Наш семинар не раз уже обращался к проблеме роли интеллигенции в социальном организме. Представляю статью о неминуемом, по мнению автора, социальном пробуждении растущих масс творческой интеллигенции, и о потенциально подготовленном совсем другом типе цивилизации, чем тот, который существует.
Меня часто спрашивают: что сейчас происходит в России, в мире? Точный ответ на этот вопрос требует исследований. Поэтому скорее я могу говорить о своем ощущении, о том понимании, которое дает наше направление.
Мне кажется, то, что сейчас происходит, было абсолютно неизбежно. То, что это будет происходить именно так, а не как-то иначе, многим было ясно за 20 лет до наступления этих событий. То, что распад не только административно-территориальных, политических, но и других форм – хозяйственных, научно-технических, семейных и т.д. предопределен, – это тоже было ясно.
Народ безмолвствует
Конечно, самым характерным является не покорность и не нейтральность, а как бы небытие народа, которого касаются все эти события. Фраза классика "народ безмолвствует" полностью применима к существующему положению. Но, по-моему, в молчании народа заключено нечто гораздо большее, а именно общее понимание того, что происходящее – правильно, как бы оно ни было тяжело.
Социальные формы, как и все на свете, умирают. Это процесс неизбежный. Все изнашивается, и социальные формы изнашиваются, как и все остальное. И чем больше политики, идеологи говорят о том, что данная социальная форма (скажем, капитализм) вечна, тем больше это означает приближение ее конца.
Социальное формообразование не находится в руках человечества. Это стихия, гораздо более опасная, чем стихии океана, воздуха, космоса или неурожая. Все жертвы, которые они поглощают, ничтожны по сравнению с теми, которые поглощает социальная стихия. Никто ничего с этим сделать не может.
Процветающие страны Запада, которые, якобы, демонстрируют нам образец жизнеустройства, на самом деле просто проходят какую-то фазу, смысл которой как фазы развития обнаружится, по-видимому, довольно скоро. И негативные стороны этого процветания себя покажут. Голоса о существовании общемирового кризиса, которые раздаются и за рубежом, и у нас, как бы к ним не относиться, по-видимому, тоже отражают известное движение социальных форм.
По-видимому, конфликты, которые будут возникать на всех уровнях – мировом, региональном, государственном, внутригосударственном (так как человечество стихией социального формообразования не владеет) неизбежны и, как это ни печально, приведут к очень большим жертвам.
Я хотел бы также обратить внимание на то, что обычно с представлением о жертвах связывают представление о смерти – о физических жертвах. Но, по-моему, в современных условиях социальная смерть, то есть выпадение из генерального развития современного общества, является более опасной. Склонность к этому есть. Она выражается и в том, что вместо нахождения социального решения, людьми делаются запасы, приобретаются садовые участки и т.д. На них надеются как на последний выход. На самом деле таким образом можно спасти свою жизнь, но таким образом нельзя спасти общество.
Отстал – и тебя уже нет
Дело в том, что общество, стремясь к внутреннему господству или стремясь победить внешних врагов, создало ученых и использует их в своих руках как силу. Исторически это, по-видимому, процесс неизбежный, а его результат это огромные массы творческой интеллигенции, созданные как орудие и не представляющие собой социальной силы.
По-видимому, сейчас в тяжелых критических условиях, должно происходить самоопределение этого слоя. Ученые должны понять себя как совершенно новую социальную силу со своими собственными ценностями, со своими собственными критериями. До тех пор, пока этот процесс не пройдет, никакой роли ученые и инженеры в социальных процессах играть не будут. Дело в том, что отдельные идеи, высказываемые большими учеными, инженерами, в социальном смысле мало значимы, потому что они решают какие-то вопросы в своих специфических областях, но не затрагивают социума как целого. Отсюда бездействие, я бы сказал, социальный сон этого огромного слоя. А между тем, именно у него ключи от будущего. Наука и техника превращаются в повседневную рядовую деятельность, открытия делаются сотнями, изобретения делаются тысячами, автоматизируется построение фундаментальных теорий и т.д. Познавательная деятельность огромными шагами идет вперед, а социализация всего этого равна нулю. Таково положение. И не только в России.
Тем самым потенциально подготовлен совершенно другой тип цивилизации, чем тот, который существует. И поскольку он потенциально подготовлен, он не замедлит явиться на божий свет. Его принцип максимально быстрое развитие во всех областях. Все, что не будет удовлетворять этой потенции, будет сметено. Одно-два поколения способны полностью решить проблемы в экономике, в обеспечении продовольствием и т.п., потому что здесь никаких проблем, кроме проблем социальных форм, нет. Если исключить некомпетентность теперешних политических руководителей, то с инженерной или с научной точки зрения ни в проблеме продовольствия, ни в проблеме одежды, жилья – ничего сложного нет. Ресурсов вполне достаточно.
А вот развитие, социальное развитие, развитие индивидов, освоение природы, космические исследования – именно это должно стать основным предметом деятельности. Именно здесь ограниченные ресурсы. Освоение того, что известно о земле, о космосе и т.п., потребует огромных сил. Типы обществ, не способные развиваться предельно быстро, а их будет, наверное, 90%, обречены. Здесь социальное формообразование бескомпромиссно. Совершенно ясно, что никто никого ждать не будет. И если ты отстал – можешь считать, что уже погиб.
Наш ответ на вызов: в мире нет ничего, кроме решений
Мы хотели бы надеяться, что это именно так. Но перед лицом проблем мы все должны вести себя очень скромно. Тем не менее, конечно, направление родилось как ощущение проблемы огромной важности. Это было в середине – конце 50-х годов, когда появились первые попытки овладения такой стихией в виде системотехники, системного анализа, и стало понятно, что, кроме выработки решений, ничего нет. Если мы не конструируем, если мы не гарантируем, что решение в определенной степени правильно, то мы ничем не владеем. Именно это является ключевым вопросом, и социальные формы не падают с неба, а являются продуктом человеческих решений.
Постепенно стало ясно – нужно сосредоточить силы и то, что находится на переднем крае (достижения математики, естественных и гуманитарных наук) собирать и соединять для того, чтобы попытаться овладеть проблемой выработки решений, формообразования. В результате возникли специфическая техника и технология, которые, в сущности, решают одну простую задачу, а именно: обеспечение выработки в каком-то смысле правильных решений в ложных, труднопонятных, динамичных ситуациях.
Ни в коем случае, конечно, нельзя считать, что наше направление в действительности решит эти задачи, или внесет существенный вклад в их решение – такие оценки может дать только исторический процесс. Но можно твердо сказать, что сейчас оно является одним из наиболее развернутых, подготовленных, продуманных и обеспеченных подходов. Сейчас и в нашей стране, и за рубежом много работ этого типа, а вот во что они выльются, как все это сработает, и какое влияние в общественном сознании эти все направления приобретут, – это большой вопрос. Перепрыгивание через эпохи никогда добра никому не приносило. Этим отличались "крайние левые", но вместе с тем известно, что левые, так же, как и правые, существуют для того, чтобы знать, где центр. Если наше направление считать леворадикальным в отношении выработки решений, технологизации социальных форм, то уже, во всяком случае, польза от него будет заключаться в том, что будет понятно – где же центр, где основное направление прорыва.
Чертеж развития
Может ли общество каким-либо образом конструировать развитие самого себя? Безусловно, может. Но это цивилизационные процессы, это вопрос ценностей. Нашу страну захлестывает мелкобуржуазная стихия. Кто-то сказал о "социалистическом способе возрождения капитализма", что, безусловно, отражает некоторые черты и что является правильным в том смысле, что на смену не работавшим или очень плохо работавшим централизованным системам должно прийти что-то новое. Во всяком случае, старые структуры должны быть разрушены. С другой стороны, какие же ценности несет с собой это "что-то" новое? Скажите, какие исследовательские работы заказывает банк "Менатеп"? Или Березовский с Гусинским? Мы что-то об этом ничего не знаем.
Я подозреваю, что мы просто имеем дело с текущими перипетиями, с промежуточными фазами, где происходит опасное для современного общества снижение ценностей. И оно является смертельно опасным. Возникающие при этом архаичные социальные формы могут быть внешне очень эффективны и полезны, но они являются формой социальной смерти.
Развитие науки в современном обществе ни в коей мере, как я понимаю, не является делом выгоды, хотя она где-то кому-то полезна. Несмотря на это, безусловно, наука является ценностью сама по себе. Только тот тип цивилизации выживает, это можно сказать однозначно, где развитие и использование науки станет непосредственной ценностью. Нужны огромные вложения в науку, технику, и я, безусловно, уверен (наше направление дает основания об этом говорить), что все современные проблемы общество в состоянии решить и создать новый цивилизационный тип. Но это будет сопряжено с очень большими жертвами, и не надо питать на этот счет иллюзий.
Говоря о нашей науке, можно сказать, что исторические условия развития нашей страны, ценностная ориентация, оригинальность научных школ, трагичность многих исторических наших моментов, приводит к специфической системе ценностей, жертвенности, специфическому пониманию науки, взаимоотношений науки и общества. Тем самым создаются общесоциальные предпосылки для оригинальности. Я привержен мнению, что мы располагаем потенциалом оригинальности, которая как таковая является даже не национальной, а общечеловеческой ценностью. И эта ценность не должна быть отброшена, она должна быть включена в мировой цивилизационный процесс.
Штрихи к портрету
Сейчас в западной науке происходит процесс, который можно кратко назвать теоретизацией практики, методологизацией научных исследований, методологизацией общественной жизни. Этот процесс вобрал многое предсказанное, почувствованное, разработанное еще в прошлом столетии некоторыми философскими направлениями, наследованными логикой и методологией науки – философией науки, философией техники, которые сейчас сильно развиты и оказывают непосредственное влияние на практику научных исследований. Недостаток этих философских направлений – позитивизм, операционализм, прагматизм и других – заключался в том, что выделенная черта абсолютизировалась.
На этом основании такие учения нами отвергались, а вместе с ними отбрасывалось и все положительное. Общее течение, процесс, о котором я сказал, собственно то, к чему эти направления стремились, можно сказать, сейчас осуществляется в огромных масштабах. Одним из проявлений этого течения в области управления промышленностью и в других областях является схемный образ мышления, который стал повседневной нормой.
Влияние ученых на организационные формы, и шире на социальные формы – можно видеть в том, как развивалась практика использования этих новых форм мышления. Впервые модельное мышление было применено в системе управления конвейерным производством транспортов "Либерти" во время войны. В 85-м году появилась машинная система PERT, в основе которой лежали теоретикографовые представления, специфические сети, их специфическая обработка.
Конечно, это был чрезвычайно крупный шаг – впервые была продемонстрирована в огромных масштабах роль модельного мышления в организации работ. А потом это все очень сильно развивалось, появились сотни модельных машинных систем, совершенно разных видов. Вершиной я считаю создание в 63-м году PPBS – Planning Programming Budgeting System, которая является высочайшим культурным достижением человечества, независимо от того, что она применялась в военных целях. С тех пор прошло 30 лет. И главное, что случилось на Западе – в строительстве, промышленности и других сферах – модельное мышление перестало быть экзотической сферой деятельности избранных специалистов, а стало нормой повседневной производственной жизни. По-другому просто никто не делает.
Когда возникает какая-то область, то сначала думают, какой бы моделью ее охватить и как бы сделать так, чтобы в ней организованно и эффективно работать. А вот понимание того, что модельное мышление само является продуктом теоретического осмысливания творческого процесса, то есть модельный подход к созданию модельных систем – это следующий уровень, достижение которого на подходе. Имеются симптомы, например, "вторая кибернетика", которые однозначно указывают, что вот-вот это случится. А это будет означать, что 30-летний срок социализации модельного мышления будет превращен в двухгодовой, годовой срок. Это будет в фундаментальных исследованиях – собственно, в физике, в инженерии, в социальной сфере и т.д. Методологизация теоретического мышления в фундаментальных науках приведет к тому, что открытия, например, в физике перестанут быть ценностью и станут рядовым делом. А ценностью станет ориентация на определенный класс явлений, то есть выбор области, в которой открытия нужно сделать в данное время. Ценностью станет политика в области научных исследований, а не сами научные открытия.
И вот все это вместе взятое – методологизация фундаментальных исследований, переход на модельное мышление в практике промышленности, строительства и социально-экономической сфере, – создает условия для овладения социальной стихией и для возникновения совершенно нового типа цивилизации. Отставание в этом критично и очень опасно для нас. Если это все "у них" произойдет, вопрос об историческом соревновании, исторических ролях будет решен. У нас здесь, на мой взгляд, просто считанные годы. Мы не поймем ни одного слова из того, что они будут говорить. Мы не поймем, к чему они стремятся, и что хотят сделать. Мы перестанем понимать, чем они занимаются, что такое у них дети, и чего они хотят, воспитывая детей.
Студент в эпицентре цивилизационных битв
Главное, что нужно преодолеть в обучении и воспитании, заключается в том, чтобы выпускать людей, социально ориентированных, а не инструментарий. Сейчас наши лучшие вузы выпускают людей, которые профессионально являются великолепными роботами, "запрограммированными" на то, чтобы ставить и решать очень сложные научно-технические задачи. Откуда же берутся эти задачи, таким ли образом их надо решать – выходит за рамки интересов и компетенции этих роботов. Мне кажется, что главная проблема, которая должна быть решена, – это “создание" людей с пониманием своей социальной, не научно-технической роли. И с пониманием того, какой должна быть их компетенция (математическая, физическая, гуманитарная) – при этой социальной роли.
Еще раз: основная проблема – это создание социальности образования. Под этим я понимаю изменение ценностного характера образования и непосредственное превращение каждого вуза из объекта, являющегося орудием в чьих-то руках, в субъект общественного развития. То, что сейчас называется гуманитаризацией, является промежуточной формой на этом пути. Ее основная черта заключается в том, что она еще не представляет собой социальной рефлексии требований социальности технического образования. Это как бы ранняя форма, как бы предчувствие проблемы, но не ее видение. В связи с этим гуманитаризация приобретает формы начитывания курсов по эстетике, истории, вавилонским песнопениям и т.п. При этом имеются обширные разработки, интересный опыт разных вузов, который заслуживает того, чтобы его изучать. Проблема, тем не менее, заключается в том, как мы относимся к этой форме – как к промежуточной, или мы превращаем ее в конечный путь развития. Социальность – это прежде всего ценностная вещь, изменение мнения о себе как о социальном слое. Это не может быть сделано декларацией, это может быть только итогом повседневной работы и творчества. Человек (студент, преподаватель) должен повседневно чувствовать себя элементом чего-то общего и какого-то развития, в котором он существенен. Это всеобщая включенность, которая ни в коем случае не представляет собою винтиков в какой-то неизвестно кем и неизвестно как спланированной машине. Каждый не ограничен, а наоборот, стимулируется к раскрытию. Если мы будем продолжать "делать" людей-специалистов, неконтактных, не ценящих и не понимающих социальные формы именно повседневно, то эти люди будут не способны воспринять идеи социальности естественно-научного, технического, да и гуманитарного образования. Они не смогут воспринять своей роли. Эта проблема хорошо иллюстрируется ситуацией, когда Сахаров сначала принимал участие в создании водородной бомбы, а потом всю жизнь боролся со своим собственным детищем, но уже на социальном фронте.
Кстати, сейчас проблема ядерного вооружения рассматривается почти повсеместно как проблема чисто негативная, как область, которую надо ликвидировать. Негативное отношение к той же водородной бомбе является следствием несоциальности образования. Водородная бомба, как и любой другой вид оружия, является колоссальным культурным достижением, которое должно культивироваться и развиваться. Применение же ее для целей уничтожения, что не заключено в самой бомбе, – это совершенно отдельная ценностная область.
Поэтому дело обстоит очень сложно. И в призывах ученых-миротворцев (Кюри, Ланжевен), в которых подчеркивалась социальная ответственность ученых за свои работы, в скрытом виде содержалось требование, чтобы ученые над оружием не работали. Ни в какой форме – будет ли то химическое оружие, биологическое или другое. Конечно, это чрезвычайно ограниченная точка зрения, потому что эффекты есть эффекты, они должны открываться и работать. И такого сорта требования ни в коем случае не должны стоять на пути развития науки. Когда отец американской водородной бомбы Эдвард Теллер говорит, что оправдывает свою работу над водородной бомбой тем, что это прекрасная физика, я его вполне могу понять и оправдать. Другое дело – область применения "эффектов". Это ценностная вещь, социальный аспект.
По-моему, должно быть так: создается новое поколение заводов, там все по-новому проектируется, разрабатывается с другим типом отношений, с другой автоматикой. Такие заводы должны стать частью нового поколения промышленности и общества. Именно на эти заводы и готовятся специалисты. Новое поколение промышленности впитывает в себя этих людей. А эти люди до некоторой степени являются творцами этого поколения. Место вузовской системы в такой ситуации – создание квази-коллективов, то есть создание будущих исследовательских лабораторий, которые встают на новые направления. Это не люди, которые ищут себе место, где устроиться, – это абсолютно бессмысленное дело. Вуз – это производство, это инкубатор, в котором выпускаются лаборатории на новых идеях, на новой аппаратуре, новые люди с новой идеологией; новыми ценностями. И точно так же с промышленностью.
"Должно" и "есть"
Помечтали. А теперь – о настоящем. При оценке нынешней ситуации я пессимист. Я не предвижу ничего хорошего. При существующих расстановке сил у нас в стране и тенденциях, и исторических предпосылках – я не вижу ничего хорошего. Считаю, что этот процесс распада, который идет, будет продолжаться. Ему будут противодействовать только низовые процессы, я не верю, чтобы кто-нибудь сверху мог что-нибудь сделать. А низовые процессы – это долгий и неоднозначный путь. Это стихия. При этом социальное формообразование будет создавать архаические формы. Неизбежно. Они будут оригинальными, в них будет много интересного, но, в общем, это будут архаические, несовременные формы.
Проблема заключается в осознании компетентным, образованным, активным слоем, нашей научно-технической интеллигенцией, теми, кто создал советский космос, оружие, атомные электростанции и многое другое, своей социальной роли. Вот этого пока не происходит. И если этого не произойдет, нас захлестнет волна архаических форм. Никакой перспективы у нашей страны не будет. Говорить о будущем что-либо сверх этого – неуместно, ибо научно-технический народ безмолвствует.