От переводчика 
На английском языке эта статья была опубликована на сайте автора – Йорама Хазони: www.jerusalemletters.com . Сокращенный перевод появился в январе 2011 года на сайте немецкого журнала Merkur Nr. 740. 
http://www.online-merkur.de/seiten/lp201101aj.htm 
Там ее случайно обнаружила я и закономерно перевела на русский. 
Статья понравилась мне, прежде всего, однозначным указанием на то, что корень ненависти к Израилю искать следует не в его (Израиля) словах или делах (которые, в среднем, ничуть не более нравственны или безнравственны, чем слова и дела прочих двуногих), но в определенных ментальных установках современного Запада. По-моему, эту тему стоит развивать, и я даже попробовала наметить одно из возможных направлений такого развития. Но сперва – сама статья.

И пары месяцев не проходит, чтобы международные СМИ и университеты по всему миру в очередной раз не заклеймили позором Израиль за истинные или мнимые нарушения прав человека. Прошлым летом речь шла об операции против турецкого судна, пытавшегося прорвать блокаду Газы, когда погибли девять человек. Через месяц-другой появится еще что-нибудь: может, борьба против террористического образования в Газе или против армии Хизбаллы в Южном Ливане с ее постоянно растущим запасом ракет. А может, удар по атомной программе Сирии или Ирана, разоблачение деятельности израильских спецслужб в Европе или происшествие на одном из блокпостов Западного Берега. А то еще какой-нибудь израильский политик Храмовую гору посетит, или купят евреи дом в Восточном Иерусалиме.

Независимо ни от конкретного повода, ни от того, насколько адекватным было поведение израильских политиков и солдат, можно не сомневаться, что эти события повлекут за собой очередную кампанию в СМИ, университетах и высших эшелонах власти – кампанию клеветы, какая не обрушивается с такой регулярностью ни на какую другую страну мира. Мы знаем, что настанет день – и в нашей стране начнут видеть не демократию, честно исполняющую свой долг перед гражданами и защищающую их свободу, а нечто вроде зоны бедствия. Нам вновь предстоит пережить издевательство над справедливостью и растаптывание всего, что дорого нам. Предстоит увидеть отступничество друзей, услышать от еврейских студентов поспешные слова отречения от Израиля, дабы умилостивить разгневанных однокурсников. И вновь обрушится на нас, после затишья, вызванного последствиями Второй мировой, девятый вал антисемитизма.

Реакция евреев и друзей Израиля на эти кампании клеветы не очень изменилась за последние 30 лет: левые все еще верят, что какие-то перемены в израильской политике могли бы их предотвратить или хотя бы сузить сферу их влияния, правые, кажется, все еще повторяют, что нам следует лучше организовать пропаганду. 
Политика Израиля за последние сорок лет бывала разной: когда лучше, когда и хуже. С переменным успехом защищал Израиль свои интересы в дипломатии и СМИ. Но усилия, предпринимаемые в международном масштабе, чтобы оклеветать Израиль, лишить его легитимности, изгнать из содружества народов, неизменно продолжались, их интенсивность и эффективность возрастала независимо от всех зигзагов израильской политики и пропаганды. 
Яснее всего продемонстрировало это отступление из Газы с последующим образованием воинственной исламской республики в 60 километрах от центра Тель-Авива. Израильтяне и их друзья имеют все основания спорить, вправду ли отступление из Газы в 2005 и из Южного Ливана в 2000 году действительно отвечало интересам Израиля, выиграло ли от этого еврейское государство. Но совершенно бесспорно, что эти отступления ни в коей мере не ослабили изливающегося на Израиль потока ненависти и клеветы. Какова бы ни была действительная причина попыток делегитимации Израиля, к тем или иным аспектам его политики она практически отношения не имеет. 
Иными словами: опасность для нашей репутации представляет не существование буферной зоны в Южном Ливане или контроль над сектором Газа, не операция против прорывающего блокаду корабля. Для наших врагов это – не более чем проявления чего-то более глубокого, всплывающего перед их мысленным взором всякий раз при виде нашего государства и всех дел его. И пока мы не уловим, в чем состоит их подспудная проблема с Израилем, не сможем ни понять природу этого сгустка ненависти, ни успешно от нее защищаться.

Большинство людей, всерьез озабоченных усилением враждебности к нам, с которыми довелось мне беседовать, убеждены, что можно было бы значительно улучшить имидж Израиля в Европе и во всем мире, если довести до сведения общественности определенные факты. К сожалению, это неверно. Томас Кун (Thomas Kuhn) в своей работе Die Struktur wissenschaftlicher Revolutionen («Структура научных революций») показал, что факты обычно не убеждают того, кто видит мир в другой парадигме, воспринимает его сквозь призму иной концепции. Именно это мы наблюдаем на примере образа Израиля в глазах множества европейцев. За последние десятилетия сменилась концепция европейской политической мысли, та же тенденция наблюдается, как минимум, частично, и во всем остальном мире.

Начнем с прежней концепции, из которой Израиль некогда почерпнул свою легитимацию. Современное государство Израиль создавалось, как по внутреннему устроению, так и с точки зрения международного сообщества, как государство национальное – государство еврейского народа. Иными словами – феномен Нового времени, когда основой свободы народов стало право на самозащиту от грабительских набегов, ссылавшихся на «высший авторитет» многонациональных империй. Хотя подобные государства существовали тысячелетиями – важнейший классический пример – библейское иудейское царство – история современного национального государства начинается середины XVI века. С Англии и Нидерландов, позже к ним присоединилась Франция времен Ришелье, отстоявших свою независимость в долгой борьбе народов за освобождение от стремившейся к власти над целым миром австро-испанской империи Габсбургов. Победа Елизаветы I над испанской армадой в 1588 году стала поворотным пунктом в истории человечества, потому что провал попытки распространения испанской власти на Англию обеспечил народам свободу от притязаний империи на мировое господство под знаменем католической веры. Поражение «вселенского» идеала в Тридцатилетней войне создало новую концепцию европейской политики, возрожденная идея национального государства указывала путь к свободе всем народам Европы. К концу XIX века идея национальной свободы широко распространилась и стала ведущим принципом не только для Европы, но и для мира в целом. Такие прогрессивные мыслители и политики как Джон Стюарт Милль или Вудро Вильсон, отстаивали право суверенного национального государства, защищать свою форму правления, религию и язык от имперской тирании и видели в нем краеугольный камень нового политического порядка, предназначавшегося в будущем для всего человечества. 
Сионистская организация Теодора Герцля, стремившаяся создать суверенное государство еврейского народа, следовала этой общепризнанной политической модели, идея еврейского государства воплощалась фактически уже под эгидой британского протектората. В 1947 году ООН большинством в две трети приняла решение об основании «еврейского государства» в Палестине, и за рождением Израиля последовало возникновение десятков независимых государств Третьего мира.

Но влияние идеи национального государства со времен основания Израиля не возрастало, напротив, ее в значительной степени стали отвергать. С зарождением Европейского Союза народы Европы утверждают новую концепцию, суверенное национальное государство не представляется больше благом, напротив, многие европейские интеллектуалы и политики рассматривают его как источник бед. Многонациональная же империя – форма правления, для Джона Стюарта Милля воплощавшая деспотизм – утверждается как образец для постнационального человечества. Эта новая концепция агрессивно отвоевывает себе место и в общественно-политическом дискурсе других стран, в том числе и США, и Израиля.

Почему это происходит? Как случилось, что множество французов, немцев, англичан, голландцев и прочих готовы содействовать ликвидации государств, в которых живут, чтобы заменить их властью международного режима? 
Невозможно ответить на эти вопросы, не обозначив хотя бы вкратце происхождение современной постнациональной концепции в европейском мышлении.

Это альтернативное представление родилось в 1795 году в программном произведении «К вечному миру» (Zum ewigen Frieden. Ein philosophischer Entwurf), где Иммануил Кант выступил с открытой критикой национального государства как идеала, сравнив национальное самоопределение с «беззаконной свободой» дикаря: «Подобно тому, как в приверженности дикаря своей беззаконной свободе, в том, что он предпочитает непрестанные свары принуждению самим же им установленного закона, усматриваем мы с презрением грубость, неотесанность и скотское удушение человечности, также и нравственным народам (организованным каждому в своем государстве) следовало бы как можно скорее покончить со столь аморальным положением, но вместо этого всякое государство свое величие… полагает именно в том, чтобы не подчиняться принуждению закона, и всю славу своего вождя видит в том, что тысячи людей готовы по его приказу пожертвовать собой ради чего-то, что совершенно их не касается». 
Таким образом, для Канта полный отказ от самостоятельности есть признак политического благоразумия. Это относится как к индивиду, подчиняющемуся законному государственному порядку, так и к нациям, которым следует также отказаться от всякого права на независимые действия и объединиться в «Государство народов».«Единственный разумный вид отношений между государствами есть прекращение беззаконного существования, предполагающего лишь войну. Подобно отдельным людям, им следует отказаться от своей дикой (беззаконной) свободы, принять принуждение публичного закона и образовать таким образом (непрестанно распространяющееся) Государство народов (civitas gentium), которое, в конце концов, охватит все народы земли». 
«К вечному миру» утверждает, что основание вселенского государства, которое «в конечном итоге охватит все народы земли» – единственно возможный путь, диктуемый разумом. Кто не согласен подчинить свои национальные интересы решениям такого вселенского государства – тот враг разума и исторического прогресса. Кто национальное государство поддерживает – поддерживает насилие и эгоизм в отношениях между народами, что несовместимо с моралью, также как несовместимы с ней эгоизм и насилие в частной жизни.

Долгое время сторонников кантовской концепции, согласно которой основание национального государства есть деяние изначально безнравственное, в Европе было немного. В XIX веке ее разделяла лишь кучка утопистов да горстка реакционеров-католиков. Но в XX веке ситуация изменилась. Советский Союз и марксисты возложили на национальное государство вину за бойню двух Мировых войн. В период между двумя войнами эти аргументы в европейском мэйнстриме убеждали лишь немногих, но после Второй мировой, когда к списку преступлений национального государства добавился нацизм, результат оказался иным. Нацизм представлялся ядовитым плодом немецкой национальной государственности, и выходило, что прав был Кант: намерение национального государства иметь оружие и решать, когда его следует применить, стало рассматриваться как «дикость» и «скотское удушение человечности». 
Я эту аргументацию считаю абсурдом. Основная идея национального государства – политическое самоопределение народов. Национальное государство как форма правления, ограничивает свои амбиции властью в рамках одного народа и защитой его свободы. Нацистское же государство было этому прямой противоположностью: Гитлер идею национального государства отвергал как порождение западного декаданса. По его мнению, судьба всех народов должна была решаться возрожденным Германским рейхом. Третий рейх был для него улучшенной версией первого, т. е. «Священной Римской Империи германской нации». Цель нацистов оказывается, таким образом, диаметрально противоположной цели национальных государств Запада. Как раз на их руинах и мечтал Гитлер утвердить свою державу. 
Но многие европейцы с этим не согласны, они предпочитают видеть в нацизме более или менее логичное продолжение национального государства. Таким образом, советские проклятья национальному государству западного типа смыкались с западным антинационализмом, который, во имя победы Кантовского разума, с нетерпением ожидал конца старого порядка. Юрген Хабермас – один из ведущих теоретиков постнациональной Европы – указывал, что особенно легко этот переход удался в Германии, с учетом ее роли во Второй мировой войне и того обстоятельства, что она была оккупирована союзниками и суверенным государством уже не являлась. Он мог бы еще добавить, что немецкоязычные народы, в отличие от англичан, голландцев или французов, никогда в едином государстве не жили, так что мечта о национальном государстве никогда не имела для них столь большого значения. 
Как бы то ни было, идеи постнационализма находили теперь приверженцев по всей Европе. В 1992 году политические лидеры континента подписали Маастрихтский договор и основали международное правительство – Европейский Союз – ограничивший права европейских народов, исторически связанные с их национальной независимостью. Разумеется, многих в Европе такое развитие не устраивает, и пока неясно, что будет дальше: удастся ли народам хотя бы частично сохранить свой суверенитет или от них как независимых наций останутся одни воспоминания. Во всяком случае, создание Европейского Союза уже можно считать победой новой концепции. В Европе и Северной Америке на наших глазах впервые за триста лет растет поколение, не считающее национальное государство гарантом своей свободы, ведь согласно влиятельной новой концепции мы прекрасно сможем без него обойтись.

Меня лично тревожит возможность исчезновения со сцены мировой истории такой нации как Англия, столь много давшей человечеству в политике, философии и науке, то же самое можно сказать и о других нациях Европы. Но наша тема – евреи и еврейское государство, так что попытаемся понять, что, с точки зрения европейцев, представляет собой Израиль. Вернее – с точки зрения новой концепции, ибо множество европейцев, а со временем все больше образованных людей в Америке и во всем мире, оценивают Израиль именно по ее критериям.

Нет, не сионистская организация Герцля сумела убедить почти всех евреев в мире, что кроме основания суверенного еврейского государства иного выхода нет. Это совершил Освенцим, когда шесть миллионов были уничтожены немцами и их пособниками. Унижения и ужасы Освенцима неминуемо приводили к выводу: причина катастрофы в том, что мы вынуждены искать защиты у других, что недвусмысленно высказал Бен-Гурион в национальном собрании евреев Палестины уже 30 ноября 1942 года: «Мы не знаем точно, что происходит в нацистской долине смерти, сколько евреев уже убито… Мы не знаем, не превратится ли Европа, прежде чем там успеет восторжествовать демократия, свобода и справедливость, в гигантское еврейское кладбище… Мы – единственный в мире народ, кровь которого, как нации, дозволено проливать безнаказанно… Мы, евреи, не признаны политически, нет у нас еврейской армии, еврейской независимости, еврейского отечества… Дайте нам право бороться и умирать как евреям… Мы требуем право на Родину и независимость. То, что произошло с нами в Польше, что, упаси Боже, произойдет с нами в будущем, все наши невинные жертвы, все десятки и сотни тысяч, может быть, миллионы… – жертвы народа без родины. …Мы требуем… Родины и независимости». 
Бен-Гурион утверждает: Холокост связан с тем, что он именует «грехом» еврейского бессилия. Освенцим – свидетельство тщетности всех усилий евреев, защитить своих детей. Они зависели от других, от приличных, порядочных людей, стоявших у власти в Америке или Англии и практически ничего не предпринимавших для спасения евреев Европы. Сегодня большинство евреев мира по-прежнему верят: единственное, что изменилось со времен гибели миллионов их соплеменников, единственная преграда на пути повторения этой главы мировой истории есть существование Израиля. 
Но важным политическим символом Освенцим является не только для евреев. Для многих европейцев он также центральное событие, основной урок Второй мировой войны, только они делают из него диаметрально противоположные выводы. Следуя за Кантом, они видят в Освенциме «скотское удушение человечности», порожденное националистическим обособлением. При таком понимании лагеря смерти есть неопровержимое доказательство, к чему приводит дозволение всякой нации самой решать, как распорядиться имеющейся у нее военной силой. И делается естественный вывод, что не следовало давать немецкой нации власти над жизнью и смертью. Единственный способ предотвратить повторение подобных преступлений – ликвидировать Германию и прочие национальные государства Европы и объединить все ее народы под властью единого международного правительства. Стоит только раздавить гадину – уничтожить национальное государство – чтобы раз и навсегда предотвратить будущие освенцимы.

Обратите внимание: согласно этим воззрениям правильным ответом на вызов Освенцима является не Израиль, а Европейский Союз: объединенная Европа не позволит ни Германии, ни какой-либо иной европейской нации затевать преследования. В этом смысле именно Европейский Союз – гарант мирного будущего евреев и человечества в целом.

Итак, перед нами две конкурирующие концепции: обе исходят из того, что в Освенциме немцами и их пособниками загублены миллионы людей, что совершенные преступления представляют несомненное зло, а евреи и прочие узники были беззащитными жертвами этого зла. На этом единство заканчивается, и начинаются разногласия. Люди, рассматривающие те же самые факты сквозь призму различных концепций, видят совершенно разные вещи. Концепция А: Освенцим – это кошмар для евреев, вынужденных в бездействии наблюдать, как убивают их детей, ибо они лишены оружия для самозащиты. Концепция В: Освенцим – это кошмар, порождаемый насилием немецких солдат, оправданным только и исключительно национальными правами и интересами, как понимает их отдающее приказы правительство. 
Важно подчеркнуть, что исходные пункты обоих представлений – несовместимы. Одна считает корнем зла силу убийц, другая – бессилие жертв. Расхождение во мнениях, разверзающее пропасть при развороте конкурирующих концепций в другом направлении и рассмотрении Израиля через их призму. 
Концепция А: Израиль – это евреи, с оружием в руках защищающие своих и прочих еврейских детей. Израиль – противоположность Освенцима. Концепция В: Израиль – это кошмар, порождаемый насилием еврейских солдат, оправданным только и исключительно национальными правами и интересами, как понимает их отдающее приказы правительство. Израиль и есть Освенцим.

Существование Израиля – факт, весьма значимый для обеих концепций. По мнению основателей Израиля – возможность носить оружие и учиться воевать под еврейским знаменем для выживших жертв концлагерей и их потомков есть решающий шаг мировой истории по пути справедливости и права. Пусть происшедшее непоправимо, справедливо предоставить такое право выжившим, ибо если бы они получили его несколькими годами раньше, то смогли бы уберечь от гибели своих близких. С этой точки зрения Израиль – противоположность Освенцима. 
Но существование Израиля не менее значимо и в новой европейской концепции. Ведь в Израиле выжившие и их потомки взялись за оружие и решили сами определять свою судьбу. Значит, народ, что всего лишь пару десятилетий назад так близко подошел к кантовскому идеалу полного самоотрицания, избрал путь национального самоопределения, который принято ныне считать путем Гитлера. Именно этим объясняется безграничное отвращение, с которым столь многие относятся к Израилю, в особенности к тому, что он делает для самозащиты, независимо от вопроса о моральной безупречности его военных операций. Ибо браться за оружие во имя собственного национального государства, по мнению многих европейцев, значит оказаться во власти того самого зла, что некогда подвигло немцев на устройство концлагерей. В деталях возможны расхождения, но остается принцип: Израиль и есть Освенцим.

Попробуем взглянуть на это дело глазами европейцев, представить себя в роли гордого голландца, сына нации, чье отчаянное восстание и восьмидесятилетняя война за независимость против католической Испании зажгли первый факел свободы. «Но я готов пожертвовать этим», – говорит он себе, – «Отказаться от своего наследия, распрощаться с мечтами о славе прошлого, с моей Отчизной ради более высокого идеала: я принесу эту болезненную жертву ради международного политического союза, который охватит все человечество. Да, я сделаю это во имя человечества». 
И какой же из цивилизованных народов посмеет осудить поступки, совершаемые во имя разума и морали? Представьте себе, как изумляется тот же голландец: «Именно евреи, которые должны были бы первыми приветствовать новый мировой порядок, оказываются его противниками – они строят свое крошечное государство, с целым миром вступая в конфликт. Да как же они посмели? Разве не следует им во имя разума и добра пойти на жертвы, на какие согласен я? Неужели они настолько испорчены, что не помнят о гибели своих предков в Освенциме? Все позабыли, ибо их соблазнило и изуродовало то самое зло, которым были прежде одурманены наши немецкие соседи. Они перебежали на сторону Освенцима».

Не случайно Израиль и его солдат сравнивают постоянно с нацистами. Это не просто привычный навет, произвольно используемый ради риторического эффекта. В Европе, да и повсюду, где распространяется новая концепция, сравнение с нацизмом, сколь бы ни было оно абсурдным и отвратительным, столь же естественно и неизбежно, как грязь после дождя.

Думаю, в этом заключается ответ на вопрос: Как случилось, что на самом фундаментальном уровне факты роли не играют? Как можно, даже в тех случаях, когда Израиль бесспорно прав, с каждым годом все сильнее и эффективнее клеймить его позором и изводить клеветническими кампаниями? Как получается, что ненависть к Израилю усиливается, невзирая на уничтожение буферной зоны в Ливане и отступление из сектора Газы? Ответ один: Даже если эта ненависть была в какой-то момент связана с какими-то фактами, общемировое возмущение спровоцировано не ими. Оно порождено быстрым распространением новой концепции, в которой абсолютно незаконным оказывается и Израиль как таковой, и самозащита с применением силы. Коль скоро вы придерживаетесь мнения, что Израиль по сути своей является одним из вариантов нацизма, никакие «улучшения» в его политике или пропаганде на вас особого впечатления не произведут. Как Освенцим ни улучшай – Освенцимом он и останется. 
Если это на самом деле так, если сравнение Израиля с самым ненавистным политическим движением в истории Европы неизбежно вытекает из быстро распространяющейся новой концепции международной политики, разве не должны сторонники этой концепции прийти к выводу, что Израиль не имеет права на существование и должен быть уничтожен? Мой ответ: только к такому выводу, естественно, они и придут. Если права на существование в качестве независимых государств не имеют ни Франция, ни Германия, не тем ли паче не имеет его Израиль? И если никто не прольет ни единой слезы, когда уйдут в небытие Соединенное Королевство или Нидерланды, почему к Израилю следует относиться иначе? Напротив, в то время как евреи и их друзья продолжают со страхом говорить об «уничтожении Израиля», приверженцам различных направлений новой концепции такая формулировка вовсе не внушает страха, некоторые уже позволяют себе открыто высказываться о возможных политических шагах к прекращению существования еврейского государства. 
Но тут возникает вопрос: Если усиливающаяся враждебность к Израилю в значительной степени объясняется падением авторитета независимого государства как такового, то почему столько самых непримиримых критиков Израиля поддерживают создание государства палестинских арабов? Почему даже и не пытаются критиковать применение силы другими национальными государствами, такими как Северная Корея, Иран, Турция, арабские режимы и множество других стран Третьего мира? Ведь многие из них действуют куда более агрессивно, чем Израиль, иной раз совершают вовсе неслыханные злодеяния. Если идея национального государства теряет престиж, откуда, по меньшей мере, пассивная поддержка претензий таких режимов на самоопределение? 
И на этот вопрос мы найдем ответ в трудах основателя новой концепции. Вспомним, что для Канта история человечества есть путь прогресса от варварства к окончательной победе разума и морали, что для него равнозначно созданию мирового правительства. Сперва люди отказываются от своей эгоистической беззаконной свободы, сплачиваясь в национальное государство; потом сами эти государства должны от своей эгоистической, беззаконной свободы отказаться, подчиняясь единой всемирной власти. В отличие от Маркса, Кант не утверждает, что такой переход неизбежен, но только такое историческое развитие он готов признать легитимным, разумным и нравственным, ибо любой другой взгляд на историю «побуждает нас… с отвращением отводить глаза». 
Однако не все народы продвигаются от варварства к разуму с одинаковой скоростью. Кант скорее полагает, что существуют различные этапы, которые разные народы проходят в разное время. В работе Idee zu einer allgemeinen Geschichte in weltburgerlicher Absicht (1784) он разъясняет, что на стадии возникновения правового национального государства народы переходят от варварства к цивилизации. Но цивилизация – это еще не нравственная зрелость, последняя есть совершенно новый этап истории человечества. Эта высшая ступень может быть достигнута лишь под властью международного правительства, где «даже самое малое государство сможет надеяться на обеспечение своих прав и безопасности не собственной силой или собственным правовым суждением, но единственно властью великого союза народов (Foedus Amphictyonum), решением, принятым согласно всеобщей воле». 
Итак, всякий народ в определенный момент находится в состоянии либо нецивилизованности, либо цивилизованности, либо нравственной зрелости. По мнению Канта, греки и римляне завещали Европе постоянно совершенствовать государственное устроение, и Европа, в свою очередь, «вероятно, будет также давать законы всем прочим». Но ни одна нация не достигла еще ступени нравственной зрелости, и Кант предсказывал, что цивилизованным народам придется вынести много страданий и бед, прежде чем они согласятся отказаться от «беззаконной свободы» и подчиниться единому международному правительству. Прочий же мир, оставшийся нецивилизованным, не сделал еще даже первого шага к сплочению в форме стабильных национальных государств. Разумеется, им придется через это пройти, прежде чем можно будет всерьез задумываться о дальнейшем прогрессе. 
Продумаем тщательно аргументацию Канта и убедимся, что приверженцы новой концепции совершенно точно следуют ей в условиях современной международной обстановки. Во всем мире существует только один регион, народы которого наконец-то обрели чаемое Кантом «моральное совершенство»: Европейский Союз. Только там большинству стало ясно, что необходимо преодолеть систему национальных государств. Только этот регион находится на верном пути устранения права наций на самоопределение. Только в нем люди достигли нравственной зрелости не только на индивидуальном, но и на общенациональном уровне. 
С этой точки зрения Северная Корея, Иран, Турция, арабы и Третий мир находятся на куда более низкой ступени исторического развития. Они все еще силятся обрести цивилизованность, стараются образовать национальные государства, в которых будет господствовать право и закон. Только после того как эта цель будет достигнута (на что могут уйти века!), они тоже начнут понимать, что следует стремиться преодолеть национальные границы и достичь нравственной зрелости под международным правлением, как поняли сейчас европейцы. 
Вот почему приверженцы новой концепции с таким энтузиазмом приветствуют национальные государства, возникающие в Азии, Африке и на Ближнем Востоке, не уделяя большого внимания агрессивным войнам и жестоким расправам, происходящим, конечно же, по причине недоразвитости. Ведь по их теории нынешнее состояние – лишь необходимая переходная фаза, эти люди – как дети, что по неразумности своей не умеют поступать иначе. 
К Израилю это, естественно, никоим образом не относится. Евреи по новой концепции – народ европейский, и к ним приложим тот же моральный стандарт, что и к остальным европейцам. Они давно уже достигли ступени цивилизованности и лучше всех прочих должны знать, что система национальных государств есть всего лишь «беззаконная свобода», на этапе нравственной зрелости подлежащая преодолению. Возмущение и ненависть вызывают Израиль и евреи именно тем, что действуют иначе, не будучи невинными дикарями. Продолжая защищать себя военной силой или опираться на собственную правовую систему, они оказываются как бы бывшими европейцами, неестественно уклонившимися с пути нравственной зрелости. Они уже не дети, неспособные нести ответственность, они – взрослые, вполне сознательно делающие выбор противоречащий разуму и морали.

Теперь нам понятна необъективность тех, что судят Израиль по одним критериям, а Иран, Турцию, арабов и Третий мир – совсем по другим. Это вытекает непосредственно из Кантовского понимания истории. Повсюду, где укореняется новая концепция, можно констатировать непрерывное повышение планки моральных претензий к Израилю, в то время как перед его исламскими соседями планка опускается почти до земли. Ведь иранцы, турки или арабы не доразвились еще до понимания разума и морали. Кант сказал бы, что у них «по большому счету все состоит из глупости, детского тщеславия, нередко еще и из ребяческой злости и страсти к разрушению». К этому, разумеется, не принято привлекать внимание. Невежливо и неуместно открыто характеризовать целые народы как ни на что не способных наивных и задиристых ребятишек. Но стоит только слегка поскрести – повсюду обнаружится эта снисходительность на грани расизма.

Если наше предположение верно и причина омерзительных кампаний, которым мы стали свидетелями, в том, что Израиль, воспринимаемый как «европейская» нация, продолжает действовать как независимое национальное государство, значит, можно найти случаи шельмования по той же причине и других народов. Можем ли мы продемонстрировать, что народы, не проявившие ожидаемой от европейцев «нравственной зрелости», действительно становятся жертвами подобных кампаний? 
Мне известны еще три нации, в разной степени навлекавшие на себя аналогичные нападки: США, ЮАР времен апартеида и Сербия. Я не собираюсь сравнивать их друг с другом. Я всего лишь ставлю вопрос, велись ли против каких-нибудь других наций кампании клеветы, сходные с теми, что в последние годы обрушились на Израиль. На этот вопрос можно без сомнения ответить утвердительно. Если мы хотим осмыслить возрастающее стремление к делегитимации Израиля, невозможно не заметить существенное сходство между этими всемирными кампаниями, невозможно и не поинтересоваться, не в новой ли концепции искать их движущие пружины.

Начнем с Америки. О нарастающем гневе и возмущении, которые вызывает в Европе поведение Соединенных Штатов, написано уже немало, но авторы недостаточно выявляют причину: возмущение европейцев вызвано, главным образом, тем, что Соединенные Штаты продолжают вести себя как национальное государство. Внимательное изучение европейской критики в адрес США показывает, что американцев осуждают как раз за то, что они понимают себя как независимую нацию, имеющую право на самостоятельные решения, что не соответствует «нравственной зрелости», до которой Америка должна бы уже дорасти. 
Загляните в вышедшую несколько лет назад книгу немецкого политолога Херфрида Мюнклера (Herfried Munkler) «Империи». Мюнклер – профессор берлинского университета имени Гумбольдта, член Федеральной академии политики безопасности и, в отличие от некоторых других политологов, действительно разбирается в структурной модели национального государства. Он, например, точно знает, что сегодня главный вопрос на мировой арене: будет ли Западная цивилизация в дальнейшем состоять из национальных государств или вернется в мир конкурирующих империй, стремящихся навязать свое господство как можно большему количеству стран. Однозначно высказывается Мюнклер и о том, что нацистская Германия национальным государством не была: Гитлер прежде всего стремился «разрушить национальную государственность в центральной, северной и юго-восточной Европе и вернуться к имперским порядкам». 
Тем не менее, Мюнклер не приемлет мнения, что следует уважать независимость Америки и ее право, по собственному разумению отстаивать благосостояние и интересы своих граждан. Напротив, у него «вызывает озабоченность» «пресловутая» американская политика в период после «холодной войны», причем беспокоит его отнюдь не содержательная сторона принятых американцами решений. «Вероятные причины и скрытые цели возобновления военного вмешательства США в нефтеносном регионе Персидского залива… плюс серьезные разногласия с партнерами по ту сторону Атлантики …обострили внимание европейцев к возникновению нового мирового порядка. Очевидное нежелание США присоединяться к международным соглашениям – от Киотского протокола до международного суда в Гааге – обозначило новые контуры американской позиции в мировой политике. К тому же… предметом дискуссии в принципе стали отношения США и ООН, после того как президент Джордж Буш… пригрозил… что некоторые не терпящие отлагательств проблемы политики безопасности США будут решать в одиночку». 
Хуже того: Мюнклер подозревает, что американцы готовы лишить ООН функции «центральной инстанции переговоров и принятия окончательных решений» и не будут больше считать ее войска состоящими на службе «мирового сообщества»: «Это не было пустой угрозой, как показала Третья война в Персидском заливе весной 2003 года. Новую позицию США в отношении Совета безопасности ООН можно интерпретировать двояко: то ли они пытались использовать его в качестве послушного орудия своей легитимации, то ли начали отказываться от роли военной силы на службе всемирной организации, на которую претендовали ранее. Они больше не подчиняют свою высокоразвитую и дорогостоящую военную машину мировому сообществу, но сами определяют ее цели в соответствии со своими интересами». 
Эти и аналогичные пассажи Мюнклера критикуют не содержание американской политики. Проблему в поведении американцев представляют для него, скорее, односторонние действия по собственному разумению. Иначе говоря, то, что Соединенные Штаты ведут себя как суверенная нация. (Интересно, что американскую «войну за независимость» против «колониальной империи» Мюнклер именует «основополагающим мифом США». У Европейского Союза, как известно, нет и не может быть такого «основополагающего мифа». В отличие от Америки и Израиля за независимость он не воевал и Дня Независимости не празднует). 
Центр тяжести критики Мюнклера – принципиальное отрицание концепции национального государства. Как и прочие европейские интеллектуалы, он не готов признать за Америкой право отстаивать собственных граждан, свои интересы и ценности. Так что вполне естественно обнаружить к концу книги тезис об отмирании национального государства. Последняя фраза звучит драматически: «И потому будущее Европы не обойдется без имперских моделей общества». В упадке национальной модели Мюнклер винит США, которые, по его мнению, перестают быть национальным государством и превращаются в империю, что, на мой взгляд, бессмысленно. Главный отличительный признак империи – постоянное увеличение числа покоренных народов – в отношении США совершенно не прослеживается. Ни разу не доводилось мне встретить американца, заинтересованного в том, чтоб Канаду захватить, хотя сделать это было бы нетрудно, не встречал и американцев, желающих в долгосрочной перспективе контролировать Ирак или Афганистан. 
На мой взгляд, прямо-таки напрашивается параллель с Израилем. Точно также с гневом и возмущением реагируют на какое-то конкретное решение – по поводу Киотского протокола, международного суда или вторжения в Ирак – конкретные поводы приходят и уходят, и возражения против определенных действий Америки без сомнения выдвигаются всерьез, но не они вызывают растущий гнев возмущение. А вызывает их то, что американцы настаивают на праве единоличного решения и, по мере необходимости, действия, т. е. отстаивают прежний национально-государственный порядок жизни. И здесь, также как в случае Израиля, праведный гнев систематически соседствует с двойной моралью. Шельмование американцев, осуждение их поведения вызвано суверенностью их решений и защитой собственных интересов. Но никому в Европе и во сне не привидится, критиковать за суверенность решений и защиту собственных интересов Иран или Китай. 
Еще два примера подобного шельмования: кампании делегитимации Сербии и Южной Африки. Не сомневаюсь, что южноафриканский режим был безнравственным, а сербы после распада Югославии совершали преступления, но сейчас мы будем говорить не об их действиях, по поводу которых вряд ли имеются разногласия между порядочными людьми. Я утверждаю, что обрушившуюся на них ненависть их безнравственностью объяснить невозможно. Не станете же вы всерьез утверждать, что с правами человека у сербов дело обстояло хуже, чем в Северной Корее, Иране, Турции, Сирии, Конго или Судане? Не скажете же, что бесправие черных в ЮАР, сколь бы ни было оно ужасно, отвратительнее нынешнего бесправия женщин в Саудовской Аравии? 
Разумеется, и южноафриканский апартеид был безнравственен, и действия сербов в Косово есть за что осуждать. Но я думаю, если мы хотим узнать, почему именно эти народы оказались мишенью особого омерзения и ненависти и понесли особо суровое наказание, ответом будет их принадлежность к европейской цивилизации; моральные требования, предъявляемые к ним, ни в какое сравнение не идут с тем, чего ожидают от их африканских или мусульманских соседей.

Подумаем, стоит ли создавать в Косове второе государство для двух миллионов албанцев, когда 35 миллионов курдов ни одного не имеют и долгие годы страдают от террора и преследований арабов и турок? В чем разница? В том, что сербы, которые Косово считают своим, воспринимаются как европейцы, которые «ну должны же понимать», а турки и арабы, продолжающие угнетать и убивать курдов, с точки зрения новой концепции – дикари, а дикари – они как дети, не вмещают настоящей морали, с них и взятки гладки .

Аргументация, интуитивно ясно, неверная, зато – несложная. Если некая нация является в каком-то смысле западной, требования к ней предъявляются европейского, т. е. зачастую прямо-таки Кантовского масштаба: полный отказ от права на самоопределение, тем паче – от применения силы. В то время как Иран, Турция, арабы и Третий мир – народы примитивные, даже в рамках национального государства не доразвившиеся до правовой организации. На практике это означает, что никакие нравственные критерии к ним неприменимы.

Я не хочу сказать, что исчезновение концепции национального государства – единственная причина ненависти европейцев к Израилю. Это заведомо неверно, поскольку первые признаки того, что я обозначил как размывание этой концепции, появились не ранее шестидесятых годов, а ведущим это направление на Западе стало только в восьмидесятых. И прежде основание еврейского государства на Ближнем Востоке наталкивалось на серьезное сопротивление, и нет оснований полагать, что его причины исчезли. И ныне есть люди, считающие, что Израиль не имеет права на существование, поскольку ставит под угрозу снабжение Запада нефтью или, что евреям страна не положена, поскольку они не народ, или просто по причине глубоко сидящего традиционного антисемитизма. Разумеется, есть и такие, кому не по душе какие-то конкретные аспекты израильской политики. Вне всякого сомнения, нападки на Израиль имеют множество причин. 
Но это не значит, что описанный мною специфический фактор – исчезновение концепции национального государства – всего лишь одна из многих. Кто-то постарается из страха перед нефтяным оружием поменьше злить мусульман, кому-то могут не нравиться израильские поселения на Западном берегу, кто-то антисионистом становится в силу наследственного антисемитизма. Но эти факторы лишены динамики. Их можно сравнить с угрозой для Израиля со стороны конвенциональных армий арабских стран: опасность существует и может, в определенных обстоятельствах, причинить большой вред. Но эта опасность не нарастает быстро, и более или менее понятно, как справиться с ней. 
Исчезновение концепции национального государства в процессе европейского объединения – дело совсем иное. Это – новая сила, которой не предвидел никто. Она уже серьезно влияет на отношение к Израилю, вытесняя традиционные факторы. Она растет и распространяется, и не похоже, чтобы ее что-то могло остановить. Никто из друзей и союзников Израиля не умеет с ней бороться. Кроме того, идея, что национальное государство как форма правления не годится для цивилизованного народа, способна, если зайдет достаточно далеко, и сама по себе подорвать Израиль. И пока мы не выработали способа адекватной реакции, это, по-моему, остается единственно важным. 
С другой стороны, я не уверен, что с вопросом о национальном государстве совсем не связан традиционный антисемитизм. Предложение Канта, ликвидировать национальные государства Европы и подчинить их единому международному правительству, есть не что иное, как перепев на языке Просвещения старой христианской мечты – объединить человечество вокруг единой Благой Вести Спасения. Евреи противятся новому благовестию, как раньше противились прежнему. Не удивлюсь, если чувства, которые вызывает у сторонников новой концепции отказ евреев присоединиться к проекту ликвидации национальных государств, окажутся сродни чувствам, испытанным некогда их предками в связи с отказом евреев принять Евангелие. Не удивлюсь, если и у евреев такая реакция пробудит чувства, сходные с теми, что испытали их предки.

Как же события будут развиваться дальше? Несколько лет назад такой вопрос задал немецкий дипломат, посетивший мой офис в Иерусалиме. Припоминаю, что мне сразу стало ясно: никакого ответа, который удовлетворил бы этого человека (несомненно, друга Израиля!) я дать ему не смогу. Все эти годы я много размышлял о том, что ответил ему тогда, но мне так и не удалось придумать ничего лучшего. Проблема в том, что по представлению многих европейцев народ, желающий стать легитимным членом международного сообщества, обязан в значительной мере пожертвовать своим суверенитетом. Такая жертва даже для некоторых народов Европы очень трудна, а для Израиля и вовсе невозможна. Израиль был основан с вполне определенной целью – быть независимым национальным государством, государством еврейского народа, каковым, по вышеизложенным причинам, он и останется. И покуда в Европе множество людей трудится над ликвидацией собственных национальных государств, будет продвигаться и развиваться новая концепция, в которой нелегко найти место для такой нации как Израиль. 
Я понимаю – многие европейцы надеются, что Израиль станет другим. Я же надеюсь, что изменится сознание самих европейцев. Порядочные люди, глядя на Израиль, должны сообразить: если еврейское государство в их новую концепцию не вписывается, возможно, что-то неладно не с ним, а с ней. А вдруг идея Европейского Союза не столь многообещающая как казалось на первый взгляд? Что если ошиблись народы Европы, столь мало ценившие и так дешево продавшие свою национальную независимость? История переменчива и непостоянна, и кто сегодня еще не заметил этого, возможно, прозреет завтра. 
Если у европейцев найдется причина пересмотреть отношение к собственной национальной традиции и суверенитету, Израиль может оказаться для них весьма интересным, поучительным и положительным примером. И тогда, я уверен, их отношение к Израилю улучшится, возможно, на удивление быстро.

Перепечатано 16 марта 2011 г. для обсуждения на семинаре 
с сайта «Заметки по еврейской истории» №3 (138) за март 2011 г. 
http://www.berkovich-zametki.com/2011/Zametki/Nomer3/Grajfer1.php