется из-за рубежа, выглядит двусмысленно. Новый метод, разработку которого финансирует Министерство энергетики США, выглядит весьма привлекательно.  «В случае нашего успеха цены на титан упадут на 60%», – заявляет Рохан Аколькар (Rohan Akolkar), ведущий исследователь проекта. Учёные отрабатывают прямое извлечение титана электролизом из расплавленных солей титана при помощи специализированного электрохимического реактора, демонстрационная версия которого сейчас строится в Западном резервном университете. «Значительная часть стоимости получения титана посредством обычных (не электролитических) методов приходится на обработку расходуемого восстанавливающего агента, обычно – магния. В нашем прямом электролитическом процессе магний не нужен, – подчёркивает г-н Аколькар. – Это уменьшает стоимость, снижает потребление энергии и упрощает весь процесс».

Заметим, что магний и сам по себе весьма дорог и энергоёмок. По некоторым оценкам, до половины стоимости исходного титанового полуфабриката приходится на магний, и его устранение из техпроцесса, несомненно, снизит цены на конечные изделия.
Важно и то, что титан, получаемый по новому процессу, должен быть чище обычного, а потому содержать меньше дефектов. Иначе говоря, его механические параметры будут более высокими.

Наконец, при заметном снижении цен обратить взоры на титан могут производители электромобилей и некоторых гибридов. Tesla Model S и ей подобные и так сделаны из алюминиевых сплавов, ведь стоимость материала для электромобилей, с их ограниченным запасом энергии на борту, намного менее важна, чем вес, который и алюминий, и тем более титановые сплавы позволяют радикально сбросить. Низкая восприимчивость последних к коррозии и высоким температурам тоже способны привлечь автоотрасль, в последнее время развивающуюся очень быстрыми темпами.

*     *     * 

   Вышеприведенные примеры новых исследований и их роли в создании инновационных технологий – яркий пример достижений мировой науки, которая с каждым годом уходит вперед, оставляя Россию далеко позади. Я сомневаюсь, что разгром РАН даст российской науке импульс к быстрому росту, а разговоры об инновационной экономике и инновационном инженеринге еще не скоро перейдут в русло реальных прорывных технологий.

   Не менее остро стоит вопрос об ином подходе к высшему образованию в России и, прежде всего, инженерному образованию. Переход к электронному обучению на русском языке абсолютно необходим, ибо это даст шанс использовать русскоговорящую диаспору из многих стран, представители которой являются лучшими представителями мировой научной элиты.  Примером этого является то, что за последние года три представители этой элиты – выходцы из России стали лауреатами Нобелевской премии.