В моей давней статье, посвящённой пятидесятилетию вынесения приговора по “делу Еврейского антифашистского комитета (ЕАК)” – «Девятое ава, полвека назад» (см.  перепечатки на интернете www.vestnik.com/issues/2002/0724/win/leyzerovich.html.   www.sem40.ru/anti/history/1299/  и др.) я писал: “Один из самых неясных вопросов, связанных с “делом ЕАК”, это - убийство Михоэлса почти за год до начала арестов остальных членов ЕАК.

Зачем и кому это понадобилось?  Почему его не взяли “как всех”, вместе со “всеми”? Ни у кого не вызывает сомнения, что убийство было совершено по прямому указанию Сталина. Приводимые иногда соображения, что, дескать, слишком велика была международная популярность Михоэлса и Сталин “не решился” просто арестовать его, не выдерживают критики – такие вещи Сталина никогда не останавливали. Судя по косвенным данным, распоряжение об уничтожении Михоэлса было дано не раньше середины декабря 1947 года, и подготовка к его исполнению проводилась второпях. Что же могло послужить причиной этого?..”

У меня есть на этот счёт своя гипотеза - правда, достаточно умозрительная, впрочем, как и выдвигаемые другими авторами.

В конце 1947 года в Государственном еврейском театре (ГОСЕТ), которым руководил Михоэлс, начались репетиции спектакля по пьесе Давида Бергельсона «Принц Реубейни»; выпуск его предполагался весной 1948 года. Именно эта постановка, на мой взгляд, вызвала крайнее раздражение Сталина. В 1946 году за спектакль «Фрейлехс» ГОСЕТ получил Сталинскую премию второй степени, но сам Сталин в Еврейском театре никогда не был и вряд ли следил за его репертуаром и планами постановок. Случайно дошедшая или целенаправленно доведенная до Сталина информация о «Принце Реубейни» вызвала гнев “вождя народов” и спровоцировала его на принятие немедленных мер. Что же вызвало у Сталина такую реакцию? Кто такой “принц Реубейни” – последняя, так и не сыгранная роль Михоэлса?

Давид Реубейни (он же – Реубени, Реувени) – одна из самых таинственных, загадочных и самых романтических фигур в двухтысячелетней истории еврейской диаспоры. В феврале 1524 года в венецианскую гавань вошёл португальский купеческий корабль, на палубе которого был разбит белоснежный шатёр, а над ним развивалось голубое двуязыкое знамя с вышитыми золотом еврейскими письменами. Прибывший назвал себя князем (или принцем) Давидом Реубейни, братом и посланцем короля Иосифа, под властью которого находится расположенное в Аравии, на берегу легендарной реки Самбатион, королевство трёх из десяти пропавших колен израилевых: Рувима (Реубейни), Гада и Менахема. Он прибыл с письмом от своего брата европейским христианским властителям с предложением нанести совместный удар по оттоманскому султану Сулейману I“Великолепному”, под властью которого находилась Святая Земля после захвата Северного Ирака, Сирии, Палестины и Египта отцом Сулеймана Селимом “Грозным”. Реубейни просил предоставить оружие европейским евреям для участия в общем походе и дать им возможность переселиться на землю Палестины после её освобождения. Из Венеции, получив поддержку тамошних богатых евреев, Реубейни отправился в Рим, был принят папой Климентом VII, завоевал его доверие и получил от него рекомендательные письма к европейским коронованным особам. В то время Оттоманская империя достигла зенита своего могущества – её земли простирались от Египта и Аравии до Кавказа и Балкан; войска Сулеймана стояли под Веной и угрожали вторжением в Италию. Дополнительную ненависть католической церкви вызывала финансовая поддержка Сулейманом движения Реформации в Центральной Европе, которое ему было на руку, поскольку дестабилизировало обстановку в Европе и ослабляло христианский мир.

Из Рима Реубейни отправился в Лиссабон для переговоров с королём Португалии, где в это время по примеру Испании были в полном разгаре массовые преследования евреев. С началом этих переговоров гонения на португальских евреев временно приутихли, что дало многим из них время для эмиграции в Южную Америку. Наряду с этим, появление Реубейни стимулировало открытое возвращение к иудаизму марранов (насильно крещёных евреев и их потомков, тайных приверженцев иудаизма). Среди них был секретарь Королевского совета Диэго Перес, который, приняв имя Шломо (Соломона) Молхо, стал преданным сподвижником Реубейни.

Каллиграмма Шломо Молхо

Молхо считал Реубейни Мессией, хотя тот никогда себя так не называл. Вместе они отправились в немецкий город Регенсбург к Карлу , императору Испании и Священной Римской империи, но Карл не поддался на эти “еврейские штучки” и предал их суду инквизиции. В 1532 году Шломо Молхо был сожжён на костре за отступничество от христианской веры, а что касается Реубейни - достоверных сведений о его последующей судьбе нет: то ли он был казнён, то ли умер в заточении, то ли был освобождён и вернулся в Италию, где предпринял ещё одну попытку получить поддержку папы и итальянского еврейства.

Откуда появился Реубейни, каково его происхождение – неизвестно; о его прошлом мы знаем только из его же «Путевых записок» и «Дневников», достоверность которых вызывает большие сомнения. Скорее всего. и судя по описаниям внешности, он был фаллаш (абиссинский еврей), но, скажем, Макс Брод в романе, посвящённом Реубейни, делает его выходцем из Праги и первую половину романа отдаёт описанию средневекового пражского гетто и зарождения у нищего еврея его фантастической идеи. В энциклопедиях и книгах по истории еврейства о Реубейни пишут чаще всего как об авантюристе, лже-Мессии, религиозном фанатике. Для других авторов, он – борец за еврейское равноправие, надевший личину принца, потому что это открывало реальную возможность повлиять на судьбы европейских евреев, спасти их от гибели, объединив высокой идеей освобождения Эрец-Исраэль. Именно такая концепция и была принята в пьесе Давида Бергельсона.

По воспоминаниям вдовы Михоэлса, Анастасии Павловны Потоцкой, сама идея создания спектакля, посвящённого Реубейни, пришла к Михоэлсу чуть ли не экспромтом, во время случайной встречи и беседы с Давидом Бергельсоном на Тверском бульваре в день рождения Михоэлса 16 марта 1944 года. Потом Михоэлс позвонил Исааку Нусинову, литературному критику и историку литературы, и, как пишет Матвей Гейзер, автор книги о Соломоне Михоэлсе, в тот же самый день “триумвират” в составе Михоэлса, Бергельсона и Нусинова  “решил поставить в ГОСЕТе спектакль о Реубейни” по пьесе в стихах, которую должен был написать Бергельсон на основе романа Макса Брода «Реубени, князь иудейский». На самом деле, думается, это решение не было таким уж спонтанным, и предшествующее знакомство Михоэлса с историей Давида Реубейни (или Реубени) было основано не только на справке из Еврейской энциклопедии, где он был назван “известным авантюристом”. 

Роман «Реубени, князь иудейский» был написан в 1925 году. Его автор, Макс Брод, - пражский еврей, писатель, композитор, театральный режиссёр. Писал он по-немецки, как и его друг Франц Кафка. Брод был душеприказчиком и издателем Кафки, автором одной из наиболее документированных монографий о нём. Помимо «Реубени...», Брод написал исторические романы «Путь Тихо Браге к богу», «Великий риск», «Галилей в темнице», драмы «Королева Эстер» и «Лорд Байрон выходит из моды», биографию Генриха Гейне. В 1930 году Брод был удостоен Государственной литературной премии Чехословацкой республики. В 1939 году, после оккупации Чехии нацистской Германией, он эмигрировал в Палестину, руководил там театром Габима, написал автобиографические книги «Мятежные сердца» и «Боевая жизнь»; умер в Тель-Авиве в декабре 1968 года. Роман «Реубени, князь иудейский» был переведен на русский язык Б. Жуховецким и с предисловием И. Нусинова напечатан в СССР в 1927 году. Это издание было повторено в 1974 году в Израиле в серии «Библиотека Алии», а в 1996 году перепечатано в России в серии «Тайны истории». В статье 1930-х годов о Максе Броде для Краткой литературной энциклопедии Нусинов писал, что тот был “aпологет избранности Израиля, народа Иеговы, который для Брода служит олицетворением самоутверждения созидательной, ищущей воли... Брод переносит своё творческое внимание... на созидателей и бунтарей. Взор его обычно обращён в прошлое, там он находит те одинокие умы, которые, презрев суету жизни, стремились постичь великие тайны мироздания или, презрев личное благополучие и принятые нормы морали и нравственности, видели задачу всей своей жизни в физическом и моральном освобождении родного народа”.

Сам Исаак Маркович Нусинов был профессором, крупным специалистом по истории еврейской и западноевропейской литературы, автором множества статей и книг о еврейских, русских и западноевропейских писателях, в годы войны – деятельным активистом ЕАК. В мае 1947 года он первым, ещё до начала массовой кампании, подвергся обвинениям в космополитизме и низкопоклонстве перед Западом. Поводом для нападок послужила его книга «Пушкин и мировая литература», вышедшая ещё в 1941 году, в которой он исследовал влияние западноевропейских писателей на Пушкина. Нусинов был причислен к носителям “отвратительных пережитков низкопоклонства перед иностранщиной”, к “отсталым кругам нашей интеллигенции”. Именно в него метила печально известная передовица Литературной газеты под заголовком «Любовь к Родине, ненависть к космополитам!», когда писала: “А эти беспачпортные бродяги пытались даже Пушкина низвести на роль толмача – переводчика с иностранного”. В 1949 году Нусинов был арестован по “делу ЕАК” и погиб в заключении в 1950 году. Его сокамерники потом рассказали, что он объявил голодовку в знак протеста против жестокого обращения с незнакомой ему женщиной в соседней камере и умер от сердечного приступа. Впоследствии был посмертно реабилитирован.  

Давид Рафаилович Бергельсон был признанным классиком литературы ХХ века на идише, его называли “еврейским Флобером”. В ГОСЕТе уже шли две его пьесы: «Мера строгости», поставленная Михоэлсом в 1933 году, и «Мы хотим жить» в постановке Зускина 1946 года. Он был приговорён к “высшей мере” по “делу ЕАК” вместе с С.А. Лозовским - во время войны заместителем наркома иностранных дел и начальником Совинформбюро, четырьмя виднейшими советскими идишистскими поэтами: Перецом Маркишем, Лейбом Квитко, Давидом Гофштейном и Исааком Фефером, актёром и, после смерти Михоэлса, художественным руководителем ГОСЕТ В.Л. Зускиным, главным врачом Боткинской больницы Б.А. Шимелиовичем, научными работниками, редакторами, журналистами, переводчиками И.С. Юзефовичем, И.С. Ватенбергом, Ч.С. Ватенберг-Островской, Э.И. Теумин, Л.Я. Тальми. Они были расстреляны 12 августа – в день рождения Бергельсона.

Пьеса Бергельсона «Принц Реубейни», драматическая поэма в трёх действиях, была завершена в 1946 году. В архивном фонде ГОСЕТ хранится перевод пьесы на русский язык, сделанный А.Э. Лурье. Скорее всего, это был чисто “технический” перевод, необходимый для представления в Главлит, Главрепертком и другие “инстанции”. Насколько мне известно, по-русски эта пьеса не публиковалась. Наверно, не случайно в её названии “титул” Давида Реубейни “князь иудейский” из заголовка романа Макса Брода был заменён на более нейтрально звучащее“принц” - “дабы гусей не раздразнить...”

По версии Макса Брода, его герой, будущий Давид Реубени (вариант транскрипции, использованный Бродом), родился и вырос в пражском гетто, и его идея освобождения Эрец-Израэль и исхода, спасения европейского еврейства, всей его великолепной самозванческой авантюры для достижения поставленной цели – пусть самыми фантастическим путями и средствами – появляется в результате столкновения с непримиримым, враждебным окружающим миром. Роман состоит из двух практически независимых частей. Временной перерыв между событиями, изображёнными в них, составляет тринадцать лет, и жизнь героя после объявления себя “князем иудейским” и появления в Венеции занимает вторую часть. Пьеса Бергельсона основывалась как раз на этой, второй, части жизни героя. В первой же части романа действует юный пражанин Давид Лемель, влюблённый в девушку-христианку, которая из любви к нему спасает гетто от погрома и выселения. Давид бежит из родного города вместе со своей возлюбленной и теряет её в огромном, жестоком мире, где выживает только сильный. Давид (для Брода была важна библейская аллюзия этого имени) решает стать на сторону силы, точнее - привлечь силу на свою сторону, даже ценой обмана, мистификации. Важное место в романе занимает встреча героя, когда он, уже в качестве “князя иудейского”, попадает в Италию, с Николо Маккиавели. Идеалист Шломо Молхо, увлечённый Давидом Реубени, ставший его “вторым я”, но сохранивший идеализм и чистоту изначального порыва, напрочь лишённый любых проявлений маккиавелизма, не только сам обречён на смерть, но и обрекает на поражение Реубени.

В спектакле ГОСЕТ роль Давида Реубейни предназначалась, естественно, для самого Михоэлса, а роль Милхо должен был играть его неизменный партнёр, великолепный артист Вениамин Львович Зускин. Любопытно, что раньше в этом дуэте (в «Путешествии Вениамина Третьего»: Михоэлс – Вениамин, Зускин – Сэндерл, в «Короле Лире»: Михоэлс – Лир, Зускин – Шут) всё было наоборот - Михоэлс обычно был носителем романтического начала, а персонажи Зускина были склонны к более трезвому, рационалистическому взгляду на жизнь. Правда, в давней постановке 1926 года «Ночь на старом рынке» Михоэлсу уже приходилось играть рационального и мудрого Злого Ангела Ахитойфеля, а Зускину – ДоброгоАнгела Фридла, двух неразделимых антиподов, составяющих единое целое.

В беседах с артистами, занятыми в постановке, Михоэлс говорил: “Я – лжепринц, лжепророк, потому что на другом языке с этими волками я разговаривать не могу; это - волки, которые преследуют моё стадо. Эти колебания мне нужны, эти препятствия мне необходимы, потому что этим я проверяю стойкость своих идей.” В пьесе Бергельсона Реубейни говорит: “Я зажёг в себе сознание принца, чтобы передать это им. Но если я использую для себя, что я  - принц, это приведёт меня к катастрофе”. Обращаясь к своему другу Шабсаю, проникшему к нему в тюрьму, Реубейни восклицает:

Я говорю – не кончена игра, там триста тысяч в Лиссабоне ждут меня, их вера и надежда – Реубейни. К борьбе я часть из них давно уж отобрал и подготовил, на мой призыв они пойдут на правый бой за честь свою...

Михоэлс так объяснял актёрам своё понимание идеи пьесы: “Если мы будем думать только о себе, не об избавлении народа от горя, - у нас ничего не получится. Знаете, что мне кажется главным в пьесе? – слова Реубейни: Одна птица может лететь без мысли, но в напряжённом полёте целой стаи птиц уже заложена мысль.”  (журнал Театральная жизнь, 1990, № 10, целиком посвящённый Михоэлсу).

Для Михоэлса было предельно важно “объяснить актерам, что история никогда не щадила наш народ, и, может быть, он давно растворился бы среди других народов, а благодаря таким людям, как Реубейни, он есть”. В трактовке Михоэлса, который говорил о себе “иногда мне кажется, что я - один отвечаю за весь мой народ, не говоря уже о театре”, Реубейни был вторым Иудой Маккавеем, которого Бялик называл народным “пророком-вождём”. Такая харизматическая “роль” Михоэлса – и в прямом, и в переносном смысле – как “вождя еврейского народа” абсолютно не устраивала Сталина, и именно это послужило, как мне кажется, причиной “преждевременного” устранения Михоэлса. Это, наверно, будет правильнее, чем полагать, как пишет Аркадий Ваксберг в книге «Сталин против евреев» (Нью-Йорк, 1995), что “убийство Михоэлса на время притормозило уже заготовленный по сценарию обвал” – скорее оно обогнало “сценарий”.

Следует также напомнить, что убийство Михоэлса произошло на фоне подготовки к провозглашению государства Израиль, на который Сталин поначалу возлагал определённые планы как на свой форпост влияния на Ближнем Востоке.

Последняя в жизни фотография Михоэлса была сделана 11 января в Минске во время посещения им БелГОСЕТ.  После гибели Михоэлса фотограф спрятал стеклянные негативы на чердаке здания театра и достал их оттуда лишь в конце 50-х. Двенадцатого января вечером Михоэлс был вызван или приглашён куда-то (существуют разные версии), а утром 13 января на окраине Минска были найдены тела Михоэлса и сопровождавшего его театрального критика Голубова-Потапова и сообщено о их гибели в результате наезда грузовика. До сих пор датой смерти Михоэлса почему-то официально считается 13 января, хотя убит он был явно ещё накануне, и дата смерти Голубова в энциклопедическом словаре «Балет» приводится - 12 января.  

Тело Михоэлса везли в Москву Перец Маркиш и Моисей Беленький, главный литературный редактор издательства «дер Эмес» и директор театрального училища при ГОСЕТ. Через четыре с половиной года Маркиш был расстрелян, а Беленький прошёл тюрьму, лагерь и ссылку, но выжил, и через него до нас дошли слова, сказанные тогда, в поезде, Маркишем: “Гитлер хотел нас уничтожить физически, а Сталин хочет духовно”. Маркиш уже многое понял, но, по-видимому, всё ещё “недооценивал” Сталина – в его планы входило и физическое уничтожение. На вечере памяти Михоэлса в день его похорон 15 января Маркиш прочёл написанный им в тот же день цикл из семи стихотворений «Михоэлсу – неугасимый светильник». Они впоследствии были великолепно переведены замечательным поэтом и переводчиком Аркадием Акимовичем Штейнбергом. Вдова Переца Маркиша была уверена, что перевод этот был сделан Борисом Леонидовичем Пастернаком, и тому пришлось даже письменно “оправдываться”, отказываясь от незаслуженной благодарности. До сих пор эти стихи были опубликованы лишь отдельными фрагментами в книгах воспоминаний вдовы поэта Эстер Маркиш-Лазебниковой «Столь долгое возвращение» (Тель-Авив, 1983) и дочери Михоэлса Натальи Вовси-Михоэлс «Мой отец Соломон Михоэлс» (Москва, 1998), а также в книге Матвея Гейзера «Михоэлс. Жизнь и смерть» (Москва, 1998); полностью их можно найти теперь на интернете (например, http://culture.jewart.ru/sion/page006.php и др.). Приведу лишь первые две строфы третьего стихотворения этого цикла:

Разбитое лицо колючий снег занёс, 
От жадной тьмы укрыв бесчисленные шрамы. 
Но вытекли глаза двумя ручьями слёз, 
В продавленной груди клокочет крик упрямый: 
- О, Вечность! Я на твой поруганный порог 
Иду зарубленный, убитый, бездыханный. 
Следы злодейства я, как мой народ, сберёг, 
Чтоб ты узнала нас, вглядевшись в эти раны...

Двадцатого ноября 1948 года было принято постановление Политбюро ЦК ВКП(б) – “Утвердить следующее решение Бюро Совета Министров СССР: ...немедля распустить Еврейский антифашистский комитет, так как, как показывают факты, этот Комитет является центром антисоветской пропаганды и регулярно поставляет антисоветскую информацию органам иностранной разведки. В соответствии с этим органы печати этого Комитета закрыть, дела Комитета забрать. Пока никого не арестовывать.” На следующий день были закрыты газета «Эйникайт» и книжное издательство «дер Эмес», проведены обыски и изъятие бумаг в помещении ЕАК на Кропоткинской улице в Москве, в мемориальном кабинете Михоэлса в ГОСЕТ, в редакции газеты, в издательстве, рассыпаны наборы подготовленных к печати книг. В декабре 1948 года начались аресты членов ЕАК. В январе 1949 года статьёй «Об одной антипатриотической группе театральных критиков» была начата антисемитская кампания борьбы с “космополитами”. В июле 1952 года состоялся закрытый процесс “по делу ЕАК”; помимо тринадцати, расстрелянных по приговору суда, ещё десять человек из общего числа более 120 арестованных получили высшую меру по приговору “особого совещания”. В ноябре 1952 года в Чехословакии прошёл процесс по “делу Сланского” – бывшего до 1950 года Генеральным секретарём компартии Чехословакии и до 1951 года вице-премьером правительства Чехословакии; из 14 осуждённых 11 были евреями, из 11 повешенных – девять; им инкриминировалось предательство, работа на иностранные разведки, подготовка убийств руководства страны и военного вторжения с Запада; аналогичные процессы с явно выраженной антисемитской окраской прошли и в ряде других стран “народной демократии”. 13 января 1953 года было опубликовано сообщение ТАСС о раскрытии “террористической группы врачей, ставивших своей целью, путём вредительского лечения, сократить жизнь активным деятелям Советского Союза...” В тексте сообщения упоминалось также имя “известного еврейского буржуазного националиста Михоэлса”, через которого “врачи-убийцы” получали директивы “об истреблении руководящих кадров СССР”.   

Но вернёмся несколько назад. Фантастическая одиссея Давида Реубейни и Шломо Милхо – их путешествие через всю Европу, переговоры с папой и коронованными европейскими властителями об организации “еврейского воинства” для участия в совместном освобождении Палестины - невольно вызывает в памяти создание в годы Первой мировой войны Зеевом Жаботинским и Иосифом Трумпельдором “Вольной сионской дружины” в составе британских войск. В 1915 году Жаботинский писал Горькому: “В Египте из палестинских изгнанников мы устроили батальон, который теперь находится с англичанами в Дарданеллах; я получил принципиальное согласие английского военного министерства на образование еврейского контингента для участия в оккупации Палестины... План такого легиона рассчитан, конечно, не на материальный количественный эффект, а на моральный...” Корней Иванович Чуковский, подготовивший в 1917 году к изданию в России книгу об этом “еврейском отряде”, писал в Предисловии: “Мечта о Палестине – их религия, их культ. Кроме этой мечты, у них ничего нет. Их сердца намагничены ею, как некогда сердца крестоносцев... Палестина для этих людей – центр всего мироздания; они, как лунатики, заворожены Палестиной, и стоило бы кинуть клич, стоило бы вместо Галлиполи, повести их в Сионскую землю, и со всего мира стеклись бы бойцы: из Америки, Италии, Швейцарии, из России, из Скандинавских стран, отовсюду.” Говоря об Иосифе Трумпельдоре, Чуковский так характеризует его: “предо мной обрисовался упрямый упорный характер, цельная душа, монолитная, для которой желать – это значит достигнуть, которая не может исповедовать какие-нибудь идеалы, не отдавая им всю себя, без остатка. Пусть мечта таких людей утопична, несбыточна, тем ревностнее они ей служат, несмотря ни на что, вопреки всему. Он из того самого теста (или, вернее, гранита), из которого делаются великаны истории” (Е. Иванова «Чуковский и Жаботинский», Москва-Иерусалим, 2005). Звучит так, как будто это сказано о Реубейни и Молхо.

По одной из версий, побудительной причиной убийства Михоэлса было как раз то, что, как пишет, например, Наталья Александровна Тихомирова (дочь физика академика А.И. Шальникова, в доме которого Михоэлс бывал, хотя и не был с ним столь близок как с Л.Д. Ландау и, особенно, П.Л. Капицей), “Михоэлс был сторонником эмиграции и создания Еврейского государства в Палестине; мало того, он хотел объединить желающих эмигрировать евреев, стать своего рода Моисеем”. В конце декабря 1947 года в зале Политехнического музея отмечалась тридцатая годовщина со дня смерти писателя Менделе Мойхер-Сфорима. В своём вступительном слове, вспоминая спектакль «Путешествие Вениамина III» по роману Мойхер-Сфорима, Михоэлс сказал, вызвав бурную овацию в зале: “Вениамин, отправившись на поиски Земли Обетованной, спрашивает встреченного им по пути крестьянина: “Куды дорога на Эрец Исроэл?” И вот недавно с трибуны Организации Объединенных Наций товарищ Громыко дал нам ответ на этот вопрос!” По мнению Н.А. Тихомировой, “хорошо знакомый с истинным положением евреев в Советском Союзе, разделявший идею создания Израиля, Михоэлс всей душой поддерживал исход... Сталин понимал, что убить Мастера означало обезглавить нацию. После этого с евреями можно было делать что угодно. Такова была цель вождя.” Всё это звучит достаточно правдоподобно, но далее Тихомирова пишет: “убеждена, что находясь в США, Михоэлс обсуждал возможность эмиграции советских евреев, если будет создано Государство Израиль. Вот за это Михоэлс и был убит. К сожалению, мы сейчас не располагаем документами по этой проблеме. А ведь сохранились где-то отчеты Михоэлса о поездке в Америку, стенограммы его бесед в Штатах. Когда-нибудь они будут введены в научный оборот, и нам станет все понятно”.

Поездка Михоэлса вместе с Фефером в США, Канаду, Мексику и Великобританию состоялась в 1943 году, в разгар Мировой войны, когда исход её ещё был далеко не ясен. До образования Организации Объединённых Наций и, тем более, создания государства Израиль было ещё очень и очень далеко, и очень маловероятно, чтобы тогда кто-нибудь стал обсуждать вопрос об эмиграции туда советских евреев. Кроме того, Михоэлс, который как художественный руководитель ГОСЕТ, председатель ЕАК, член Верховного Совета СССР, член Комитета по присуждению Сталинских премий и т.д. был вхож в круги, приближённые к власти, вряд ли мог тешиться иллюзиями о возможности свободной эмиграции для советских евреев при Сталине. Ну и, наконец, есть довольно серьёзные основания сомневаться в том, что Михоэлс, несомненно восторженно отнесшийся к самому факту появления на карте мира еврейского государства,  рассматривал эмиграцию в Израиль как неизбежность и необходимость для всех евреев и для себя лично, собирался “стать своего рода Моисеем”. Но это совершенно отдельный вопрос. Не надо забывать, что для Михоэлса, как и Маркиша, Бергельсона, Гофштейна, Квитко, Галкина и других, отъезд в Израиль означал бы практически окончательный отказ от надежд на восстановление ашкеназийской, идишистской культуры, на сохранение “маме лошн”.

В своих воспоминаниях Анастасия Павловна Потоцкая пишет: “Мне запомнились его споры с Бергельсоном. Михоэлс убеждал его в том, что Реубейни предотвратил гибель европейского еврейства, был символом надежды, веры...” Мне кажется, что именно опираясь на образ Давида Реубейни и на собственный опыт, опыт переговоров в Америке и Европе о поддержке СССР в войне с нацистской Германией, об открытии Второго фронта, Михоэлс видел основную задачу, в том числе и свою лично, в нахождении взаимопонимания, в объединении сил еврейства и Западного мира в совместной борьбе против общего врага – будь это оттоманский султан или Гитлер, или... Михоэлсу был свойствен именно глобальный, истинно “космополитический” взгляд на мир, историю, культуру, соизмеряемую им по Библии и по Шекспиру. Как писал Маркиш в последних строчках стихов «Михоэлсу – негасимый светильник» -

В бескрайний небосвод, в грядущее - вперёд! 
Всем человечеством, как в золотой гондоле! 

В моём понимании, эта идея, эта позиция Михоэлса была для Сталина гораздо более ненавистна, чем любая другая, и, в конечном счёте, более неприемлема, чем даже, скажем, идея всеобщей эмиграции евреев в Израиль.

Прошло 485 лет с появления на сцене европейской политики Давида Реубейни, восемьдесят пять лет, как был написан роман Макса Брода, более 60 лет со времени несостоявшейся постановки «Принца Реубейни», гибели Михоэлса, создания государства Израиль. Но и сегодня миссия Реубейни в противостоянии новым Сулейманам кажется не менее значимой и необходимой.