Выступления по этой статье:
Выступление от 14.06.2013, врач Апт Яков, ИзраильВыступление от 14.06.2013, доктор Систер Юлия, Израиль
Ответ автора от 10.06.2013, врач Каганцов Марк, Россия
Выступление от 10.06.2013, доктор Добрович Анатолий, Израиль
Выступление от 08.06.2013, профессор Лейзерович Александр, Соединённые Штаты Америки
Это не статья в привычном смысле слова. У автора, например, и попытки нет начать с того, чтобы дать читателю понять, что именно автор собирается ему сказать.
Да, собственно, нет и общепринятого начала – текст начинается знаменитым стихотворением Тютчева. Затем приводится его анализ, сделанный специалистом-филологом. И только тогда автор (врач и литератор) выдвигает свою медико-филологическую гипотезу, кратко сформулированную в названии статьи. Поддерживает ее мнениями и текстами известных поэтов. И заканчивает двумя своими четверостишиями.
Вот, казалось бы, и все. Но это все показалось мне так интересно для обсуждения - и по содержанию, и по форме подачи, что я поставил эту «статью-нестатью» вне всякой очереди.
Остается добавить, что текст богато иллюстрирован также необычным для нашего семинара образом.
Электрон Добрускин,
Тютчев Ф. И.
«Последняя любовь»
О, как на склоне наших лет
Какое прекрасное стихотворение! Но что творится с ритмом?
Почему он все время меняется?
Разве могут быть ритмические ошибки у такого Мастера Слова, как Федор Иванович?
Давайте сначала послушаем мнение специалиста-филолога:
«Александр Николаевич Архангельский:
Стихотворение это, как вы, наверное, и сами догадались, связано с настоящей “последней любовью” Тютчева, с чувством немолодого поэта к 24-летней Елене Денисьевой. Но не этим (по крайней мере, в первую очередь) оно интересно читателям последующих поколений. Перед нами ведь не дневниковая запись, хотя бы и зарифмованная, а лирическое обобщение; Тютчев рассказывает о своём личном чувстве, а на самом деле говорит о любой “последней любви”, с её сладостью и печалью.
И насколько противоречивым было чувство поэта, настолько смещённым, “неправильным” оказался ритм стихотворения. Попробуем проследить за его движением, прослушать его прерывистое дыхание, как врач прослушивает стетоскопом дыхание пациента; это будет непросто – нам придётся использовать сложные литературоведческие термины. Но иначе анализировать стихи нельзя, они сами устроены достаточно сложно (потому и интересны). Чтобы облегчить предстоящую работу, заранее вспомните некоторые понятия, с которыми вы уже давно знакомы. Что такое метр, чем он отличается от ритма? Что такое метрическое ударение? Чем двусложные размеры отличаются от трёхсложных? Что такое ямб, дактиль, амфибрахий? Воспользуйтесь словарями, энциклопедиями, своими учебными записями, попросите учителя дать вам необходимые пояснения.
Вспомнили? Тогда приступим к чтению и анализу тютчевского стихотворения.
Начинается «Последняя любовь» исповедальным признанием лирического героя; он признаётся читателю в нежности своего чувства – и в страхе перед возможной утратой: “Нежней мы любим и суеверней…” В первой строке двусложный размер, ямб, выдержан подчёркнуто-правильно. Здесь нет усечённых стоп, венчает строку мужская рифма. (Кстати, вспомните также, что такое усечённая стопа, мужская и женская рифма.)
И вдруг, без предупреждения, во второй строке, откуда ни возьмись, появляется “лишний” слог, не предусмотренный размером, союз “и”. Если бы не это “и”, строка читалась бы привычно, звучала бы без всяких сбоев: “Нежней мы любим, суеверней”. Но, стало быть, поэту для чего-то нужен этот сбой; пока не станем спешить с ответом на вопрос, для чего именно. Тем более что в третьей строке размер вновь строго выдержан, а в четвёртой – вновь “сбит”: “Сияй, сияй, прощальный свет // Любви последней, зари вечерней”.
Разумеется, во всём этом “непорядке” заключён особый, высший порядок – иначе перед нами был бы не шедевр русской лирики, а неумелая стихотворная поделка.
Посмотрите внимательно, ведь противоречив не только ритм стихотворения, но и система его образов. Чтобы передать весь сладостный трагизм положения своего лирического героя, всю безысходность его внезапного счастья, поэт использует антиномичные образы. Задумайтесь, с каким светом он сравнивает последнюю любовь? С прощальным, закатным. Но при этом обращается к закатному свету так, как обращаются к полуденному яркому солнцу: “Сияй, сияй!” Обычно мы говорим о вечернем свете меркнущий, гаснущий. А тут – сияй!
Так что ритмический рисунок стихотворения неразрывно связан с его образным строем, а образный строй – с напряжённым переживанием лирического героя.
Но только мы успеваем настроиться на определённый лад, привыкнуть к последовательному чередованию “правильных” и “неправильных” строк, как во второй строфе всё снова меняется:
Полнеба обхватила тень,
А в следующей строке ямб просто-напросто “отменяется”. Сразу после первой – ямбической! – стопы стих без предупреждения перескакивает из двусложного размера в трёхсложный, из ямба в дактиль. Прочтите эту строку, разбив её на две неравные части. Первая часть – “Лишь там”. Вторая часть – “...на западе, бродит сиянье”. Каждое из этих полустиший само по себе звучит ровно и гармонично. Одно – как положено звучать ямбу (стопа состоит из безударного и ударного слогов), другое – как положено звучать дактилю (стопа состоит из ударного и двух безударных слогов). Но едва мы соединяем полустишия в тесные пределы одной стихотворной строки, они тут же начинают “искрить”, как противоположно заряженные полюса, они отталкивают друг друга. Этого-то поэт и добивается, ведь чувства его лирического героя тоже перенапряжены, тоже “искрят”, тоже исполнены внутренних столкновений!
Дальше всё ещё интереснее, всё ещё запутаннее.
Третья строка этой строфы тоже написана трёхсложным размером. Но уже не дактилем. Перед нами амфибрахий (стопа состоит из безударного, ударного и вновь безударного слогов). Мало того, в строке весьма ощутим очередной “сбой”: “Помедли, помедли вечерний день”. Если бы Тютчев хотел “сгладить” ритм, он должен был бы добавить односложное слово после эпитета “вечерний” – “мой”, “ты” или любое другое. Попробуйте мысленно вставить “пропущенный” слог: “Помедли, помедли, вечерний ты день”. Ритм восстановлен, а художественное впечатление – разрушено. На самом деле поэт сознательно пропускает слог, отчего стих его спотыкается, начинает биться в ритмической истерике.
Чувство тревоги и муки нарастает. Это заметно не только по ритмическому рисунку, но и по движению образов: яркий закат блёкнет, уже полнеба в тени; так постепенно истекает и время внезапного счастья, подаренное поэту напоследок. И чем ярче разгорается чувство, тем ближе холод неизбежного финала. Но всё равно –
И вместе с тем, как успокаивается сердце лирического героя, смиряющегося с краткосрочностью своего блаженства, “выравнивается” ритм стихотворения. Одна за другой следуют три ямбические строчки. Лишь в последней строке ритм вновь на мгновение смещается, словно краткий вздох прерывает монолог лирического героя.»
Погодите! На что это похоже? Полная аритмия, дилириум кордис – бред сердца по старым авторам, сейчас ее называют мерцательной аритмией или фибрилляцией предсердий, частое страдание пожилых людей. Образующиеся в результате тромбы в полостях предсердий однажды отрываются и попадают в мозг, что приводит к инсульту. Такая беда случилась с Федором Ивановичем. http://www.youtube.com/watch?v=LLKptivf1RE
Но, выходит, что сердечный ритм диктует поэту ритм стихов! Возможно ли такое?
Да! Иосиф Бродский писал в своих воспоминаниях, что после второго инфаркта, его часто стала мучить аритмия и в стихах тоже появились сбои ритма!
Евгений Евтушенко пишет о том же у Иннокентия Анненского!
«Хмурым ноябрьским вечером бывший директор Царскосельской гимназии Иннокентий Анненский, низведенный до неопределенной роли инспектора Петербургского учебного округа, измотанный целодневным хождением по коридорам Министерства народного просвещения, где он пытался добиться "усиленной пенсии", оскользнулся и упал на мокрые, припорошенные редкими снежинками ступени Царскосельского вокзала в Петербурге...
Сердце, перебоями давно уже грозившее внезапно остановиться, на сей раз не выдержало уничижительного просительства за себя, хотя на самом деле это была забота не о себе, а о ближних: о жене, много старше его, которую он взял вдовой с двумя подростками-сыновьями...
За Анненским стоит русская классика. Но иногда он разламывал традиционную метрику, прорываясь в нынешние дактилические ассонансы ("Гармонные вздохи"). В "Нервах" четкий ритм вдруг превращался в мерцательную аритмию, точно отображая то состояние, когда "Нервы - / большие, / маленькие, / многие! - / скачут бешеные, / и уже / у нервов подкашиваются ноги!" (Маяковский).»
Я написал:
О, как на склоне наших лет…
Как ни странно, но аритмия стихотворения «Последняя любовь» вовсе не смутила композиторов – на него написано много романсов:
http://www.youtube.com/watch?v=0sX6x94oQfk
http://www.moskva.fm/marks/lilit2/285332
http://www.youtube.com/watch?v=-WSinp5u2XE
http://sluhani.com/dump/%D1%82%D1%8E%D1%82%D1%87%D0%B5%D0%B2%D0%B0
http://muzofon.com/search/%D0%A4%20%D0%A2%D1%8E%D1%82%D1%87%D0%B5%D0%B2%D0%B0
http://xmusic.me/q/l_u9_rTR5PSR8orm/
Удивительно, но эти чудные стихи, по-моему, прекрасно ложатся и на музыку «Романса» Георгия Свиридова.
http://www.youtube.com/watch?v=kmcY98ofE38
Интересно, что автор клипа, почувствовав ауру музыки (а может быть, кто знает, и стиха Ф.И. Тютчева), назвал его «Поздняя осень».
______________________________________________________________________
Архангельский Александр Я ИДУ НА УРОК http://lit.1september.ru/article.php?ID=200101907