Безумие единиц – исключение, а безумие целых групп, партий, народов, времен – правило.

Что бы ни думал человек о собственном происхождении – явился ли он результатом изощренной цепи природных превращений или для него потребовался отдельный акт творения – его трудно признать доведенным до совершенства изделием. Хитроумная физическая организация с многочисленными механизмами регуляции и равновесия дискредитируется десятками, если не сотнями болезней, которыми поражается каждая ткань, каждый орган человеческого тела. Могучий интеллект , приведший человека к вершине биологической пирамиды, легко совращается ложными, химерическими образами. Возможности человеческого мозга становятся актуальными при объединении людей в крупные сообщества. Но многомиллионные сообщества время от времени порождают процессы, не только противоречащие целям объединения, но и угрожающие благополучию и самой жизни своих членов. История, если она желает быть чем-то большим, чем занимательные рассказы из жизни предков, обязана учитывать психические особенности участников исторических драм, но также и психические отклонения, порождаемые массовыми процессами в этих сообществах. Для исследований подобного рода, называемых психоисторией, недавно завершившийся 20-й век представил материал более чем обильный. Но, прежде чем пытаться понять психопатологию этой эпохи, полезно обратиться к тому периоду человеческой истории, когда существенные черты «террористических» эпох впервые проявились в открытой, незамутненной, классической форме. И здесь право первородства принадлежит, судя по всему, Раннему Новому Времени, прославленному великими победами наук и искусств и омраченному яростным преследованием ведьм и колдунов в христианских странах Западной Европы. Новые исторические исследования, проведенные за последние 30 лет и основанные на тщательном сопоставлении архивных материалов, помогли яснее увидеть происходившие события и избавиться от старых заблуждений и стереотипов. Для моего исследования особенно важным являлся доступ к первичным материалам, который предоставляют интернетовские коллекции некоторых исследовательских центров. Особенно полезным оказалися сайты Cornell University Library Witchcraft Collection и The Salem witchcraft papers, University of Virginia Library. Таким образом, психологические и психиатрические оценки в этой работе подкреплены, в существенной их части, изучением судебных протоколов и печатных изданий того времени. Общие сведения, по необходимости краткие, но существенные для понимания исторического контекста, заимствованы из исследований, приведенных в списке литературы.

Оглавление.
Новая демонология 11 
Демонологическая диагностика 24 
Ведовской судебный процесс 27 
В чем признавались ведьмы? 32 
Почему они признавались? 39 
Паника на вершине 56 
Закат ведовской охоты 69 
Обсуждение 85 
Литература 54

Введение 
Колдуны, маги, ворожеи, знахари, гадалки, предсказатели и прочие профессионалы магического мышления сопровождали человечество на всём его пути. Незаменимые в роли народных психотерапевтов, они предлагали опору, хотя и иллюзорную, в изменчивом и угрожающем мире. Со временем их серьёзно потеснили просветители – борцы с суеверием, рационалисты- учёные и доктора медицины с их антибиотиками и компьютерной томографией. Но некая сумеречная ниша оставлена для них до сих пор. Посредники тёмных иррациональных сил, сами они нередко становились жертвами страха и подозрений. Им приходилось расплачиваться жизнью за неверные предсказания, смертельные болезни, неудачные роды, гибель посевов и падеж скота. 
Но и в наши дни, в просвещенной Европе и цивилизованной Америке старые силы продолжают являться не только в обновленных, но порою и в прежних, привычных формах. Отдельные случаи нападения на ведьм отмечались еще в 80-х годах 20 века.(1). 
И все же большую часть человеческой истории служители магического (символического, первобытного и т.д.) мышления мирно существовали на периферии занятого своими прозаическими трудами общества. Но в течение одного, хотя и довольно длительного периода, массовое преследование поставило своей целью их полное уничтожение. Подготовка к этому преследованию началась, вероятно, на исходе средневековья, но полное его развитие относится к периоду, известному как Раннее Новое Время ( Early Modern Age ), первые драматические шаги которого в самом конце 15 века отметили эпоху Великих географических открытий. Быстрый технологический прогресс и развитие мировой торговли свидетельствовали о рождении уклада, названного позже капиталистическим. Новое время перестало быть ранним в конце 18 века, с началом Промышленной Революции и падением Старого Режима во Франции. Эта же эпоха, или, по крайней мере, значительная её часть, традиционно носит славное имя Возрождения. Однако, содержание понятия и его эмоциональный заряд сделали Возрождение термином неудобным для исторического исследования. Повторное рождение европейской культуры (Renaissance) вслед за веками бесплодного средневековья – определение, содержащая в себе оценку, к тому же не бесспорную (61). Предпочтительнее, поэтому, Раннее Новое Время как обозначение нейтральное и свободное от эмоций.

Искушение найти главных виновников и главные события, открывающие преследование, неизменно приводят к булле папы Иннокентия VIII от 1484 г. ”Summis Desiderantes”, в которой он объявил о повсеместном распространении ужасного преступления: ведьмы и колдуны, поддавшись соблазну, в том числе сексуальному, со стороны Дьявола и по его наущению терзают, мучат и приводят к гибели мужчин и женщин, детей и домашних животных, уничтожают виноградники, сады и пaстбища, хлеба и все земные плоды (3). Полагали, что булла и знаменитый «Молот ведьм», который она сопровождала, открыли дорогу ведовским процессам и завершающим их казням, которые, волнообразно усиливаясь и ослабевая, а порою и прекращаясь на целые десятилетия, продолжались в христианской Европе до конца 18 в. Ревизия исторических данных показала, однако, что «Молот ведьм» сделался популярным руководством не раньше, чем преследование получило достаточное развитие и в него вовлеклись светские суды.(64). Католическая Энциклопедия называет мнение о первостепенной важности буллы папы Иннокентия VIII иллюзорным, ибо к этому времени активная компания против колдовства продолжалось уже значительное время, в том числе и практические шаги в виде судов и казней. Согласно этому же источнику, именно в Тулузе, пораженной ересью катаров, в 1275 году по приговору инквизитора была сожжена ведьма, которая призналась в телесной связи со злым духом. От этой связи родилось чудовище, и ведьма кормила его плотью младенцев, добываемой во время ночных экспедиций (2).Первые ведовские процессы заимствовали организацию, да и характер обвинений, из недавнего преследования еретиков, в особенности катаров. В той же в Тулузе в 1334 г. трибунал осудил большую группу (63 чел.) обвиняемых, из которых 8 были отправлены на костер. Две старухи признались в преступлениях, ставших «обычными» в последующие столетия: участии в оргиях, где ритуальное поклонение Дьяволу сопровождалось сексуальным непотребством и пожиранием плоти убиенных младенцев.(2). И все же подобного рода суды долгое время оставались единичными и официальная реакция церкви не теряла здравого смысла вплоть до повсеместного распространения ведовской паники (2). Выбор конкретного костра или виселицы, трактата или памфлета как точки отсчета всегда будет делом в немалой степени произвольным. Судя по всему, обнаружить первые шаги общественных движений столь же трудно, как и первых заболевших большой эпидемии.

В почти трехсотлетнем периоде преследований, вторая половина 16 – первая половина 17 столетия больше всего соответствует определению, ставшему столь популярным – охота на ведьм. Первое употребление этого термина в метафорическом смысле Oxford English Dictionary находит у Дж. Оруэлла, писавшего о гражданской войне в Испании (1938г.). Пьеса Артура Миллера о Салемских ведьмах, эта явная реакция на лихорадку подозрительности и преследований, возбужденную сенатором МакКарти, распространила определение весьма широко. Оно пришлось по вкусу образованной публике и уже порядком поизносилось от частого и неосторожного употребления. Раннее Новое Время больше всего может претендовать на буквальное, а не метафорическое применение популярного термина. 
Это время – один из самых беспокойных и кровавых периодов человеческой истории. Холодные и долгие зимы, грозы и штормы необычайной силы, частая гибель урожая и, как следствие, недоедание и голод, экономические неурядицы, инфляция и обнищание значительных групп населения, повторяющиеся эпидемии – все эти несчастья дополнялись ужасами религиозных войн, опустошением захваченных городов и казнями побежденных. 
В полном своем развитии охота на ведьм приобретает настолько иррациональную, извращенную природу, что обозначается историками как ведовская паника и ведовское безумие. Но в это же время общество делает шаги совсем в другом направлении.

1492г. – корабли Христофора Колумба достигают Америки. 
1492г. – Мартин Бехайм создаёт первый глобус. 
1503г. – Леонардо да Винчи завершает портрет Моны Лизы. 
1511г. – Эразм Роттердамский издаёт «Похвалу Глупости» , сатиру на косность и суеверие. 
1522г. – Завершается первое кругосветное плавание, окончательно доказавшее,что Земля имеет форму шара. 
1532г. – Франсуа Рабле начинает издание своих знаменитых книг о Пантагрюэле и Гаргантюа. 
1543г. – Николай Коперник публикует книгу « Об обращении небесных тел», содержащую гелиоцентрический взгляд на мир. 
1580г. – Мишель Монтень выпускает знаменитые «Опыты». 
1601,1605гг. – Уильям Шекспир ставит пьесы «Гамлет» и «Король Лир». 
1605-1615гг. – Мигель де Сервантес издает свой роман «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский». 
1609г. – Иоганн Кеплер описывает первые два закона движения планет и через десять лет – третий. 
1609 г. – Иоганн Каролус начинает издание первой еженедельной газеты в Европе. 
1620 г. – Франсис Бэкон печатает «Новый органон», предлагая метод познания, названный позже научным – наблюдение, эксперимент и проверка гипотез. Он же чеканит известное изречение : знание – сила. 
1632 г. – Галилео Галилей издаёт знаменитый «Диалог о двух главных системах мироздания» с доказательствами гелиоцентрической теории. 
1637г. – Рене Декарт публикует математический труд «Геометрия» и философский «Рассуждения о методе…», закладывая основы аналитической геометрии и рационалистической теории познания. 
1687г. – Исаак Ньютон издаёт «Математические начала натуральной философии», в которых излагает закон всемирного тяготения и основные законы классической механики – подлинные источники научной революции.

Новая демонология.
Христианская церковь долгое время относилась к магии и колдовству как вредному суеверию, унаследованному от язычества и стремилась искоренить его, не прибегая, впрочем, к особенно энергичным мерам. Реальность колдовства не то чтобы отрицалась отцами церкви – это противоречило бы Священному Писанию – но ограничивалась скромной областью дома и семьи, никак не угрожая основам христианского мира. Официальным документом церкви до 13 века можно считать Canon Episcopi, по которому пресловутое искусство колдовства – иллюзия и обман, учиненные Дьяволом, ведьмы же – несчастные женщины, умом которых он овладел при помощи своих бесчестных трюков. Самому Дьяволу приписывалась скромная роль иллюзиониста, а вовсе не распорядителя материального мира (4). В эти ранние и «темные» века случались единичные индивидуальные осуждения колдунов и ведьм, пытки, казни и, конечно, народные расправы.(2). 
Многие элементы нового демонологического учения, как и конкретные обвинения против ведьм, явным образом заимствованы из древних источников. Первых христиан обвиняли в отвратительных преступлениях, творимых на тайных сборищах этой секты: в убийствах младенцев, поедании их плоти, групповых сексуальных оргиях. (9, с. 121– 124). Им же приписывали пагубное влияние на погоду, и если не было дождя виновниками оказывались христиане. ( Бл. Августин, цит.10, с. 60). Много позже христиане стали приписывать те же мерзости еретикам и евреям, в том числе ритуал поклонения Дьяволу во время собраний, названных шабашами.

Новая демонология родилась, когда авторитеты церкви посчитали ведовство «наивысшей изменой по отношению к божественному величию и бунтом против беспредельной божественной власти». (5.стр.51). Знахари, ворожеи, гадалки и деревенские ведьмы, эти частнопрактикующие мистики, стали теперь участниками великого заговора против христианского мира, членами обширной и тайной организации, располагающей такими средствами и такими возможностями, которые позволяли бросить вызов самому Богу. Создателем этой организации, этой новой церкви, пародирующей христианскую и глумящейся над её обрядами мог быть только Дьявол. Традиционная роль Дьявола и его многочисленного воинства оставалась до Раннего Нового Времени достаточно скромной. Зло, творимое Врагом рода человеческого, ограничивалось рамками божьего попущения. Но теперь эти рамки стали настолько широкими, что позволяли не только отравлять и делать невыносимой земную жизнь, но и приводить к гибели многочисленные души. Новая теория не успокаивала, но объясняла по-новому происхождение массовых бедствий: внезапных капризов погоды, уничтожающих урожай, рапространения чумы и сифилиса, участившихся случаев рождения уродов, а также размножившихся еретических движений, разрушающих единство истинной веры. Дьявол и его бесы сумели привлечь к нечестивому культу бесчисленных агентов, которые с помощью колдовства, используя сверхестественные возможности Князя Тьмы, и творили эти несчастья. Их беспрецедентный, невиданный в прежние времена масштаб и само неистовство Дьявола с несомненностью указывали на скорый конец преступного и греховного мира. Острое ощущение приближающейся катастрофы сохранялось и в 17 веке. По A. Робертсу, « в эти последние дни, в эти гибельные времена» две силы порождают наибольшие несчастья. Одна из них – атеизм – сила беспокойная и развязная, стремящаяся в глубины, недоступные человеческому разуму. Вторая – это колдуны, маги, ведьмы и прочие того же сорта, создавшие лигу с Сатаной, общим и заклятым врагом всего человечества.(6, с.2– 4). Поскольку сам Дьявол, дух вечный и бессмертный, доступен человеческому воздействию в весьма незначительной степени, гнев общества обрушился на посредников, преследуя которых надеялись защитить мир от власти Дьявола, но также и спасти человеческие души – хотя бы и очищением с помощью огня.

Фундаментом новой демонологии явилась, таким образом, ревизия роли Дьявола в мире, и эта новая роль поразительно напоминала ересь катаров и других манихейцев, полагавших, что злое начало, по силе почти равное божественному, и является подлинным властителем материального мира. Великий реформатор Мартин Лютер больше других содействовал распространению этого мнения. Его Большой катехизис, главное руководство в делах веры, учит видеть и понимать страшные опасности, каждодневно грозящие христианину. «Дьявол всегда рядом с нами, всегда в ожидании возможности ввергнуть нас в грех, позор и несчастье ... Дьявол – наш главный враг, ибо все его мысли и желания направлены на то, чтобы лишить нас всего, что дает нам Бог. Он не только совращает души своей ложью, он угрожает стабильности всех правительств и достойным, мирным отношениям на земле. Это он вызывает раздоры, войны и убийства, бури и град, уничтожает скот и посевы, отравляет воздух и т. д… Нам ничего не остается на этой земле, как только молиться против нашего вечного врага неустанно.» (52). В застольных беседах, записанных его соратниками и учениками и неоднократно изданных, Лютер развивает «дьявольскую» тему во всех её пугающих аспектах. «Это совершенно ясно, что все, кто повесился или покончил с собой другим путем сделали это не сами; это Дьявол набросил им веревку на шею или вонзил в горло нож.» (53, р. DLXXXV). 
Бесчестные агенты Сатаны, ведьмы, не вызывают у Лютера никакой жалости и он готов «сжигать их всех» (там же, р. DLXXVII). Он убеждает своих читателей и слушателей, что «мы лишь гости и странники в этом мире, наши тела и души отданы во власть Дьяволу. Он и есть Бог этого мира и все здесь в его власти.» (там же, р. DCIV ).

Принятие нового учения явилось решительным поворотом во мнении церкви и образованной части общества. Обильная демонологическая литература получила широкую аудиторию и ведущие интеллектуалы того времени, в том чиле и философы скептического толка участвовали в обсуждении. (7, с.xiv). О том, что мнение церкви стало меняться свидетельствует трактат Иоганна Нидера «Furmicarius», написанный около 1437 г. Здесь присутствует уже и метод доказательств – свидетельства уважаемых людей, и форма, ставшая традиционной – диалог теолога со скептиком. Но главное – И. Нидер, философ и теолог, декан Венского университета, свободно повествует о пытках и сожжениях ведьм, как если бы в этом не было ничего противоречащего мнению церкви (65). При определенных обстоятельствах возможны были серьезные возражения. Д– р Иоганн Эпштейн заявил,что не верит в существование ведьм, а колдовство считает фантазией и заблуждением, основанным на неразумном и лихорадочном воображении людей. (7, с.82). По мере утверждения идеологической революции и, в особенности, в тех частях Европы, где её энтузиасты получили реальную власть, критические голоса если и не умолкли совершенно, то сделались редкими. 
Окончательное формирование теории потребовало значительного времени и многочисленных «увязок» с первоисточниками. И тут несомненна заслуга классиков демонологии Генриха Крамера (известного под латинской формой его имени – Инститорис) и Якова Шпренгера и их знаменитого руководства Maleus Maleficarum (Молот ведьм), изданного в 1486 г. (8). Уже со времени Фомы Аквинского (13 век) наука была допущена к обсуждению святой доктрины (74). Но если существование Бога подтверждается при помощи 5 силлогизмов, то и козни Дьявола удобно разоблачать с помощью той же формальной логики. Авторы «Молота» приводят доводы своих противников и разбивают их подробными, порой утомительными перечислениями контрдоводов. Главные доказательства отыскиваются в Священном писании и трудах отцов церкви. Разбить противника – значит обнажить его заблуждения в понимании этих источников истины. 
Достоинства и необычайная популярность этого демонологического руководства связаны не только с обоснованием теоретических основ, но и с разработкой прикладной части учения. Разрешаются важные научно-практические вопросы: действует ли Дьявол совместно с колдуном? Могут ли демоны, принимающие облик мужчин и женщин (инкубы и суккубы ) и вступающие в сексуальную связь с людьми, порождать людей? Каковы «главные свойства женщины» и почему « у немощного пола этот род скверны более рапространен, чем среди мужчин»? (8, с. 177). Могут ли ведьмы препятствовать способности к деторождению? Придают ли ведьмы людям облики животных? Необходимо ли божье попущение при колдовстве? Как ведьмы наводят порчу на домашний скот? Как ведьмы с помощью колдовства насылают болезни, вызывают град, направляют молнии на людей и животных? 
После того как механизмы зла указаны и классифицированы, подробно описываются различные способы борьбы с ним и средства для избавления от колдовских напастей. Изложение всегда сохраняет свои родовые признаки. Форма его наукообразна, с подробным перечислением всех «за» и «против», употреблением соответствующих формул («делая логический вывод из этого заключения, мы можем сказать…»(8, с.154), или : « выводы из аргументов..» и т. д. ( с.160). Кроме обильных ссылок на церковные авторитеты, авторы обращаются к Аристотелю и Сократу, спорят с Авиценной, цитируют римского поэта Лукана, ищут подтверждения своих мнений у медиков. Столь явное стремление представить ведовскую концепцию как единственно правильную и логически обоснованную систему взглядов уживается с многочисленными допущениями произвольного толка и невероятными свидетельствами из личного опыта и опыта знакомых инквизиторов. Авторы знали старуху, которая навела любовные чары на 4 аббатов одного монастыря и при этом говорила: « Я это действительно совершила и буду так поступать и впредь. Они будут продолжать любить меня, ибо они много съели моих испражнений» (8, с.133). Предполается, что трактат почти целиком написан одним автором – профессором Генрихом Крамером, теологом-доминиканцем и инквизитором Рейнской области.

И сам трактат, и чрезмерная активность его главного автора в организации процессов против ведьм вызвали неудовольствие и даже противодействие церковных и университетских кругов. Теологический факультет Кёльнского университета посчитал, что новая демонология не согласуется с католической доктриной, а специальная судебная процедура, предлагаемая для разоблачения ведьм, попросту незаконна. Епископ Инсбрука, где Крамер в 1485 г. вел большой процесс против ведьм, раздраженный безграничным любопытством инквизитора к подробностям сексуальной жизни предполагаемых ведьм, распорядился остановить процесс (64). Но папа Иннокентий VII, к которому Генрих Крамер обратился за помощью, подтвердил все основания его теории: Дьявол сумел очаровать и соблазнить многочисленных женщин, но также и мужчин, которые отдали ему свои тела и души; эти люди отреклись от истинной веры и отказались от спасения; зло, творимое ими, всесторонне и многообразно и поражает людей, животных и растения; ведьмы вмешиваются в сексуальную жизнь, лишая мужчин потенции, а женщин возможности зачатия и оставляя, таким образом, браки бесплодными. Чтобы предохранить здоровую часть христианского мира от того, что сам папа назвал инфекцией, он распорядился, чтобы власти Верхней Германии, церковные и светские, всячески способствовали инквизиторам в искоренении заразы (3). Папская булла, ставшая предисловием к «Молоту ведьм», хотя и не изменила немедленным образом мнения скептиков, сообщила новую энергию рождающейся демонологии.

Совместные усилия самых образованных людей, укрепили и дополнили новую теорию. Жан Бодин, выдающийся учёный, юрист и публицист 16 столетия, объяснил смысл рокового сражения с силами зла. Страна, которая терпит у себя ведьм, наказывается чумой, голодом и войнами. Те, кто уничтожает их, умеряют гнев Бога и приобретают его благословение. Государь не вправе прощать преступление, направленное против величия Бога (66). 
Иезуит Мартин дель Рио, выдающийся юрист и теолог, человек необыкновенной эрудиции, знаток древних и современных языков, существенно дополнил «Молот ведьм» впечатляющим и детальным описанием шабашей – омерзительных тайных ассамблей ведьм, колдунов и нечистых духов. Он же подтвердил сверхестественные возможности ведьм, в частности, их ночные полеты. Всестороннее описание магии и колдовства в сочетании с юридическими основаниями ведовских процессов сделали «Исследование магии» Мартина дель Рио одним из самых популярных руководств 17 века. Существенно облегчало охоту определение колдовства как преступления особого, требующего особой судебной процедуры. Мартин дель Рио подкрепил своим авторитетом главный аргумент против скептиков, не верящих признаниям ведьм: эти признания слишком единообразны, чтобы быть продукцией индивидуальных фантазий (67).

Просвещенный король Шотландии Яков VI (он же английский король Яков I) – не склонен принимать на веру все фантазии демонологов. В своей 3-х томной «Демонологии» он объявляет невозможным превращение людей в диких животных, те же кто считают себя оборотнями и ведут соответственно (ликантропия) являются лишь жертвами меланхолии, порождающей иллюзии. Не верит король и в реальность полетов ведьм в свите Дианы, в эти мифологические обряды, известные из языческих времен (59). Подобно всякому идеологу, пожелавшему навести порядок в области теории, он стремится разоблачить уклонистов и путаников и представить для общего пользования простой и понятный вариант практической философии. Уже в предисловии король объявляет, что хочет укрепить сомневающиеся сердца и разбить проклятое мнение 2-х главных врагов истины. Первый из них – англичанин Реджинальд Скот, который не устыдился опубликовать утверждение, что колдовства не существует и таким образом впал в старую ошибку седуккеев, отрицавших существование духов. Другой – Иоганн Вейер – немецкий врач, который своей апологией исскуства магии разоблачил себя как принадлежащего к этой преступной группе. Между тем, все просто и очевидно: ведовство существовало в давние времена и существует поныне. Первое удостоверяется Священным писанием, а второе – ежедневной практикой современности. По теории короля Якова, Дьявол, эта Обезьяна Бога, имитирует в мельчайших подробностях устройство христианского мира и отношение верующих и Господа – все это, разумеется, с противоположным знаком. Одержимый жаждой поклонения, он вербует себе сторонников. Он требует знака, отмечающего их, как Бог отмечает свою паству крещением. Он хочет публичного изъявления обожания и собирает своих слуг, как церковь собирает слуг божьих. Он требует творить в его имя зло, точно так же как Бог побуждает творить добро. Его церемониал напоминает церковный и нередко проводится тайным образом в церкви. Так же, как Бог открывает будущее и указывает свою волю в видениях и снах, Дьявол способен обманывать своих слуг при помощи иллюзий. Как и другие сочинения такого рода, «Демонология» короля Якова наукообразна, отмечена утомительным стремлением к делениям и классификациям. Небольшой параграф посвящен наказанию ведьм. Здесь король краток и категоричен – смертная казнь независимо от пола, возраста и места в общественной иерархии – обычно сожжение, но способ не столь уж важен и может зависеть от обычаев и законов страны. Поскольку преступление здесь экстраординарно – измена Богу, то всякое снисхождение со стороны магистратов – не только преступление, но и грех. Сложный вопрос – считать ли доказательством обвинения признавшихся ведьм, король разрешает категорически: при других видах преступлений показания такого сорта бесчестных лиц не должны, разумеется, учитываться, но здесь, когда перед нами тягчайший вид измены – измена Богу – допустимы любые доказательства. Другой трудный вопрос – не может ли дьявол использовать спектр человека , чтобы совершать преступные действия, когда сам человек ничего не знает об этом, разрешается исходя из общего принципа: Дьявол не может пользоваться образом без предварительного согласия оригинала. (59). (Так что салемские судьи заранее получили высочайшее разъяснение запутанной проблемы и действовали соответственно).

В то время как математики, мореходы и астрономы открывали мир удивительного порядка и строгой рациональности, великое создание Творца, этого Божественного Геометра, когда средневековая схоластика заметно отступила, а Возрождение распространилось на Северную Европу, влияние новой демонологии на человеческие умы крепло и расширялось. 
Новая ведовская теория, изощренная и наукообразная, требовала для своего постижения достаточного уровня образованности и знакомства с некоторыми теологическими первоисточниками. Соответствующий общественный слой, несомненно существовал. Во второй половине 16 века даже сельские жители, если судить по наказам для Генеральных Штатов 1576 г. могли найти в своей среде людей, способных письменно излагать идеи политического, экономического и религиозного характера.(12, с. 320– 321). И, как признак нового времени, появились бестселлеры. Памфлет « Диалог Господина и Горожанина», опубликованный в 1593 г. разошелся мгновенно, « экземпляры его буквально рвали из рук и платили за них золотом». Генрих IV готов был приобрести памфлет «за любую цену» ( там же, с. 315). «Молот ведьм», эта энциклопедия ведовства, с 1486 до 1520 г. выдержал 14 изданий. Трактат Мартина дель Рио, самое популярное и авторитетное руководство 17 столетия по ведовству, издавался 20 раз. Печать стала главным распространителем учения. Информация о ведовских процессах и завершающих их казнях в виде немедленно издаваемых памфлетов и листовок становилась общедоступной и уже в то время страдала врожденными пороками – искажением фактов в угоду сенсационности и пропагандистскими наклонностями. Авторам обличительных сочинений случалось видеть или слышать из самых достоверных источников об удивительных явлениях, которыми сопровождаются совместные козни Дьявола и ведьм. В памфлете «Новости из Шотландии» от 1591г. удостоверяется, что король Яков VI поверил в могущество ведьм, когда одна из них отозвала его в сторону и напомнила именно те слова, которыми он обменялся с юной королевой Анной в первую брачную ночь. (68, c.15).

Охота на ведьм не могла распространиться по всей христианской Европе без энтузиазма неграмотных масс. И здесь главная роль принадлежала профессионалам устного слова. Странствующие монахи и многочисленные проповедники питали народ облегченным вариантом демонологической теории, без излишних теологических тонкостей, но с мощным зарядом страха и ненависти. Слово проповедников подкреплялось новым средством наглядной агитации. Гравюра на дереве, широко распространённая, изображала преступный путь ведьмы и её ужасный конец : договор ведьмы с Дьяволом, представленным темной фигурой в плаще и шляпе, сквозь которую торчат рога, но часто и в виде химеры с козлиной головой и хвостом; полёты ведьм и веселье шабаша; вредительство, в том числе «погодный коктейль», приготовляемый ведьмой (weather cooking ); суд над ведьмой и пытки; доставку ведьмы к месту экзекуции; сцену казни.

Демонологическая диагностика.
Деревенские жители всегда знали к кому следует обращаться при родах, болезнях, необходимости отыскать пропавшее имущество, удержать ненадежного любовника, прояснить тревожное будущее. В городах практиковали ученые – астрологи и алхимики, искусство которых ценилось в образованных кругах. Тёмные силы, призываемые в помощь людям, могли быть, разумеется, использованы и во вред. При этом подозрение обращалось прежде всего на тех, кто соответствовал тысячелетнему образу ведьмы в народном сознании – безобразная старуха, нищая, злобная и сварливая, вызывающая несчастья своим взглядом, проклятиями, ворожбой. Сами несчастья соответствовали понятию malificium – злонамеренному вредительству. Близость по времени и месту могли служить основанием для раправы или судебного преследования – достаточно было, чтобы ведьму видели у дома, где вскоре умер ребенок, пропало молоко у коровы или случился пожар. Но, по мере принятия демонологической теории образованными слоями общества, прежнее деревенское вредительство поблекло в сравнении с новым и страшным преступлением – заговором дьвольских сил против всего христианского мира. Групповой и в то же время тайный, подпольный характер преступления побудил к новому определению виновных. В спокойные времена и при обычном судопроизводстве искали, естественным образом, тех, кто мог быть виновным в конкретном преступлении. Теперь преступлением стала сама принадлежность к группе. Следовало отыскать признаки, позволяющие отличить добрую христианку от ведьмы, заключившей нечестивый союз с Дьяволом. Решая эту задачу, демонологи проявили основательность и усердие с которыми трудно будет сравниться их коллегам в последующие годы, включая и 20 столетие. В многочисленных трактатах были определены физические симптомы и экспериментальные тесты по определению ведьм. Дьявольская метка (Stigmata diaboli), которой Враг рода человеческого отмечал своих новых сторонников считалась несомненным признаком ведьмы. Поскольку за таковую признавались родимые пятна, бородавки и шрамы, легко находимые у каждого, некоторые говорили «о трудности различия между печатью Дьявола и естественным несовершенством кожи» , но подобные утверждения, по мнению доктора Фонтена, одного из «наиболее глубоко образованных и научно мыслящих людей во Франции начала XVII столетия» свидетельствовали лишь о плохой медицинской подготовке этих скептиков.(5, с.73). Для усиления конспирации Дьявол мог прибегнуть к хитрости, сделав метку невидимой. В таком случае её приходилось отыскивать во всех частях тела при помощи колющих инструментов. Считалось, что метка безболезненна и не кровоточит. Ведьмин знак – диагностический признак, популярный в Англии, указывал на наличие у ведьмы т.н. помощников, мелких бесов в виде животных, живших в её доме, которых она должна была питать соками собственного тела. Для этого предназначались соски, которые и обнаруживались при осмотре, как правило, в половых органах. Экспериментальные доказательства, заимствованные из практики прежних веков включали также испытание водой. Ведьмы не тонули, и тому находилось теоретическое объяснение : «вода отказывалась принимать их в своё лоно, ибо они стряхнули с себя следы крещения и по доброй воле отказались от благ, которое оно дает».(5, с.317). Испытание могилой основывалось на древнем поверье : когда убийца приближается к телу жертвы, раны вновь начинают кровоточить. Если ведьма или колдун обвинялись в причинении смерти, мог быть проведен и этот опыт. Находились свидетели, как и при испытании водой, которые подтверждали эффективность эксперимента. Отсутствие слёз во время допроса и пытки могло быть важным свидетельством связи предполагаемой ведьмы с Дьяволом. Поскольку «…благодать проливания слёз у кающихся принадлежит к важным дарам Бога…, то не может быть сомнения в том, что она весьма противна Врагу спасения. Поэтому никто не может сомневаться в том, что Нечистый ревностно хочет помешать пролитию слез…».(8, с.369– 370). Спектральное доказательство – таким термином обозначалось в демонологии обвинение женщины, которая, по утверждению околдованного, являлась ему в виде призрака, духа, фантома (specter). В таком же виде она могла оставаться в супружеской постели, физически присутствуя на шабаше, что подтверждалось признаниями других участников. 
Применялись и прочие способы разоблачения . Считалось, что сообщники Дьявола не способны прочесть вслух «Отче наш», ни разу не запнувшись. И всё же не эти, тщательно разработанные и теоретически обоснованные физические признаки и следственные эксперименты определили судьбу большинства жертв. Особая процедура судебного процесса, способного к саморазвитию и вовлечению новых обвиняемых, позволила сделать преследование массовым и вызвать немалое опустошение в пораженных «ведовской истерией» областях.

Ведовской судебный процесс.
Ведовство относилось к категории crimina excepta – исключительных преступлений и подлежало преследованию по правилам, рекомендованным для судов над еретиками. « В религиозных процессах должно быть сокращенное судопроизводство. Судья не должен требовать обвинительного акта и формального введения в процесс. Он обязан прекращать возникающие во время суда излишние словопрения, тормозящие разбор дела аппеляции, пререкания защитников и вызывание лишних свидетелей» (8, с. 347– 8). Ярость защитников божьего дела выражалась в то время с искренностью, невозможной в сходных обстоятельствах в последующие эпохи. Те же инквизиторы предлагали судье заранее предупредить адвоката «…чтобы этой защитой адвокат не навлек на себя обвинения в покровительстве еретикам… Ответ адвоката, что он–де защищает не лжеучение, а лицо, не способно предотвратить наказание…, действуя не в соответствии с указанным судебным порядком, он становится еще более достойным проклятия, чем сами ведьмы.» (8, с. 355– 6). В тех странах, где ведовские процессы велись светскими или религиозно-светскими судами, раздавались те же голоса. Английский судья советовал присяжным не дожидаться признаний и не тратить времени на поиск прямых доказательств, учитывая силу подозрений и очевидность обстоятельств», иначе ведьмы, в своей великой злобе «в скором времени заполонят всю землю», (5, с. 313). И всё же эти призывы отражали скорее энтузиазм активистов террора, чем судебные правила и принципы. Последнее верно, прежде всего, для инквизиционных трибуналов, построенных на строгих правилах, позволяющих, по убеждению законодателей, основательно и надёжно отличать еретиков от верных католиков. Со времени Томаса Торквемадо специальный пункт инквизиционных правил утверждал: «никто не должен подвергаться заключению в тюрьме, если его преступление не доказано достаточными уликами» (13, с. 201). Трибунал предусматривал двух квалификаторов, специалистов– теологов, которые определяли, являются ли еретическими слова или писания подозреваемого, понимал ли он, что « наша святая мать католическая церковь учит в противоположном смысле» ( Там же, 200). Квалификаторы проводили свою экспертизу дважды: до ареста на основании предварительного знакомства с материалом и перед решением суда на основании материалов следствия. Правила от 1561 г. позволяли каждому члену инквизиционного трибунала свободно «выражать такие соображения, которые он сочтет подходящими и никто не может обвинить его в злонамеренности, прервать его или помешать ему» ( Там же, 567). Эти же правила содержали предостережения в отношение надежности показаний, добытых пытками. Основатели инквизиции ограничили тяжесть и продолжительность пыток. Само их применение требовало предварительных доказательств совершения преступления. (1, с. 72) Но по мере подъема волны преследования судебные гарантии отменялись или игнорировались.

Во второй половине 16 в., когда охота на ведьм рапространилась по всей Западной Европе, главные теоретики и инициаторы преследования стали проявлять определенное беспокойство и призывать к осторожности. Там, где охотой занимались инквизиционные трибуналы – в Италии и Испании, жертв было меньше, чем в соседних странах.(Там же, 81). 
Суды над ведьмами, как инквизиционные, так и светские, обладали всеми признаками судов чрезвычайных. Предназначенные для спасения христианского мира, стоящего на пороге гибели, они полагали искоренение массового зла более важным, чем заботу об индивидуальной справедливости. Тайный характер преступления и его повсеместное распространение требовали особой процедуры поиска и привлечения к суду. Важнейшим средством при таких обстоятельствах был признан донос. Шпрингер и Инститорис рекомендуют судье успокоить доносителя и объяснить, что от него не потребуется доказывать виновность, но лишь сообщить имена подозреваемых и характер подозрений. Искренность удостоверялась присягой на Священном Писании. (8, с.343). Для эффективного поиска виновных и свидетелей предназначалась стандартная процедура. На дверях церкви или ратуши вывешивался призыв разоблачить всех, «о которых идет молва как о еретичках, или ведьмах, или вредительницах здоровья людей, домашнего скота и полевых злаков, или приносящих вред государству» ( там же, с.342). Обращение могло предназначаться и самим ведьмам. Устанавливался срок для явки с повинной и многие предпочитали такой путь разоблачениям доносчиков. (14). Признание собственных заблуждений приносило несомненную пользу в Испании в определенный период, когда Инквизиция склонялась к прощению раскаявшихся ( там же). 
К раскаянию побуждала и неотвратимость разоблачения. Всем известная категория подозрительных включала тех, кто имели репутацию ведьмы. Это могли быть ворожеи, гадалки, повитухи. Подозрительными считались также дочери и внучки разоблаченных и казненных ведьм, а при случае – их мужья и знакомые.
Инквизиционные трибуналы полагали секретность непременным условием успеха. Обвиняемый не только переставал существовать для окружающего мира, но и лишался возможности получить какие-либо сведения об источниках обвинения, именах доносчиков и свидетелей. (15, с.167) Если обвиняемому удавалось избегнуть наказания, процедура освобождения из секретной тюрьмы включала обязательство хранить молчание обо всем, что происходило во время следствия. 
Популярные руководства снабдили суды подробными рекомендациями по ведению следствия, включая формулы для различных этапов и ситуаций. Инквизиционный трибунал, по инструкции, начинал следствие с вопроса, знает ли подследственный, почему он был арестован. При отрицательном ответе инквизитор произносил формулу: 
« Трибунал никогда не подвергает аресту кого-либо, если нет достаточных свидетельств, подтверждающих, что он сказал или сделал, или видел, что другие делали что-либо…против нашей святой католической веры» (14, с. 40). 
Даже если процесс начинался конкретными обвинениями в причинении ущерба, болезни, краже молока из вымени коровы и т. д., главная забота следствия состояла в разоблачении дьявольского подполья, конспиративной группы, действующей в соответствии с принципами, описанными теоретиками демонологии. В Шотландии, где охота достигла высокого уровня интенсивности, окончательный приговор часто «не имел почти никакого отношения к первичному обвинению». (11, с. 75). За необходимым этапом признания ведьмы в том, что она действительно является ведьмой, следовало требование назвать всех участников группы, место проведения собраний и церемониал, которыми они сопровождались. Эти признания поражали современников и удивляли историков, возбуждая многочисленные усилия понять их – теологические, социологические, психологические, медицинские. Когда в 20 столетии эти, казалось бы реликтовые явления рецидивировали, вновь возникли трудности в их понимании.

В чем признавались ведьмы?
Техника допросов, отшлифованная и формализованная, отражена в протоколах европейских, в частности немецких судов. Обязательный перечень выяснял все этапы ведовского преступления. Ведьма должна была открыть, когда и при каких обстоятельствах была завербована Дьяволом, как звали её «повелителя среди злых демонов», какой обет она дала ему и какими знаками на её теле он был отмечен, кого она избрала своим инкубом и где вступала с ним в плотские отношения. (5, с. 261– 2). Обязательный набор вопросов относился к шабашу: как был организован пир? Кто из людей и кто из демонов принимал в нем участие? Какое место занимала ведьма за столом? Чем угощалась? Какой музыкой сопровождался шабаш и какими танцами развлекалось нечестивое общество? Какие заклинания необходимы для полёта на шабаш? Как готовился полет и каков состав мази для натирания метлы? Раздел малефикации (вредительства) требовал признания в причинении ущерба и порчи людям и животным, вызывании бури, нашествий саранчи и т.п. (там же). Ведьма должна была передать во всех подробностях как проклятая секта использовала убитых или вырытых на кладбище детей. «Как их готовили – жарили или варили? Также, на что пошла головка, ножки и ручки? Добывали ли они из таких детей также и сало, и на что оно им? Требуется ли детское сало, чтобы поднимать бури?» и т. д. (10, с. 17). Рассказ ведьмы мог ограничиваться сухим перечислением собственных злодеяний, но мог подниматься до уровня триллера, полного кошмарных деталей и фантастических коллизий – всё зависило от богатства воображения самой ведьмы и таланта судебного секретаря, производящего литературную обработку показаний перед их публичным чтением. Признание могло начинаться детальным и взволнованным описанием обстоятельств, трудных и безвыходных, когда Дьявол, использовав минутную слабость, силой и обманом овладевал будущей ведьмой и закреплял случившееся договором. Таким способом главная вина смещалась от самой ведьмы к руководителю конспирации. (16, c. 67 ). Этой же цели служило подчеркнутое разочарование во благах, обещанных Дьяволом при соблазнении: богатство исчезало, монеты обращались в камни, а сексуальные услуги вызывали одни страдания. Еженедельные шабаши не были приятным развлечением, и даже ассамблеи крупного ранга, с участием не только районных бесов, но и самого Дьявола описывались так, что могли вызвать лишь отвращение. Еда бывала либо безвкусной, либо отвратительной, и это не удивительно, т.к. мясные блюда готовились из трупов, предпочтительно убиенных младенцев, не прошедших крещения. Танцевать следовало, обратившись друг к другу спинами. Но особенно мерзким был обязательный ритуал поклонения Дьяволу, включающий целование зада, для чего Враг рода человеческого приподнимал свой козлиный хвост. Бал, в соответствии с признаниями ведьм, заканчивался групповым сексом самого извращенного толка, включающим кровосмешение и содомию. Помощь Дьявола во всякого рода вредительствах оказывалась более успешной. Порошки, рецепты которых он сообщал, почти безотказно отравляли людей, скот и губили урожай, а магические палочки адского производства вызывали бури и штормы, стоило только возмутить ими воду и произнести соответствующую формулу. 
Ведьмы и колдуны признавались в преступления различного ранга – от обыденных, ограниченных кругом семьи или деревни до изощренных и государственных, угрожающих церкви и самому королю. В рассказах отражались традиции и принятые формы общения местных ведьм с агентами Дьявола. Так, в Англии не привился континентальный ритуал шабаша и отношения носили домашний, семейный характер. Злой дух годами квартировал в доме ведьмы, кормился из её рук и выполнял её поручения. Протокол допроса одной из ведьм в графстве Эссекс в 1566 г. содержит типичные признания. Элизабет Фрэнсис обучилась ведовскому искусству у своей бабки в возрасте 12 лет. Ей пришлось отвергнуть Бога и его мир и «отдать свою кровь Сатане», который и явился в образе светлого пятнистого кота. Он поселился в корзине. Молодая ведьма кормила его хлебом и молоком, но всякий раз, делая что– либо для неё, он требовал каплю крови. Элизабет колола себя в то или иное место, после чего оставалось красное пятнышко. Эти знаки можно было видеть (как указано в протоколе) во время следствия. Попытка разбогатеть с помощью адского квартиранта оказалась не особенно удачной. Кот доставил, по её просьбе, 28 овец – черных и белых, но пробыв некоторое время на пастбище, они бесследно исчезли. Согласившись устроить её семейную жизнь, дьяволенок поставил условие – позволить жениху обесчестить её. Когда это случилось, жених отказался от брака. Элизабет пожелала мести и тут помощник оказался на высоте: он разорил бывшего жениха, а затем, по требованию ведьмы, уничтожил его. Муж, которого она получила в конце концов, оказался скандальным и сварливым. Чтобы наказать его, ведьма попросила нанести ему увечье. Кот превратился в жабу, забрался в башмак мужа и как только нога последнего коснулась её, он сделался хромым и оставался таковым все оставшиеся годы. Ведьма призналась, что тяготы семейной жизни побудили её, с помощью того же кота, убить своего 6 месячного ребенка. Все участники этого процесса челмсфордских ведьм весьма серьезно относились к точности и подробности описаний. На очной ставке свидетельница заявила, что ведьма лжет, утверждая будто её бесовский помощник имел вид собаки с обезьяньей мордой, ибо она сама видела, что морда была определенно собачьей, хотя и снабжённой рогами для устрашения. Королевский прокурор пытался установить хоть какой-то контакт с действительностью и предложил ведьме вызвать своего помощника немедленно. Ведьма будет освобождена, как только он явится, пообещал прокурор. Но ведьма отказалась, ибо «не имела больше власти над ним». (17).

Во время ведовской паники в Стране басков одна из обвиняемых призналась, что стала ведьмой еще в детстве и совершила множество убийств из мести. Среди прочих, она отравила собственного внука при помощи колдовского порошка, который подсыпала в его еду. И это было местью, т.к. ребенок испачкал её новый передник, когда сидел у неё на коленях. (14, c. 53). Десятью годами раньше шотландский король Яков VI Стюарт возвращался из свадебного войяжа в Данию и был застигнут жестоким штормом. Один из кораблей затонул. Ярость бури была приписана колдовству. Одна из главных обвиняемых, Агнес Сэмпсон рассказала о совете в Северном Бервике, куда ведьмы добирались не по воздуху, как принято в континентальной Европе, а вплавь, сидя в ситах. Собрание решило нанести удар королю, потопив его корабль во время искусственного шторма. Последний и был вызван при помощи кошки, к лапам которой Агнес привязала человеческие конечности и бросила в море. (18, с. 379– 380). Следствие заставило её раскрыть планы ведовских покушений на короля: она собирала яд черной жабы, причиняющий мучения, изготовила из воска и растопила фигурку короля, готовила магический порошок из трупа и савана. 
( там же).

Не только современникам ведовских процессов, но и некоторым историкам 20 столетия трудно было поверить, что признания ведьм являются чистым вымыслом и за ними не прячется реальность, пусть и искаженная протоколами инквизиторских трибуналов. Маргарет Мюрей, египтолог и исследовательница фольклора полагала, что христианская религия так и не смогла победить свою старшую соперницу – языческую религию Западной Европы с её древними обрядами и вполне определенной организацией. Язычники, как и прежде, объединялись в общины и устраивали ассамблеи, на которых председательствовал некто, почитаемый как божество и кого инквизиторы называли Дьяволом. Он мог выступать в человеческом обличье, но мог быть скрыт под шкурой животного или маской (во Франции – козла). На этих ассамблеях–шабашах язычницы–ведьмы проводили магические обряды лечения или порчи, дождя и плодородия. Для некоторых обрядов требовалась кровь и даже жертвоприношения – животных, детей или самого языческого Бога. Шабаши заканчивались пиром и танцами. По Маргарет Мюрей, эта живая, естественная религия, непонятная мрачным инквизиторам и аскетическим реформаторам, способна, несмотря на жертвоприношения и неприличные обряды плодородия, вызвать симпатию – как протест против церковного угнетения и выражение, хотя и не совсем обычное, женского стремления к свободе (70). Книга, предлагающая эту остроумную гипотезу вышла в 1921г. и содержит обильные выдержки из судебных протоколов и демонологических трактатов. Удивительно, но автор приняла на веру «добровольные признания», сделанные во время ведовских процессов. Профессиональные историки не отнеслись к новой гипотезе серьезно. Но публику она увлекла и помогла рождениию религии Новых Язычников, наследников древнего ведовского культа, якобы пережившего столетние преследования церкви. Сколь бы соблазнительными ни казались построения Маргарет Мюрей, они, по убеждению современных историков, лишены фактических оснований (23; 72). Иное и более экстравагантное мнение принадлежит Монтегю Соммерсу. В обширном предисловии к английскому переводу «Молота ведьм» в 1928 г. он утверждал, что колдовство во всех его бесчисленных проявлениях не только реально, но и является опасным заговором против цивилизации, а ведьмы и колдуны – такие же враги общества, как еретики, анархисты и большевики (71). 
Во все времена находились люди, склонные к построению далеких от реальности гипотез, и в особо несчастные эпохи их принимали с опасной серьезностью.

Почему они признавались?
Достижения пыточной механики, с её винтами, петлями, клещами и огнем, унаследованные из прошлых веков и усовершенствованные профессионалами, позволяли исторгнуть признание любого рода почти у каждого обвиняемого. Успех никогда не был стопроцентным, но стойкость объяснялась вмешательством Дьявола и становилась, таким образом, дополнительным свидетельством виновности. Статистику нарушало немалое число самоубийств и случаев смерти под пытками. Неожиданным качеством такого рода следствия оказалась его способность возбуждать фантазию и творческое воображение, отчего признания, полные жизненных деталей, производят впечатление достоверности. 
Сохранившиеся официальные протоколы позволили составить подробный отчет о процессе бургомистра Бамберга Иоганна Юния, признания которого приобретают дополнительную ценность из–за параллельного описания событий в письме дочери, которое Юний сумел передать из застенка (18, с. 86– 93; 19). Бургомистр был арестован и допрошен 28 июня 1628 года по обвинению в ведовстве. Его вина подтверждалась свидетельскими показаниями других арестованных, которые видели его среди участников шабаша. При физическом осмотре экзекуторы обнаружили «синеватое пятно в форме трилистника», которое «трижды кололи булавкой, что не вызвало ни крови, ни каких– либо ощущений». Юний твердо отстаивал свою невиновность, утверждал, что оклеветан и клялся, что никогда не отрекался от христианской веры. После недельного применения пыток он рассказал, что 4 года назад у него были определенные финансовые трудности. Однажды, когда он сидел в задумчивости в своем саду, к нему подошла девушка и стала спрашивать, отчего он так печален. Незнакомка «соблазнительными речами заставила его уступить её воле…, а затем девушка обернулась козлом, который заблеял и сказал: «Теперь ты видишь, с кем тебе пришлось иметь дело». Суккуб, этот демон в образе женщины, насилием и угрозами заставил его торжественно отречься от Господа и Его небесного воинства и признать Дьявола своим повелителем. Злой дух и его помощники так настойчиво убеждали Юния, что он позволил наречь себя новым именем – Крикс и принял в качестве подарка золотой дукат, вскоре превратившийся в черепок. Он получил также обещание денежной помощи и средство передвижения для участия в ведовских собраниях – к его кровати подходила черная собака, он садился к ней на спину, собака именем Дьявола поднималась в воздух и они летели. Его любовница– суккуб, с которой он продолжал поддерживать интимные отношения, снабдила его порошком, при помощи которого он должен был убить своего сына, но вместо мальчика он отравил коня. Юний отказался также отравить собственную дочь, за что был жестоко побит. Наконец, во время коллективных плясок с ведьмами, явился сам Вельзевул и с издевательским смехом сообщил, «что их всех сожгут на этом самом месте». 
В письме дочери Веронике, с трудом написанном раздавленными в тисках пальцами, Иоганн Юний перечисляет свои признания, вынужденные пытками и вспоминает примечательный совет палача: «Господин, умоляю Вас ради Бога, сознайтесь в чем-нибудь, правда или нет, неважно. Придумайте что-нибудь, ибо Вам не выдержать той пытки, которая для Вас заготовлена; и даже если Вы её выдержите, вам все равно не уйти отсюда, будь Вы хоть сам граф, пытка так и будет следовать за пыткой, пока Вы не сознаетесь в ведовстве. Раньше, – сказал он, – они вас не отпустят, как Вы можете судить и по другим процессам, ведь они все одинаковы». (18, с.91). Но бургомистру пришлось не только сознаться в собственных мнимых преступлениях, но и назвать столь же мнимых сообщников. Перед казнью все они просили друг у друга прощения. 
Не во всех странах пытки допускались как средство разоблачения при ведовских процессах. В Англии они не применялись, по крайней мере, официально. В Шотландии использовались реже, чем в Германии. Был найден способ, столь же эффективный, как и старый, но свободный от кровавых сцен терзания человеческой плоти. Его даже исключали из категории пыток, хотя определение метода на ученой латыни звучало как tormentum insomniae – пытка бессоницей. Один из практиков утверждал, что лишение сна на период более 40 часов могут выдержать лишь 2% обвиняемых. (1, с. 75). Этот метод сделалася предпочтительным в Шотландии (11, с. 136). Новый метод считался хотя и более медленным, но надежным, ибо был свободен от нежелательного осложнения телесных пыток – смерти обвиняемого. 
Пытка бессоницей косвенным образом приводит к иной категории понимания ведовских признаний. Полагали в то время и полагают до сих пор, что ведьмы рассказывали о своих действительных переживаниях. Длительное лишение сна вызывало галлюцинации, которые могли включаться в признания ведьм. Это подтверждает Эванс (Ch. Evans, цит. по 20, с. 206): у большинства обвиняемых после 3– 4–х дневной бессоницы появлялись психические расстройства. Вначале ведьма видела предметы о которых знала, что их там не было; во второй стадии эти предметы воспринимались как реальные; на третьем этапе образы становились угрожающими и вызывающими страх. 
В 20 веке пытка бессоницей вновь стала предпочтительным методом дознания. Об изобретателях этого метода русскоязычный читатель того времени мог знать из работы Я. Канторовича «Средневековые процессы о ведьмах», изданной в 1899 г. О нем упоминает и Н. Сперанский в очерке от 1906 г. 
Считалось установленным, что ведьмы летают на свои нечестивые сборища, предварительно натираясь специальной мазью. Сохранились рецепты таких мазей, и в них могли входить вещества, содержащие атропин, достаточные дозы которого вызывают галлюцинации. (1). Вместе с природными галлюциногенами подобного же действия – гиосциамином и скополамином – атропин, всасываясь через кожу, « вызывает сон, полный иллюзий полёта и сексуальных фантазий» (20, с. 201). Таким образом, повествования ведьм, по мнению некоторых историков, могли отражать их действительные, хоть и вызванные токсическими веществами, переживания. Такое понимание не относится к достижениям современной науки. О «природной магии» – способности некоторых трав и ядов вызывать устрашающие сны и галлюцинации знали в 16 столетии и ими пытались обяснить удивительные рассказы ведьм о полетах и дьявольских ритуалах. (21, c.120). К этому же времени относится и другое медицинское обяснение. Р. Скот, как и некоторые его современники, полагал, что рассказы ведьм и их убеждение в способности творить чудеса могут быть результатом меланхолии – болезненного состояния, которое, судя по описанию автора, включает разнообразные психотические расстройства, вплоть до бреда величия. (22, c. 80). Это мнение сохраняется и в следующем столетии, так что преследователям ведьм приходится вновь и вновь опровергать тех, «кто считает и убеждает других, что нет никаких ведьм, что под этим именем безжалостно преследуют несчастных старух, страдающих от меланхолии и вследствии этого подверженных илюзиям».(6, c.11). Подкрепить реальными фактами медицинские гипотезы такого рода представляется затруднительным, в то время как судебные протоколы свидетельствуют о ясном уме и твердой памяти большинства обвиняемых. Пример бургомистра Бамберга Иоганна Юния подтверждает способность страха и пыток приводить воображение в соответствие с нуждами следствия. Но пытки не являются обязательным условием. Ведовские процессы в стране Басков в 1609 г. не сопровождались пытками, но предполагаемые ведьмы немедленно признались в самом начале следствия. Одна из них, 22– х летняя Мария сообщила, что стала ведьмой еще будучи ребенком. Её обязанностью было пасти «стадо» жаб во время шабашей. Она была поражена, с каким уважением относились к этим жабам. Однажды, когда она толкнула жабу ногой, чтобы вернуть её в «стадо», вместо того, чтобы использовать маленький пастушеский посох, который был ей дан для этой цели, ведьмы наказали её так сурово, что все её тело было покрыто синяками. Наставницей в ведовских делах была её тетка. Она же смазывала маленькую ведьму для полетов на шабаш. Однажды, когда они собирались покинуть дом через крошечное отверстие в стене, Мария заметила, что сделалась очень маленькой и спросила об этом тетку. Последняя успокоила её, пообещав, что естественные размеры возвратятся к ней снова. (14, с. 53.). Природу живого и убедительного рассказа молодой ведьмы помогает понять случай – из тех, что не часто дарит история. Тюремщик подслушал разговор тетки с племянницей, и сообщил о нем Трибуналу. Тетка заявила, что не собирается признаваться в том, что инквизитор требует от неё, поскольку никогда не была ведьмой и не верит, что другие признавшиеся были ими. На это племянница ответила, что если та хочет когда– нибудь выйти из тюрьмы, она должна будет сделать признание, « даже если бы оно было фальшивым от начала до конца», и открыла тетке, что именно так сама и поступила. (там же, стр. 54). Испанская инквизиция, которая вела этот процесс, склонялась в то время к мягкому обращению с признавшимися и раскаявшимися ведьмами и они, разумеется, знали об этом. Во время знаменитого процесса салемских ведьм из 50 признавшихся в колдовстве ни один не был казнен, в то время как 19 отстаивавших свою невиновность были повешены. Такого рода «мягкий» способ получения признаний способен возбудить воображение в неменьшей степени, чем пытки. (24).

Другая категория свободных признаний справедливо названа Б.П. Ливак судебными самоубийствами. Отсутствие желания сопротивляться и добиваться освобождения порождается сознанием неизбежных страданий, связанных с возвращением в общество – социальной изоляцией, ненавистью соседей, отсутствием средств к существованию. (1, c.15). Следственные тюрьмы, если обозначить таким образом места заключения предполагаемых ведьм и колдунов, были, судя по многим описаниям, ужасны. Их обитатели страдали от холода, сырости, скудного рациона. Смерть от болезней и истощения была обычным явлением, а поскольку допросы могли продолжаться долгие месяцы, понятное желание прекратить страдания выбирало наиболее доступный способ самоубийства – признание. Во время больших ведовских процессов признание собственных преступлений являлось лишь первым шагом на этом скорбном пути. Требовалось назвать всех сообщников, раскрыть все детали дьявольского заговора. Его размеры зависели от энтузиазма «охотников» и нужд следствия. Серьезное отношение к религиозной морали, свойственное тем временам, сознание греховности лжесвидетельства отягощалось пониманием, что одно произнесение имени неизбежно приводит невинного человека на эшафот. Требовались дополнительные пытки и терзания, чтобы преодолеть сопротивление обвиняемого. При этом, имена сообщников, места встреч и пр. детали должны были казаться следователям правдоподобными, в противном случае пытки возобновлялись.

Но среди мотивов, побуждающих называть сообщников, были не только страдания, вызываемые пытками. В. Берингер, изучивший архивы ведовских процессов в Баварии в конце 16 в. обнаружил, что месть могла быть сильнейшим побуждением в таких обстоятельствах. По этой причине обвиняемые называли имена представителей высших классов, а еще чаще – имена тех, кто нес ответственность за процессы – вел их, либо побуждал к их открытию. Во время одного из процессов жена судьи, который публично призывал к искоренению ведьм «была единодушно разоблачена как предводительница всех ведьм другими обвиняемыми… Доротея Гундельфингерин, чей муж играл ведущую роль в организации преследования как бургомистр, сама была сожжена как ведьма. Можно считать вполне обычным, что те, кто был ответственен за суды, раньше или позже – и все более часто – сами обвинялись в ведовстве.» (7, с.191) Но признания могли быть и протестом, единственно доступным, против самой системы террора и казней. Обвиняя как можно большее число лиц, особенно высокого ранга, надеялись вовлечь как можно больше семей и групп населения в число пострадавших и повлиять таким образом на прекращение преследований (там же). На пике ведовской паники в области Франкония в 1626– 30 годах некоторые заключенные разоблачили сотни предполагаемых ведьм. Абсолютный рекорд принадлежал одной крестьянке, назвавшей 261 имя.( там же, с. 229). Нелегко обнаружить доказательства, что все эти признания– разоблачения мотивированы протестом против системы, хотя такая возможность и кажется психологически вероятной. 
Стандартные наборы вопросов, которыми пользовались следователи, предусматривали выяснение отношений, в том числе и интимных, между ведьмой и дьяволом. Протоколы сохранили рассказы об анатомических особенностях детородного органа Князя тьмы, приемах, которые он использовал при половых контактах, температуре семени, субъективных переживаниях ведьмы. Рассказы бывали настолько нарочито-бесстыдны, что смущали и шокировали инквизиторов.(25, с.472) ). И это могло быть выражением протеста, довольно своебразным, если не против системы, то против методов следствия. 
Предполагается, что некоторые признания могли быть вызваны искренним убеждением ведьмы в собственной виновности, глубоким чувством раскаяния и сожаления и готовностью принять любые условия для спасения души. В обществе, где вездесущие демоны казались связанными со всеми событиями человеческой жизни, несчастные люди могли взывать к их помощи и в минуты отчаяния чувствовать себя готовыми вступить в соглашение с Дьяволом.(1, с.16). Провинциальная инквизиция во Фриули, Италия, обнаружила разнообразные формы магии, преимущественно «белого» толка, среди местных мужчин. Многие признались, что пытались продать душу Дьяволу, но сделка не состоялась, поскольку Дьявол, несмотря на все приемы и заклинания, так и не появился. (26, с.93 ).

Другая гипотеза искренних признаний и добровольного сотрудничества со следствием использует современные психологические объяснения. Длительная изоляция от всех стимулов, подтверждающих идентичность личности и агрессивное давление следствия приводят к мутации личности, пародоксальной солидарности с враждебными целями инквизиционного (или светского) суда и ложным признаниям. (14, с. 22). Такого рода интерпретации выглядят весьма привлекательнo, но проигрывают из– за недостатка архивных материалов, их подтверждающих. Легче обнаружить свидетельства пагубного влияния следствия на психическое состояние подозреваемых, которое выражалось не в понимании целей преследования и солидарности с ними, но скорее в существенном ущербе способности оценивать происходящее. Некоторые из признавшихся во время процесса в Салеме позже объяснили ложные признания невыносимым давлением «уважаемых джентельменов», которых они привыкли почитать и которым следовало подчиняться. Упомянутые джентельмены говорили им, что они ведьмы и об этом известно всем: следователи знают, что они ведьмы, они сами знают, что они ведьмы, и следователи знают, что они знают, что они ведьмы. Эти джентельмены-следователи привели женщин в состояние, когда последние, по их словам, почти совершенно лишились разума, понимания и возможности оценивать своё состояние. (27, с.14). Этот же источник оживлял признания ведьм многочисленными деталями и подробностями, которые создавали впечатление достоверности. Мэри Осгуд призналась, что 11 лет назад, в тяжелом состоянии меланхолии, встретила в саду кота, которого вначале приняла за обычное животное, но тут же обнаружила, что дело нечисто, так как кот отвратил её от молитвы Богу. Далее следовал обычный салемский рассказ: кот обернулся человеком в черном, заставил её подписать отречение в своей дьявольской книге. Последовали полеты на шабаш, вредительство и т.д. Позже Мэри Осгуд рассказала священнику, что когда, в конце концов, она «призналась», от неё потребовали дату первого свидания с Дьяволом. Ответ, что она не помнит, не был принят, и ей было заявлено, что она, конечно же, знает время. Мэри подумала, что подходящим могло быть время, когда она чувствовала себя очень слабой после родов и страдала от меланхолии. Сходным образом явился в протоколах и кот. От неё потребовали словесный портрет Дьявола, и это следовало из логики допроса: раз она ведьма, то Дьявол должен был явиться к ней за получением письменного отречения. Тут Мэри вспомнила, что перед арестом, выходя из дома, видела кота. Не то, чтобы она посчитала его Дьяволом, но он годился для ответа следователю. (24, v.2). В Салеме преступление обнаружилось раньше всего в доме самого пастора. Его дочь и племянница заболели странной болезнью, незнакомой медицине. Подозрение пало на служанку Титубу. Протокол её допроса – возможность увидеть в действии методику, способную привести к признанию и дальнейшим конфабуляциям, направляемым следователем. Уже первый вопрос характерен : «Почему ты мучишь этих бедных детей? Что они сделали тебе?» Ответы поначалу отрицательные: «Они не причинили мне никакого зла. И я совсем не трогала их». Но вопросы следуют так, будто вина установлена : « Почему ты делаешь это?» Ответ: « Я ничего не делаю. Я не могу знать что делает Дьявол». Но раз уж она упоминула Дьявола, тут же следует вопрос: 
« Что сказал Дьявол, заставив тебя мучить детей?». Ответ: « Он ничего не говорил мне». Следователь бросает фальшивый спасательный круг: «Скажи же правду, кто терзает детей?» Ответ: «Дьявол, насколько я могу знать». На этом сопротивление заканчивается и на вопрос о внешности Врага рода человеческого Титуба повествует, что вчера он явился ей в облике человека и потребовал служить ему, угрожая жестоким наказанием. А дальше следуют уточняющие вопросы о возможностях Дьявола и Титуба «вспоминает», что видела его и в облике борова и большой черной собаки. Она показывает на других, более важных ведьм, повествует о духах– помощниках. Наконец, на вопрос как она добирается до дома жертвы, рассказывает о полете верхом на палке, т.е. воспроизводит всю народную демонологию, принятую в данной местности. Позже, в заключении, Титуба отказывается от своих показаний.(28).

Знахари, ворожеи и предсказатели, никогда не прекращавшие свою опасную работу, могли, казалось бы, искренне сознаваться в ведовских грехах. Однако же, профессиональные занятия такого рода только потому и были преступными, что обязательным образом предусматривали связь с Врагом рода человеческого. Для того, чтобы вызвать массовые признания в таких случаях недоставал существенный элемент извращенной логики, а именно – понятие об объективной вине, о вреде и преступлении, творимыми без преступного намерения, но играющими на руку врагу, льющими воду на его мельницу. Теоретические основания такого подхода, несомненно, разрабатывались, но широкое его применение не состоялось. У. Перкинс, разоблачая «проклятое искусство колдовства», утверждал, что договор с Дьяволом может и не носить торжественного церемониального характера с произнесением формул и закреплением договора каким-либо физическим способом, он может быть и тайным, причем двух степеней – когда существует негласное, принятое обоими сторонами соглашение, и когда такого соглашения вовсе нет – но ведь ведьма или колдун знают, что их колдовские приемы бессильны без помощи Дьявола. (29, с.18). 
В разных странах и в разные времена в ходу бывали различные способы воздействия на обвиняемых. В Шотландии предпочитали пытку бессоницей, в Германии – телесные пытки, испанская инквизиция начала 17 в. соблазняла возможностью прощения или легкого церковного наказания. Классический подход дополнялся несколькими вспомогательными приемами. Я. Шпренгер и Г. Инститорис в наивной искренности советовали не пренебрегать обманом, обещая легкий приговор в обмен на признание связи с посланниками ада. Они же рекомендовали сочетать пытки с силой свидетельских показаний. Ведьме или колдуну, поднятому на дыбе, зачитывали показания свидетелей, добавляя: «вот видишь, твои преступления доказываются свидетелями» (стр.374). Там же предлагался еще один инквизиторский прием: использовать достойных и уважаемых людей, в том числе знакомых предполагаемой ведьмы, «чтобы они увещевали её сказать правду» или, на худой конец, помогли разоблачить её посредством обмана. (8, с.374– 375).

Признания в несовершенных преступлениях, массовые в период ведовской паники, не являются исключительным свойством чрезвычайных судов и сфабрикованных процессов. В последней четверти 20 столетия и в начале 21– го в странах традиционного порядка и законности тщательная проверка (в т.ч. исследование ДНК и пр.) обнаружила целую серию судебных ошибок, когда невинные люди осуждались на основании их собственных признаний, оказавшихся впоследствии ложными. Одна из историй кажется прямой реминисценцией из 16 века. П. Инграм, человек глубоко религиозный, был обвинен в развратных действиях, изнасиловании собственной дочери и участии в преступных ритуалах сатанинского культа, включающих убийство новорожденных младенцев. Никаких вещественных доказательств этих преступления не существовало. Следователи, убежденные в виновности подозреваемого, проявили неординарную настойчивость и изобретательность. Его подвергли изоляции и интенсивным допросам в течение 5 месяцев, настойчиво демонстрируя доказательства, якобы обнаруженные следствием. К работе привлекли полицейского психолога, который сообщил обвиняемому об особенности сексуальных преступлений: они вытесняются из сознания и потому требуют специальных усилий для восстановления в памяти. Был применен гипноз и призван на помощь священник из церкви, которую посещал подследственный. Священник убеждал облегчить душу признанием. В конце концов, Инграм « вспомнил» свои преступные деяния и рассказал о них. (31).

В экспериментальном исследовании ложных признаний удалось получить подтверждение вины (ошибка в работе с компьютерной программой, якобы совершенная участником эксперимента и приведшая к «порче» программы и потере важных данных) у 69% испытуемых. Истинное чувство вины испытывали 28%, а у 9% испытуемых чувство вины сопровождалось конфабуляциями и они «вспоминали» детали случившегося и свои ошибочные действия. Важным участником эксперимента, влияющим на признания, являлся ложный свидетель, который «видел» ошибку и подтверждал её (32). 
Внушаемость, приводящая к ложным признаниям, находится в определенной зависимости от некоторых когнитивных и эмоциональных характеристик. Обладатели низкого интеллекта проявляют большую склонность соглашаться с направляющими вопросами и конфабулировать недостающие детали. Состояния тревоги и недостаток сна усиливают внушаемость, вероятнее всего из– за их неблагоприятного влияния на мышление. (33). Лишение сна в течение 43 часов в эксперименте снижало интеллектуальные возможности, а также и мотивацию различать истинную информацию от обманчивой и направляющей по ложному пути (34). 
Приходится признать, что в отношение добровольных признаний существовали всегда и существуют поныне некоторые широко распространенные ошибочные мнения. Само признание оказывает на следователей, присяжных, судей и публику исключительное, порою нерациональное влияние. Это связано в определенной степени с другим убеждением – уверенностью большинства людей, что они не поддадутся уловкам и никогда не признаются в несовершенных преступлениях. Судя по всему, интеллектуальное и эмоциональное состояние некоторой категории людей позволяет добиться признания несовершённых преступлений без избиений и пыток, с помощью приемов, остающихся в правовых рамках и возбудить фантазию настолько, что признание подтверждается целым букетом ложных воспоминаний. (62).

Естественно полагать, что некоторая часть добровольных признаний во время ведовских процессов была именно такого рода. Приходится, однако, признать, что понимание психологических тонкостей следствия и пагубной роли внушения не нуждалось в 300– летнем прогрессе, просвещении и психологических экспериментах. Достаточно было здравого смысла и обычной наблюдательности. Парадоксально, но подтверждение этому оставил в истории главный английский охотник за ведьмами Мэтью Хопкинс. Его памфлет «Разоблачение ведьм», изданный «для пользы всего королевства», а в действительности для собственной защиты, обнаруживает такое понимание всех слабых сторон и дефектов ведовского следствия, что и современному юристу, вероятно, нечего было бы добавить. Разоблачителей, по Хопкинсу, обвиняли в том, что «если этот пытающий ловец ведьм сможет вырвать тем или иным из своих способов одно или два слова признания у одной из безграмотных, глупых и несчастных созданий, он запугивает её и убеждает признаться, обещая свободу и грозя при упорстве виселицей, добиваясь таким образом признания в том, о чем она не имеет понятия». Сам он, утверждает Хопкинс, не только отвергает пытку бессонницей и испытание водой, но считает недопустимыми направляющие вопросы: «У тебя есть духи– помощники, не так ли? Сколько их у тебя? 2– 3– 4? Их имена такие…». Он же, как истинный профессионал, приводит ведьм к признанию убеждением, помогая им осознать весь ужас своего падения и предательства (35). 
В больших ведовских процессах требовалось также признание организованного, коллективного характера преступления. Картина группового преступления достигала полноты и совершенства, когда следствию удавалось нарисовать многочисленные взаимные связи между его участниками, а для этого существавал лишь один способ – побудить арестованных к взаимному обвинению друг друга. Нашли прием, ставший впоследствии рутинным : обвиняемому зачитывали признания других арестованных и убеждали его не жалеть их, ведь они уже сознались в своих преступлениях, так что глупо упорствовать, вынося ненужные страдания и разумнее самому свидетельствовать против них. (25, с. 449). Последнее тем более оправдано, что другие, кого они пытаются спасти, выдали их. При необходимости подсказывали, кто еще мог быть на шабаше и где, по общему мнению, проходили нечестивые собрания.

Паника на вершине.
Сохранившиеся источники не позволяют оценить число жертв европейской охоты с достаточной точностью. По обобщенным данным, за 300– летней период состоялось около 110000 судов, в половине из которых ведьмы, колдуны и их сообщники были присуждены к смертной казни. 
Волны преследования достигали своей кульминации в разных областях в разное время. За весь период борьбы с ведовством в Баварии состоялось около 1000 судов, не менее чем 900 колдунов и ведьм были казнены. Более половины присужденных к смерти ( 567 ) сожжены на пике террора между 1586 и 1595 гг. и во время второго обострения в 1628– 1630 г. (7). 
Историк передает настроение того времени следующими словами: « Около 1590 года ведьмы перешли все социальные и природные границы. Они летали по воздуху, становились невидимыми и превращались в животных…Наконец они, по общему убеждению, были способны устраивать плохую погоду и урон, наносимый этой ведьмовской погодой мог быть очень значительным: урожай погибал в целых районах, голод и смерть тоже были их работой и даже знаменитые сооружения не были защишены от них: во Фрейсинге был поврежден кафедральный собор… и в Мюнхене новая башня церкви Святого Михаила.» (там же, с.159). В областях, пораженных ведовской паникой, страх распространился на все слои общества. Аристократы и богатые горожане, члены правительства, правящие особы страдали от болезней, вызванных ведьмами, теряли близких, терпели имущественный урон. Одни чувствовали себя околдованными, о других распространялись слухи, что сами они перешли на сторону Князя Тьмы. Охваченное страхом общество ответило судами, кострами и виселицами. В эти периоды выступили и распространились такие особенности восприятия и мышления и такие их искажения, без которых сам ведовской террор был бы невозможен. 
В английских памфлетах 17 в. отражена ведовская паника в графствах Эссекс и Суффолк. Более сотни подозреваемых были арестованы, 13 из признанных ведьмами обвинены в колдовском вредительстве и повешены в июле 1645 г. Сохранились памфлеты, в которых воспроизводятся не только протоколы признаний ведьм в самых отвратительных преступлениях, но и протоколы свидетельских показаний, подтверждающих эти преступления. Две ведьмы из Суффолка, разоблаченные и казненные, околдовывали детей, вызывая у них припадки с потерей сознания, которые заканчивались рвотой булавками и гвоздями. Некий доктор рекомендовал матери больного ребенка соответствующий обстоятельствам метод лечения. Требовалось вывесить детское одеяло перед камином. Как только одеяло нагрелось, из него выпрыгнула жаба. Стараниями присутствующих жабу изловили и бросили в огонь. Раздался громкий звук, подобный взрыву порохового заряда, в сопровождении яркой вспышки. Вскоре у подозреваемой ведьмы обнаружился ожог лица, рук и бедер. И все это клятвенно заверено перед судьей (36, с. 8– 9). 
Свидетелям случалось видеть духов-помощников, вызванных ведьмой и немедленно явившихся. Одна из свидетельниц описывает помощника, который в виде зайчонка приходил и садился у двери. Когда же на него натравили борзую, он не только не попытался спастись бегством, но остался спокоен и так посмотрел собаке в глаза, что она вскоре зачахла и сдохла (37, с.20). В этом деле участвовал сам Мэтью Гопкинс, главный английский охотник за ведьмами. Он беседовал с арестованной ведьмой и, возвращаясь ночью домой, обнаружил в собственном дворе беса-помощника в виде черной кошки, размером втрое превосходящей обычную. Последняя внимательно посмотрела, а затем прыгнула в его сторону. Борзая, бывшая с ним, погналась за кошкой, но вернулась, вся дрожа (Там же, с. 7). Итак, не только ведьмы, запертые в отвратительных тюрьмах, преследуемые и пытаемые, но и свободные свидетели удостоверяли присягой рассказы, полные самых фантастических подробностей. 
Женщина, потерявшая ребенка, сообщила, что однажды перед ней возникло видение, в котором она легко узнала ведьму и немедленно почувствовала сильнейшие спазмы, так что четыре человека не могли разогнуть ей руки и она потеряла способность говорить. Её муж также пострадал: грудь его странным образом вздулась, сильная слабость и потливость не давали подняться с постели, а в один из дней из его комнаты послышался звук, напоминающий жужжание шмеля и муж закричал, что это помощник, посланный ведьмой, пришел за ним. И тут же в комнате рухнула значительная часть стены ( там же, с. 24– 25). Двое охранников показали под присягой, что будучи в комнате с заключенной, видели, как из– под её верхнего платья выпало что– то, по форме и размерам напоминающее крысу и немедленно почувствовали запах настолько отвратительный, что едва могли находиться в комнате. Ведьма якобы подтвердила, что это один из её 12 помощников (Там же, с.25) 
Некоторые свидетели рассказывали о случаях, похожих на одержимость, с тем лишь различием, что ни пострадавший, ни окружающие не думали, что сам Дьявол вселился в жертву, но полагали, что жертва околдована. Так, некто Роберт Тернер засвидетельствовал перед судьями, что его молодой слуга впал в странное состояние: он весь дрожал, плакал и кричал, что некая Роза Холибред околдовала его. Он издавал петушиные крики, лаял как собака, громко и неестественно стонал, и проявлял такую силу, что 4– 5 крепких мужчин не могли удержать его в постели ( там же, с.33). Приводится свидетельство уважаемого человека, дворянина, известного (авторам протоколов) своей порядочностью и правдивостью. Sir Thomas Bowes, Knight, проходил ранним утром мимо открытой двери предполаемой ведьмы, и тут появились 3 или 4 существа, напоминающие черных кроликов и принялись скакать и прыгать вокруг него. Вооруженный тростью, он стал наносить удары, достаточно сильные, чтобы убить , но ничего не получалось. Изловчившись, он сумел поймать одного из них и, крепко удерживая, пытался открутить голову. Безуспешность и этой попытки заставила его поспешить к ближайшему роднику. По дороге он падал от непонятной причины, но собрав последние силы, на четвереньках добрался до источника и погрузил тварь глубоко в воду. Выдержав время, более чем достаточное для утопления, он разжал руки, и тут же существо выпрыгнуло из воды и без видимого ущерба возвратилось к своей хозяйке – ведьме. Это были, конечно же, помощники ( там же).

Казалось, все графство бросилось свидетельствовать против ведьм и эти свидетельства содержали рассказы не менее фантастические, чем рассказы самих ведьм. У ведьм были веские причины признаваться в действиях, в которых они не были и не могли быть виновны. Причины эти уже обсуждались. Но что побуждало свидетелей, в особенности волонтеров ведовских следствий, являться в суды с подобного рода вымыслами и, положив руку на Священное Писание, оставлять в протоколах суда описания событий нереальных, немыслимых ? Для мести предполагаемым ведьмам за случившиеся несчастья достаточно было простого и принятого логического дефекта: после того, значит вследствие того. На этом дефекте, по сути и строились обвинения в колдовском вредительстве – в болезнях, смерти и прочих несчастьях, случившихся после ссоры с предполагаемой ведьмой или даже после простого появления её вблизи пострадавшей семьи.

Многие из рассказов напоминают известное, хотя и довольно редкое в рутинной псхиатрической практике расстройство, называемое Pseudologia Phantastica. Классический псевдолог обладает неординарными способностями импровизировать рассказы, полные живых подробностей, увлекательных поворотов сюжета и очаровывать слушателей, представляя самого себя личностью необыкновенной – то ли по своему высокому происхождению, богатству и выдающимся талантам, то ли по редкому пути страданий, которым он противостоит. Творчество псевдолога сознательно, но не свободно и носит в определенной мере вынужденный характер, трудный для внутреннего контроля. Целью такого рода творчества оказывается поиск любви, признания и заботы. Английский дворянин, сражавшийся с бесами в виде черных кроликов, мог вызвать интерес и уважение на фоне борьбы с массовым вредительствам агентов сатаны. 
То же стремление могло побудить итальянца из Фриули рассказывать о своих битвах с ведьмами, хотя сами эти битвы не могли быть одобрены инквизицией из-за магии, которая служила оружием. Вместе с другими благословенными он отправлялся четырежды в год сражаться с ведьмами. Благословенные составляли воинство Христа, а ведьмы – воинство Дьявола. Сражения происходили ночами и участвовали в них только души, которые для этой цели отделялись от тел. От исхода битвы зависел урожай. Удача благословенных делала его обильным. Он был скуден, если одолевали ведьмы. К отряду благословенных принадлежал каждый, родившийся в «сорочке». Это было немалое воинство, до 5000 человек, и оно призывалось барабанным боем перед каждой компанией. В некотором противоречии с духовным характером борьбы находилось её завершение. По дороге домой после битвы благословенные и ведьмы заходили в трактиры, вместе пили вино, после чего ведьмы, по своей всегдашней зловредности, мочились в бочки с вином. (26, с.100– 101 ).

Психологические корни поведения такого рода рассказчиков остаются, разумеется, гипотетическими, и само явление, которое выступает здесь в массовой форме, клинической практике незнакомо. Мне показалось удобным назвать его коллективной псевдологией. В заразительности психических отклонений, различного рода аномального поведения, сомневаться, понятное дело, не приходится. Хорошо известны психические эпидемии позднего средневековья в таких драматических формах как пляска святого Витта и ликантропия, дожившие до 16 века. (38). В. М. Бехтерев оставил классическое описание психического заражения и клиническое обследование источника «заразы» – основателя секты Кондрата Малеванного (39). В России кликушество поражало целые деревни. В Европе бесы, вселявшиеся в монашек, переходили из одного монастыря в другой. Близкими родственниками такого рода расстройств, в особенности кликушества и одержимости, кажутся многочисленные состояния околдованности, поражавшие молодых людей, детей и подростков во время ведовских паник. Припадки молодого слуги, описанные выше, повторяют все типические признаки такого рода расстройств, и, прежде всего, выкрикивание имени колдуньи к сведению сочуствующей публики и безуспешные попытки остановить судороги силой. 
Каждый из таких случаев напоминает древний вариант т.н. factitious disorder – вымышленной болезни, расстройства из круга псевдологии, при котором пациент рисует, а иногда и фабрикует картину несуществующего физического или психического страдания – с одной лишь целью – стать предметом заботы и внимания врачей, медицинских сестер, психологов, социальных работников. Соответствующая цель достигалась околдованными и одержимыми, которые становились центрами не только семейных тревог, но, в определенных случаях, источниками паники целых общин, поставляя трибуналам многочисленных ведьм. Знаменитая ведовская трагедия Нового света разыгралась в суровой теократической общине Салема в 1692 г. Двое девочек– подростков, пораженных странными припадками, принялись демонстративно нарушать все нормы и границы, установленные для них возрастом, полом и пуританским воспитанием. Для наиболее влиятельных членов общины не могло быть сомнения, что и сами припадки и «ненормальное» поведение девочек вызваны действием колдовских сил, которые Дьявол привел в действие для свержения христианства в Новой Англии (18, с. 448– 449 ). Круг заколдованных быстро расширился и вскоре 8 девушек определяли жизнь салемской общины. Они бились в судорогах при появлении предполагаемых ведьм, устраивали публичные сеансы разоблачений, свидетельствали о духах– спектрах, которых Дьявол посылал к ним в образе очередной ведьмы или колдуна. Известность и влияние салемских девиц распространились, их стали приглашать в соседние общины. В Андовере они разоблачили судью, его жену и брата, так что всем им пришлось спасаться бегством. Судья, по их свидетельству, был виновен в убийстве 9 человек и об этом они узнали от духов погибших, которые парили над убийцей. (27, с.11). Салемские обвинительницы сумели получить все, к чему стремятся псевдологи. Слабые и зависимые в силу своего возраста, пола и имущественного положения, они стали центром внимания, сочуствия и страха. Их группа не была однородной и рядом с теми, кто был источником псевдологического творчества, находились ведомые и просто напуганные. 
Рассказы могли питаться кошмарными сновидениями или просоночными состояниями. Один из пострадавших свидетельствовал на салемском процессе, что Бриджит Бишоп, в сопровождении 2– х других ведьм, трижды появлялась в его комнате ночью, когда он был уже готов заснуть, и душила его. Отправляясь в постель, он вооружился шпагой, но при появлении этих трех фигур не мог ни крикнуть, ни шевельнуться. Другой пострадавший рассказывал, что та же ведьма, явившись к нему ночью, уселась на грудь и так сдавила горло, что едва не задушила его (24, v.1).

Примеры массовых психических нарушений, таких как псевдология фантастика и вымышленные болезни, взяты из протоколов английской ведовской вспышки середины 17 столетия и аналогичных событий в Новой Англии. События не менее драматические происходили в Испании в самом начале 17 века, когда, по свидетельству историка, вспыхнула вся область Пиренеев и « вряд ли нашелся бы город без околдованных детей, которых ночью ведьмы увлекали на свои шабаши и которые называли потом всех, кого там видели» (14, с.209). Временами Инквизиция утрачивала контроль, и возбужденные толпы подвергали предполагаемых колдунов и ведьм страшным и, порою, изощренным пыткам (там же, 210). Провинциальный борец с ведьмами Хуальде решил собрать детей в охраняемом доме, чтобы оградить их от воздействия слуг Дьявола. Эта мера оказалась недостаточной: « С 11 часов вечера ведьмы начали свою работу в этом и соседнем доме. Слышно было, что они как– будто разбирают черепицу на крыше. Они то издавали устрашающие завывания, то раздавались взрывы непристойного смеха. Все соседи были в оцепенении от страха…». Соседи и рассказали Хуальде о случившемся, ибо сам он, по его признанию, ничего не слышал, усыпленный ведьмовскими снадобьями (там же, 135). Но утром дети уверяли, что ведьмы снова увели их на шабаш. 
Звуковые и зрительные эффекты, по сути обманы восприятия, являются весьма частым элементом свидетельств очевидцев, и быстро распространяются во время массовых волнений. Когда ведьмы осмелели настолько, что покусились на Логроньо, где заседал провинциальный Трибунал, инквизиторы сообщали в Мадрид, что «многие люди видели таинственные огни в различных частях города, между 10 часами и полночью…видели костер и странные фигуры, пляшущие вокруг него» (там же, 264 ). Подобные свидетельства повторялись в истории многократно, особенно во время Французской революции 1789 г., в период т.н. “Великого страха”. (40). Речь идет, судя по всему, об аффектогенных иллюзиях – элементарных обманах восприятия, возникающих на высоте аффекта, чаще всего страха. 
Паника, охватившая северную Испанию, Страну Басков, захватила местных священников и коммисаров инквизиции. Прокурор Трибунала сообщил в Совет Инквизиции, что многие из них настолько напуганы, что хотят оставить свои дома и работу. Он сослался на некого Филиппе Диаса, утверждавшего, что в его деревне все жители, включая его собственных домочадцев и священников являются членами проклятой секты (14, с.273). Прокурору нужна была абсолютная уверенность в реальности сообщаемых сведений, чтобы передать их Совету Инквизиции, который не скрывал своего скептического отношения к ведовским ужасам.

Аффектогенные иллюзии могли быть питательной средой свидетельских показаний и завязкой фантастических рассказов. Напряжение и страх перед ударами сил таинственных и неотвратимых искажали восприятие. В рассказе о мести колдовской секты комиссару инквизиции, последний, «…проснувшись утром, обнаружил пластырь на своей ноге, который удалось сорвать лишь с большим трудом. Он сразу понял, что это работа ведьм и что он получил предупреждение. В тот же день у него началась лихорадка и на следующее утро он обнаружил у себя во рту порошок, по цвету напоминающий кирпич, а по вкусу – сыр…Затем у него развилась рвота и понос, что обычно вызывается такими порошками и спустя четыре дня он умер. Основываясь на течении его заболевания, доктора заявили, что он умер от отравления» (там же, с.276). 
Ведовская паника не только настраивала определенным образом, но и искажала восприятие. Будущий баварский герцог Максимилиан I в письме своему отцу передает личный опыт допроса ведьмы, которую никакими средствами не могли заставить сознаться. Он сам наблюдал, как её дважды подвешивали на дыбе, после чего пытали огнем, но она не плакала, не кричала и не просила пощады. Ведьма, как показалась герцогу, вовсе не испытывала боли и попросту насмехалась над усилиями мастеров пыточного дела. Последние заметили, что как только дыба начинала работать и ведьма отрывалась от земли, она немедленно теряла вес и становилась легкой как пустой мешок (41). Не только общее восприятие происходящего в камере пыток, но и элементарное чувство тяжести изменялось в угоду убеждению о вмешательстве дьявольских сил. 
Практическая сторона ведовской охоты выступала как гигантское юридическое предприятие, связанное с толкованием законов, ведением следствия и вынесением приговоров. Авторы трактатов и судебных отчетов – юристы и теологи, понимали, что точность и достоверность должны быть непременными свойствоми этого процесса. Отсюда настойчивые утверждения об «истинном описании ведовства», когда речь идет о диалоге Дьявола и ведьмы; об «истинном и точном» изложении признаний ведьм; о «точной передаче» преступлений разоблаченной ведьмы, в том числе её плотских сношений с Дьяволом. (37; 43).

Псевдология фантастика, зародившись в трудах теоретиков демонологии, широко распространилась в охваченных ведовской паникой странах. 
В такие периоды менялась и судебная практика. «Цепная реакция преследований и истерическое настроение населения вели к почти безразборному обвинению в ведовстве. Стереотип ведьмы становился неактуальным и многие, кто не соответствовал типичной модели ведьмы, включая мужчин высокого социального статуса, оказывались обвиненными.» (1, p.125). В Вюрцбурге, где, по мнению канцлера, не менее трети населения вступили в тайный антихристианский союз, руководимый Дьяволом, казнили уважаемых служителей церкви, городских советников, молодых девушек, студентов– юристов, школьников, детей семилетнего возраста (44). 
В полном согласии с мнением об изощренности дьявольских приемов, салемская собака была обвинена в колдовстве, так как вызывала припадки своим взглядом. Её убили, как кажется, без специальной судебной процедуры. (27, p.11).

Развитие террора достигло высшей точки, когда сами его исполнители почувствовали близкий жар горящих костров и реальную возможность превратится из обвинителей в жертвы. Мэр Роттенбурга Ганс Георг Холмайер, усердный истребитель ведьм, сам был обвинен в колдовстве и сексуальной связи с Дьяволом, который принимал по этому случаю облик молодой госпитальной служанки. Холмайер умер в тюремной камере, предварительно подтвердив свой договор с Нечистым. (45).

Закат ведовской охоты. 
Когда основные догматы демонологического учения были приняты всеми, а костры и виселицы обозначили его практические шаги, не только явная оппозиция террору, но и призывы к умеренности и осторожности могли оказаться смертельно опасными. Но призывы эти никогда не умолкали и при некоторых обстоятельствах были хорошо различимы на общем фоне обвинительных речей и криков озлобления. Только этим можно объяснить чрезмерную озабоченность авторов трактатов и памфлетов разоблачением вредных и опасных заблуждений своих оппонентов, которые, казалось бы, давно побеждены, разбиты теоретически, изгнаны из судов, университетов и правительств. Ответ радикалов на реальную или мнимую оппозицию, бывал, как правило, одинаков – всякое отступление от принятых принципов, теоретических либо юридических, объявлялось не только заблуждением, но и ересью. Теолог Корнелис Лоос должен был отречься от своих ошибок, а с ректора университета д-ра Фладе «сорвали маску, которой прикрывался этот колдун, и сожгли» (7, с. 247). Долгое время противники террора никак не влияли на утвердившиеся мнения. Их если и слышали, то не воспринимали.

Со временем положение, однако, стало меняться. Поначалу, сопротивление террору почти не затрагивало его фундаментальных положений. Оппозиционеры не оспаривали реальности ведовства. Они, как и первые оппоненты террора в последующие эпохи, настаивали, что действуют в полном соответствии с теоретическими принципами и положениями, принятыми в обществе. Они требовали лишь одного – отличать правого от виноватого, врага общества и тайного пособника Дьявола от случайной жертвы клеветы. Д-р Леонард Кагер предложил городскому Совету необходимые для этого меры: не считать доказательствами признания, сделанные под пытками; не принимать свидетельства ведьм, которые, возможно, стремятся запятнать невиновных; сурово наказывать ложных обвинителей ведьм. Совет (в 1614 г.) отверг все предложения Кагера, пояснив, среди прочего, что 
– судьи должны заботиться о безопасности общества и быть готовыми принести в жертву индивидуальные права. 
– пытки, ведущие к признанию, возвращают подозреваемого христианскому миру (21, с.114– 120.) 
В борьбе радикалов террора с умеренными в начале 17 в. в Баварии, последние выступили с чисто юридическим возражением: нельзя арестовывать и тем более осуждать на основании одного только показания ведьмы, которая назвала обвиняемого среди участников шабаша. Для ареста требуются серьезные улики, подтверждающие колдовское вредительство, личное участие в преступлениях. Казалось бы, у энтузиастов террора не было причин для беспокойства. Они вели войну, святую и справедливую, с агентами ада и не могли желать гибели невиновных. Более того, когда в ведовских процессах обнаруживались нечестность, лжесвидетельства, личные и корыстные мотивы, виновные карались без всякого снисхождения. Д-р Иоганн Вагнерек представил возражения радикалов, и эти возражения повторялись потом всеми энтузиастами террора в последующие эпохи: 
– Речь идет об особом виде преступления, тайном, исключительном и безжалостном. Без ареста сообщников большинство процессов окажутся невозможными. 
– Практика показывает, что показания ведьм против их сообщников являются почти всегда справедливыми и очень редко обвиняется невинный. 
– Если бы и случилось, что по роковой случайности невинный был бы казнен, то и тогда действия судьи нельзя было бы признать ошибочными (7, с. 248).

Массовые ведовские процессы были первым опытом такого рода в человеческой истории, но радикалы почувствовали всю опасность усилий отличать правых от виноватых. Террор немедленно лишался своего непременного свойства – массовости. На помощь были призваны грубые софизмы. Используя circulus in probando доктор Вагнерек, выпускник университета в Индельштат, применяет в качестве доказательства то, что как раз и требуется доказать. Третий его аргумент соответствует общеизвестной формуле : «лес рубят – щепки летят». 
Чем более опустошительным становилось истребление предполагаемых ведьм и колдунов, чем менее понятными становились критерии по которым их отличали от верных христиан, тем сильнее влиятельные круги желали усовершенствовать судебные принципы и установить справедливый террор. Когда для осуждения потребовались реальные доказательства, интерес к розыску и истреблению ведьм стал угасать. Ведовская паника прекратилась. Процессы сделались редкими, а казни единичными. Массовый террор прекратился до того, как ведовская концепция была пересмотрена. Более того, в рамках этой концепции смогли обнаружить аргументы против террора: пытки и костры, к которым присуждались невинные, нашли объяснение как особое изобретение Дьявола, который не только наносит вред человечеству посредством своих агентов, но и выставляет власти неспособными отличить виновного от невиновного (7, с. 211). Суды в Салеме прекратили свою работу вследствие открытых протестов, поддержанных губернатором. Но те, кто обратился к нему с коллективным письмом, не только не подвергали сомнению реальность салемской чертовщины, но и считали необходимым заявить, что отнюдь не намерены выступать адвокатами виновных в этих ужасных преступлениях. Они «желают всем сердцем, чтобы их графство и вся земля были очищены от этого великого зла». Салемские судьи считали аксиомой, что спектр разоблачаемой ведьмы может быть использован Дьяволом только с её согласия, только после формального признания господства Дьявола над ней. Но теперь губернатор принимает новую концепцию, предложенную священниками: Дьявол может принимать образ невинного человека, чтобы поразить свои жертвы. В таком случае, выкрикивание одержимыми имен разоблачаемых ведьм не является достаточным доказательством и ему не следует придавать столь большое значение. Мнение, что преследуют и казнят невиновных вытекало не из судебных доказательств, а скорее из соображений здравого смысла. Теперь казалось странным, что Дьявол отыскал столько союзников в столь убогом месте (Салеме) и число их разрастается в пугащих пропорциях. Представлялось невероятным, что Дьявол добивается такого успеха среди уважаемых людей и набожных христиан. Сомнения стали вызывать и добровольные признания. Наконец, интуитивное мнение получило теоретическое обоснование: Дьявол настолько изощрен, что использует спектр невинного человека для своих злодеяний (46).

Те, кто желал справедливого террора, требовали невозможного. Стоило ли надеяться на юридические доказательства того, что являлось продуктом аномального мышления и панического страха перед несуществующим адским подпольем? Много позже Дантон, основатель Революционного трибунала, обеспокоенный легкостью, с которой повсюду находили врагов свободы, призвал отличать истинных заговорщиков от случайных людей. Но и он требовал невозможного, поскольку сами заговоры были плодом широко распространенного аномального мышления. Робеспьер ответил ему в стиле Вагнерека: « А кто сказал вам, что погиб кто-нибудь безвинно?» (47, с. 229– 230). 
Не покидая пределов принятой демонологии, противники террора находили возможность наносить ей удары «изнутри». Обнаружился способ усомниться в обвинениях, которые околдованные делали, ссылаясь на свои видения и объяснить их бесстыдными проделками Дьявола. Следующим шагом могло быть утверждение, что Отец Лжи в своей изощренной хитрости сумел распространить неверное толкование Священного писания во всем, что касается ведьм и тем «толкнул народы на путь заблуждений» (48, p.3). Атака такого рода представляла особую опасность, разрушая главное доказательство истинности ведовской теории, её опору на божественный первоисточник. В Англии второй половины 17 в. обходились уже без «дьявольских» объяснений. Уэгстаф отверг ссылки демонологов на священное писание, утверждая, что оно неправильно переведено и понято в той части Ветхого завета, которая касается ведьм и колдовства. Он привел истинный перевод древнееврейских слов, нужный для правильного понимания первоисточника (49, p. 12). Он же ответил на обвинение в атеизме не менее сильным обвинением в идолопоклонстве и язычестве, ибо тот, кто наделяет Дьявола и ведьм способностями творить и превращать относится к ним как к богам. «…Я не могу думать без дрожи и ужаса о том громадном числе людей, которые в разные годы и в разных странах были принесены в жертву этому языческому убеждению…и многие были не просто убиты, но после ужасающих изощренных пыток» (там же, p.156). Но для прекращения массового террора не потребовалось смены мировозрения, ни даже существенной ревизии ведовской теории. Возникли и усилились опасения, что искоренение ведовской заразы сопровождается массовой гибелью невинных, но сама попытка продолжать правильный, справедливый, законный террор гасила костры и оставляла без работы виселицы. Точно также, закат квазинаучной демонологии не потребовал ни научных открытий, ни нового мышления, ни распространения просвещения. В тех же первоисточниках, в том же Священном писании и трудах отцов церкви, на которые ссылались классики демонологии, теперь находили достаточно оснований, чтобы вернуть магии и колдовству прежнее скромное место и вытеснить Дьявола из повседневной человеческой жизни. 
Признания ведьм, читаемые перед казнями во всех деталях и подробностях, укрепляли веру народа в реальность зла, но со временем потеряли прежнюю силу. Стали обращать внимание на то, чему раньше не придавали значения. Некоторые из осужденных отказывались от прежних признаний и выбирали самый мучительный вид смерти – сожжение живым вместо милосердного удушения перед костром, полагавшегося раскаявшимся. Родственники арестованных, которые верили протоколам признаний и принимали казни как неотвратимую плату за преступления, по мере продолжения преследований стали говорить, а затем и писать о жестоких пытках, которым подвергают бедных женщин, чтобы сделать их ведьмами (7, р. 197). Убеждения стали меняться без того, чтобы народ узнал или увидел что-либо, что не было известно при зарождении или полном развитии ведовской охоты. 
Общество, пораженное паникой, теряет интеллектуальную интуицию. Салемским судьям не кажется странным, что во встречах с Энн Путнам ведьмы, колдуны или их призраки охотно сообщают о себе все сведения, необходимые для их разоблачения. Призрак священника Джоржа Берроу прерывает мучения Энн, чтобы сообщить ей свое имя, подробности семейной жизни и список преступлений. Он, будучи трижды женат, убил 2-х своих жен колдовством. Он называет завербованных ведьм, сообщает имена погубленных, и добавляет, что умертвил при помощи колдовства сотни солдат. Наконец, он открывает Энн свое место в сатанинской иерархии: он не простой колдун, но маг высокого ранга (50). На этом же процессе Джон Алден спрашивает судей: не кажется ли им странным, что он якобы мучит детей, которых раньше никогда не видел и даже не слышал о них? И если они падают в обморок и бьются в конвульсиях от одного его взгляда, то почему сам судья Гудни не теряет сознание – ведь он смотрит и на него? Вместо ответа Олдена заставляют взобраться на стул перед публикой, чтобы все его видели, и поскольку обвинительницы продолжают кричать, что он щиплет их, посылается шериф, что разжать ему руки. (51).

Борьба энтузиастов террора с оппозицией умеренных и скептиков являлась, по сути, столкновением двух стилей мышления. Во время ведовской паники в Стране басков в самом начале 17 в. раскол поразил Трибунал инквизиции в Логроньо. Два старших его члена – Алонсо Бесерра и Хуан де Валле были встревожены и напуганы попыткой Совета Инквизиции ( la Suprema ) погасить ведовскую эпидемию при помощи Эдикта Милосердия. Их поддержал прокурор Трибунала, писавший в Мадрид, что эта мера лишь усилила наглость и агрессивность тайной секты: «если раньше их собрания проходили 3 раза в неделю, то теперь они встречаются каждую ночь; раньше они привлекали многих детей на шабаши…но не принимали их в секту ведьм до возраста 12 лет для девочек и 14 для мальчиков, теперь они без сожаления заставляют их отвергать христианскую веру в возрасте 8 и 9 лет; раньше ведьмы проявляли определенную степень уважения к Инквизиции, а теперь имеют наглость нападать на персонал Трибунала и их семьи» (14, р. 272 ). Прокурор не сообщает, из каких источников получены эти сведения. Для него, судя по всему, не существует вопроса об их достоверности и степени соответствия реальной действительности. В ином расположении ума находится младший член Трибунала – Алонсо Салазар. 
Подозреваемая в ведовстве Мария де Зозая показала, что у неё дома спрятан разнообразный ведовской реквизит, в том числе несколько «наряженных жаб», а также горшки с колдовскими мазями и отравленными порошками. При обыске, однако, ничего не нашли. У инквизиторов Трибунала Бесерра и Валле не было сомнения, что Дьявол делает все, что в его силах, чтобы скрыть доказательства против колдовского подполья. Но Салазару, с его интеллектуальной интуицией, трудно было согласиться, что секта колдунов, пусть и с помощью уловок Дьявола, «всегда способна избежать конфронтации с эмпирической реальностью» ( там же, 165– 166). При этом, он не подвергает сомнению демонологическую теорию. Он соглашается, с некоторой долей иронии, что « Дьявол способен делать и то и это», и что ученые доктора с определенностью установили существование колдовства. « Истинный вопрос в другом: верим ли мы, что колдовство имело место в данной ситуации потому лишь, что в этом призналась ведьма?» ( там же, 350). Ни ожесточение ведовской охоты, ни эпидемия псевдологии не искажают его видение действительности. Среди паники, поразившей города и деревни, казней и всеобщей подозрительности он сохраняет то, что по праву можно назвать суверенным мышлением. Отправляясь с инспекцией в Сантестебан, он посылает двух своих секретарей на известное место шабашей. Когда большая группа детей заявила, что была ночью на колдовском сборище, секретари засвидетельствовали, что этой ночью никого на месте не было. Нескольких девочек, признавшихся в половых сношениях с Дьяволом, он отправил на гинекологическое исследование, и повитухи нашли всех их девственницами. ( там же, 300). 
В письме к Генеральному инквизитору Салазар суммировал свой инспекционный опыт: « Я не нашел ни единого доказательства, ни даже малейшего указания, из которого можно было бы заключить, что какой-либо акт колдовства вообще имел место» ( там же, 304– 305). У противников Салазара, с их аномальным мышлением, никакие свидетельства действительности не могут исправить искаженное восприятие происходящего. Их не побуждают к скепсису даже очевидные факты, когда признавшиеся ведьмы называют одного из участников шабаша как раз в то время, когда он находится под арестом в секретной тюрьме Трибунала инквизиции ( там же, 179). Разумеется, подобного рода искажениям были подвержены не только испанцы и не только инквизиторы. Я. Канторович приводит целую подборку из протоколов немецких судов, где обнаруживались очевидные факты, несовместимые с признаниями предполагаемых ведьм. Обвинение в убийстве троих детей осталось непоколебленным, несмотря на то, что, как оказалось, все трое живы. Женщина, рассказавшая о колдовских чарах, при помощи которых она совершила убийство, была осуждена и отправлена на костер, хотя жертва не только благополучно здравствовала, но и указывалась в числе свидетелей на этом же суде (25, с.464). 
Совет Инквизиции принял сторону Салазара и потребовал, чтобы «были проведены новые расследования, касающиеся мест ведовских сборищ и проведены новые эксперименты с их мазями, ядами и порошками. Те, кто проводит эксперименты должны скормить ядовитые вещества животным и наблюдать эффект через день, чтобы установить то, что возможно установить в этих трудных случаях» (14, р.161). Трибунал в Логроньо уклонялся от проведения экспериментов, а когда это стало невозможным, комиссары потребовали от раскаившихся ведьм представить вещественные доказательства своих злодеяний. Тем пришлось доставить кувшины с мазями и порошками. После экспериментов на животных доктора признали их совершенно безвредными. 
Энтузиасты террора, для которых дьявольский заговор и его ведовская агентура были реальнее всех фактов и экспериментов, ответили своим обычным способом. Бесерра объяснил конфликт в Трибунале между Салазаром и двумя другими инквизиторами тем, что «Дьявол интригует, чтобы не дать нам выполнить наш святой долг и предпринять решительные действия для борьбы с рапространившимся злом» (там же, 309– 310). В конце концов, противники Салазара заявили, что сам Дьявол внедрил его в Трибунал. 
Пытаясь вернуть своих комиссаров к восприятию реальности, Совет Инквизиции направил им разъяснения, которые были бы странными и излишними, если бы распространившееся аномальное мышление не искажало банальные связи. Штормы и бури, напоминал Совет, являются в определенные сезоны обычным явлением, даже если ведьмы признают, что это их рук дело; гибель урожая может быть следствием естественных причин и это случается повсеместно и независимо от присутствия ведьм в данной местности ( там же, 337). 
Наконец, Совет Инквизиции изобрел великое средство, эффективность которого показала насколько глубоко и тонко он понимал психологическую природу происходящего. Инструкция от 29 августа 1614 г. запретила всякое публичное обсуждение ведовских дел. Отныне ни в печати, ни в проповедях священников, ни на собраниях любого рода эта тема не должна была даже упоминаться. Если бы кто– либо стал свидетелем ведовского вредительства, ему следовало сообщить об этом Трибуналу без всякого предварительного обсуждения. На основе этой инструкции был издан Эдикт Молчания. Алонсо Салазар так оценил действие Эдикта : « Никто не мог даже вообразить, что введением режима молчания по вопросу о ведьмах станет возможным искоренить помешательство в такой степени, что сегодня кажется, будто оно никогда не существовало» ( там же, 383 ). Второй великий эдикт – Эдикт Милосердия позволял отказаться от вынужденных признаний, получить прощение и примириться с церковью. А это открывало дорогу к восстановлению в правах. Совет Инквизиции – la Suprema– не только признал, что организаторы ведовских процессов нарушали законы, но и открыл дорогу к реабилитации пострадавших.

Об энтузиастах ведовского террора известно слишком мало, чтобы пытаться связать их аномальное мышление с особенностями психической организации и противопоставить им личности с устойчивой психикой. Неясно, были ли инквизиторы Бессера и Валле подобны Максимилиану Робеспьеру, аномальное мышление которого обнаружилось не раньше, чем бурные события революции увлекли его, или, как у Жан– Поль Марата, их психические абберации существовали до и независимо от общественных бурь. 
Один из великих реформаторов того времени, Мартин Лютер, не был прямо вовлечен в ведовскую охоту. Он не был даже современником наиболее яростных преследований, вспыхнувших в Германии в первой половине 17 века. Но в их подготовке его роль несомненна. Это он способствовал возвышению Дьявола и признал за ним роль распорядителя материального мира. Но отношения Лютера с Дьяволом вовсе не ограничивались рамками теологии, и когда Лютер говорит: « Я, доктор Священного Писания, многие годы провел в молитвах Христу и всё же до сегодняшнего дня не могу избавиться от Дьявола и прогнать его от себя», эти слова следует понимать буквально. ( р. DCVIII.) Дьявол живет в доме Лютера, вступает с ним в дискуссии, дразнит и пугает его, устраивает шум, мешает работать. «Последней ночью, когда я проснулся, явился Дьявол и сказал мне: « Бог далеко от тебя и он не слышит твоих молитв.»(р. DCXXI). Интимные физиологические переживания (а Лютер страдал от многочисленных болезней), его запоры, задержка мочи, приступы страха и потоотделения, которые он называл «дьявольским купанием» – все его недуги были следствием одной причины: « болезни, которые терзают меня, это не обычные и природные болезни, но наваждение Дьявола.» (р. DLXXIX). И он боролся с Нечистым решительно и с немалой изобретательностью. « Когда я не могу избавиться от Дьявола при помощи слов Священного писания, я прогоняю его насмешкой» (р. DCVI ). Но больше всего Дьявол боялся «анального оскорбления» и, испортив воздух, можно было на время изгнать его. После женитьбы Лютер обнаружил еще один способ борьбы, и когда Дьявол искушал его, он хватался за определенные части тела своей жены, так что «свои главные битвы Дьявол проиграл как раз в постели рядом с Кати» (54, с.240) . Известный психотерапевт Г. Эриксон полагал, что у Лютера «развилась фобия Дьявола» (там же, с.267). Поскольку влияние Мартина Лютера на современников и потомков было поистине коллосальным, его роль в распространении аномального мышления была, вероятно, столь же значительна.

Интеллектуальный пейзаж 16 века не был ни скудным, ни мрачным. Нейтральное обозначение эпохи как Раннего Нового Времени замещает, по крайней мере частично, период, традиционно известный как Возрождение. Как бы то ни было, среди людей Возрождения не составит труда отыскать противовес Мартину Лютеру, найти человека совершенно другой психической организации. К примеру, Мишель Монтень сохранял нетронутыми природные свойства своего мышления среди ожесточения религиозных войн и полного господства ведовского учения. «Я человек с умом грубоватым, со склонностью ко всему материальному и правдоподобному…», – объяснял Монтень. И когда ему представили целую группу обвиняемых в колдовстве и среди них безусловную ведьму со всеми диагностическими признаками, подкрепленными добровольным признанием, он все же предпочел лечение убийству. «Насколько естественнее считать, что разум наш помутился от причуд нашего же расстроенного духа, чем поверить, будто один из нас в своей телесной оболочке вылетел на метле из печной трубы по воле духа постороннего!» (кн.3, с. 298). Скептическое отношение к науке, к её схоластическим посылкам, следствиям, доказательствам, ко всему университетскому антуражу того времени, побуждают Монтеня больше полагаться на интеллектуальную интуицию – необходимую составляющую суверенного мышления. «…Нить доказательств и доводов, основанных на опыте и фактах, я разматывать не стал бы: у неё нет конца, за который можно было бы ухватиться. Этот клубок я часто разрубаю, как Александр – Гордиев узел» (там же, с. 299). По Монтеню, суждение должно быть естественным и свободным, ему противопоказаны постулаты, принципы и правила. Независимость суждений самого Монтеня тем более достойна оценки, что выражалась столь ясно во время, когда квазинаучная демонология распространилась по всей Европе.

Обсуждение
В некотором противоречии со скептическим отношением к урокам истории находятся неустанные попытки вновь и вновь возвращаться к определенным периодам и событиям, искать новые свидетельства, пересматривать архивы, пытаться понять, как же все было на самом деле, в чем истинные корни и причины событий. Такие попытки становятся особенно упорными, когда текущие события представляются столь неожиданными и пугающими, что побуждают искать опору для понимания в прошлом, в том, что уже свершилось и предстает в законченном виде. 
Во время Французской революции 1789 г. ощущение величия и первородности происходящего не подавляло постоянного стремления видеть события на фоне античных декораций. Вожди всех направлений не только украшали свои речи примерами из греков и римлян, но и находили у них доводы для разоблачения врагов и подкрепления собственных мнений. Революционное движение в России 20 века возбудило длительный и глубокий интерес к французским событиям. Готовя террор, спорили – что погубило якобинцев – крайности террора или недосточная решительность его применения? Находили и жирондистский период русской революции и якобинский, даже сталинскую диктатуру пытались понять как термидорианский переворот.

Массовые движения 20 века обнаружили свою неординарность не только масштабами кровопролития. Происходящее выглядело неожиданным по причине его кажущейся несовременности, противоречия принятым и провозглашаемым уже более 100 лет принципам справедливости и свободы. Этот кажущийся рецидив варварства сопровождался массовым уничтожением своих же граждан, причисленных, как оказалось ошибочно, к врагам нации и государства . Охота на ведьм была, судя по всему, первым периодом человеческой истории, когда это явление проявилось в полной мере. Свидетели кровавых катастроф 20 столетия вновь обратились к архивам и печатным изданиям 16– 17, чтобы увидеть прежние события новыми глазами. Варварство, это наследие «темных веков», невежество и суеверие народа и даже знаменитая кровожадность Инквизиции оказались повинны в ведовском безумии намного меньше, чем казалось просветителям, стремившимся раздавить гадину. Время костров и виселиц было и началом Нового времени – времени динамичного, беспрецендентного по успехам в науке, искусствах, мореплавании. Удивительно, но эти две сферы человеческой активности очень мало соотносились друг с другом и существовали как-бы в параллельных мирах, подобно невообразимым успехам 20 века в науках и просвещении и истреблению миллионов человеческих существ по мотивам, признанным вскоре ошибочными.

На извечный вопрос : «почему?», нет, как и следовало ожидать, достойного ответа. Предлагаемые причины могут быть признаны факторами, имеющими значение, и не более того. Из этих факторов самый очевидный – кризисный характер Раннего Нового времени, многочисленные несчастья и страдания, вызывающие страх, подозрительность и стремление к поиску виновных. Здесь не было, впрочем, прямых соответствий, и охота могла быть особенно яростной в благополучных общинах, в то время как области, пораженные неурожаем или эпидемией, могли оставаться спокойными. По К. Лернер, время охоты на ведьм совпадает с периодом, когда христианство приобрело политическую важность, а установление царства Бога на Земле стало реальной политической целью. Как только победила секулярная идеология с её принципами свободы, равенства, защиты собственности, охота прекратилась. (11, с.126). 
Новое общество, преобразуемое в соответствии с заветами самого Бога, требовало от каждого христианина добродетелей, которыми он явно не обладал. Но, независимо от его личных качеств, он получал в момент своего рождения тяжелое наследство в виде первородного греха и должен был повторять все годы своей жизни : mea culpa и чувствовать себя виновным. Из этого легко выводится психоаналитическое объяснение охоты как проекции собственной вины на изгоев общества и оправданное таким образом безжалостное их преследование. У священников и монахов, связанных обетом безбрачия, и ведущих борьбу, утомительную и безнадежную, с неотвязным грехом похоти, проекция получала соответствующую окраску. Отсюда непременные обвинения ведьм в плотских сношениях с дьяволом и требование детальных признаний, включающих анатомические подробности.

Впервые в своей истории Европа осознала великую цель тотального преобразования общества, превращения полуязыческих и зараженных ересями народов в образцовые христианские государства, все жители которых, от первого до последнего и без всяких исключений следуют великим принципам, установленным высшим авторитетом – Богом. 
Наказание за отступление от этих принципов преусматривалось двоякое – вечное и неотвратимое в конце жизненного пути и земное, немедленное, воздаваемое властями, которых Бог назначил толкователями этих принципов. Великие и святые цели способны вызывать эйфорию, но скоро обнаруживаются многочисленные препятствия и многочисленные враги, и преобладающим настроением становится страх. Ведовская паника и ведовское безумие – определения, указывающие на форму этого страха. Джон Уэгстаф писал еще в 17 веке о причинах распространения и укрепления в головах людей «столь безрассудных мнений». Главной причиной, несомненно, является страх, «внедренный в человека Природой – сильнейшее из всех человеческих чувств, и если было бы непочтительно и неразумно заявлять, что страх привел в наш мир богов, то это справедливо в отношении всемогущего Дьявола и его союзников ведьм» (49, с.134– 135). Отчего же из немалого набора безрассудных мнений предпочли именно это? По К. Лернер, обвинение в ведовстве явилось удобным средством – экономичным по своей универсальности – для укрепления нового христианского общества и борьбы со всеми формами зла и разногласий. (11, с.125). В таком случае, теологи – создатели демонологии, экзекуторы пыточных камер и судьи, посылающие мнимых пособников Дьявола на костры, выступают агентами телеологической Истории, которые объективно, независимо от их воли и понимания выполняют важную историческую задачу создания христианских абсолютистских монархий в Европе. Но для этого требовалось исказить существенным образом их способность воспринимать происходящее. Такое же допущение приходится делать и тем, для кого «вера в несуществующее» прикрывает важные интересы каких-то влиятельных классов и групп и кто не может признать, «что люди на протяжении двух веков так бесчеловечно терзали и губили себе подобных только в силу господства известного комплекса ложных представлений».(10, с.36.) Такого рода ложные представления главным образом и требуют объяснения, независимо от других факторов с которыми они сочетаются.

Деревенские ведьмы, знахари и повитухи оказались врагами христианского мира из-за определенной трансформации мышления, распространившейся во всех кругах европейского общества в 16– 17 вв. Истребление предполагаемых ведьм не было прямым следствием религиозного фанатизма или народных суеверий. Убеждение в реальности колдовства и козней Врага рода человеческого существовало до ведовской паники и сохранилось после её затухания. Трансформация, принявшая форму аномального мышления проявилась в широком распространении новой демонологии. Такое распространение является, по– видимому, непременным условием «большой охоты». В России, до которой западная демонологическая теория в то время не добралась, не было и больших процессов. Русские ведьмы обвинялись в порче, любовных чарах, но не в полетах на шабаш, поедании младенцев, поклонении Дьяволу (1; 73).

Аномальным мышлением названа психическая абберация, широко распространившаяся во время Французской революции 1789 г. и описанная мною в работе, изданной в 1997 г. (56). Экстремальные условия, в которых такого рода аномалия поражает целые народы не раз возникали в человеческом обществе, но премьера состоялась в Европе 15– 17 вв. Зарождение нового жизненного порядка сопровождалось невиданной инфляцией и обнищанием населения, войнами, эпидемиями, природными катастрофами. И в это же время ведущие круги – церковь, правящие династии, университеты принялись, яростно и бескомпромисно, за построение нового общества по заветам Священного Писания. Сочетание стремления к великим и священным (в прямом смысле) целям с тягчайшими земными бедствиями вызвало напряжение такого накала, которое не могло разрешиться без больших потрясений.

Потрясенной оказалась и человеческая психика, пораженная страхом и непосильной задачей понять происходящее. Преобладание получил извращенный, оторванный от реальности стиль мышления. Содержание его черпалось из новой демонологии и главным феноменом являлся комплекс идей преследования, организованный в достаточно стройную систему и внутренне координированный. Убеждение в страшном заговоре, составленном Дьяволом и его бесчисленными земными агентами и грозящем гибелью христианскому миру Европы рапространилось во всех слоях общества. Разрушительную работу адского подполья видели повсюду и каждодневно. Естественные причины, природные корни страданий и бедствий исключались из мыслительного процесса. Клинически обсуждаемый феномен более всего соответствует т.н. сверхценным идеям – устойчивым и логически организованным ложным убеждениям, вырастающим на определенной реальной почве.

Историческая сцена придает сверхценным идеям индивидуальную окраску. Французские революционеры 1789 г., совместными усилиями преобразовавшие страну и утвердившие новые, по общему мнению великие, принципы, разделились на партиии, фракции и группы, ненавидящие и преследующие друг друга. Многие прониклись убеждением, что их соперники – скрытые и опасные враги, которые лишь прикрываются революционной маской, чтобы успешнее плести заговоры, что измена поразила все учреждения республики и под вывесками революционных комитетов скрываются тайные организации иностранных агентов. 
Роль Дьявола – организатора этого подполья приписывалась английскому премьер– министру Уильяму Питту. Такого рода явление, один из признаков аномального мышления, названо мною феноменом маскарада. Персонажи французской революционной драмы выступали в личинах, которые знаменитые трибуны яростно срывали друг с друга. 
Политический театр Французской революции мало напоминал ведовскую охоту, но финальные сцены были похожи, разве что костры и виселицы сменились более современной гильотиной. Феномену, получившему распространение в Европе 16– 17 в. больше подходит обозначение ведовского заговора, хотя и он не был свободен от маскарадных сцен. В соответствии с характером времени и маскарад носил не политический, а теологический характер. Считалось, что агенты Дьявола находят для себя удобным выглядеть благочестивыми, посещать церковь, ходить к обедне и слушать проповеди. При этом они извращают и бесчестят христианские обряды, оставаясь неузнанными. На пике ведовской паники страх показаться чрезмерно набожным и вызвать тем самым подозрение в ведовстве терзал не только прихожан, но и священников. (10, с.15). Знаменитый врач 16 в. Парацельс полагал, что Дьявол поражает человека двумя различными путями: вызывая полную потерю разума и контроля и более опасным частичным овладением, когда одержимый выглядит вполне разумным и даже святым, но полон дьявольских побуждений. Вторым способом Дьявол контролирует жадных торговцев, лжецов и обманщиков, разлагающих христианский мир. (21, c.120). 
Другой выдающийся феномен аномального мышления, названный здесь коллективной псевдологией – оригинальное порождение периода ведовских процессов, сообщающее всей эпохе неповторимое своеобразие. Ему, однако, досталось несправедливо малое внимание исследователей. Разумеется, фантастические, невероятные свидетельства, которые классики демонологии включали в свои квазинаучные трактаты удивляют всякого, кому случается читать их. Такое же впечатление производят рассказы многочисленных свидетелей, добросовестно записанные судебными секретарями и удостоверенные клятвами на Священном Писании. Но интерпретировать их, не прибегая к помощи психиатрии, по– видимому затруднительно. Если и считают нужным выразить какое-то мнение, то это, по большей части, недоумение в связи с искренней верой людей того времени в столь фантастические рассказы, либо предположение, что речь идет о благочестивой лжи, выдумке на пользу «святому делу». 
Фальшивые свидетельства, несомненно, использовались в ведовских процессах. В некоторых, правда исключительно редких, случаях обвинение располагало даже решающим доказательством – «подлинным» договором между обвиняемым и Дьяволом. На знаменитом процессе отца Урбана Грандье такой документ, написанный по– латыни задом наперед был удостоверен подписями самого Люцифера и его помощников – Сатаны, Вельзевула, Левиафана и др. и скреплен их печатями (5, с.89– 90). Подобного рода судебные казусы не имели, разумеется, отношения к подлинной природе происходящего. То, что обозначается историками как ведовская паника или ведовское безумие предполагает искреннее убеждение миллионов в повсеместном распространении самых извращенных преступлений, не признающих ни границ здравого смысла, ни законов природы. 
Когда наступило успокоение и многочисленные ведьмы и колдуны, столь долго творившие различное непотребство, исчезли из повседневной жизни, епископы и теологи, преодолевая смущение, принялись взвешивать вину активистов ведовской охоты. Позже к ним присоединились историки. Спор продолжался в 19 и 20 веках. Пытались определить, кто больше способствовал помрачению умов и кто с большей яростью раздувал костры – папы с их Инквизицией и «Молотом ведьм», католические епископы западной Европы или же протестанты различного толка . Исторические данные свидетельствуют, что Лютер и Кальвин боролись с Дьяволом и его тайными агентами не менее усердно, чем папа, а епископские и светские суды проявляли сдерженность и взвешенный подход еще реже, чем трибуналы Инквизиции.

Пасторы различных церквей должны были стать естественными союзниками в сражении, где, по их общему убеждению, решалась судьба всего христианского мира. Вместо этого, католики римского толка и протестанты набросились друг на друга с ожесточением непримиримых и смертельных врагов. Кальвин в Женеве и Лютер в Виттенберге упорно называли папу Антихристом. Папа объявил Лютера сыном Сатаны. Точно также, как в глазах истребителей ведьм все они принадлежали к одной проклятой секте и т.н. добрая колдунья не отличалась от злой ведьмы , так же и среди воинов Христа не могло существовать никаких оттенков. Всякий, кто отклонялся от принятой версии, не просто заблуждался, но становился предателем святого дела, пособником Сатаны, тайным его агентом. Все слова и все поступки понимались в соответствии с этой дихотомией. Новый календарь, введенный папой Григорием XIII в 1582 г. вызвал тревогу и подозрение протестантов. Некоторые проповедники уверяли, что календарь задуман, чтобы ввести в заблуждение Христа, оттянуть его второе пришествие и дать папе возможность продолжать своё богохульство. (10, с.195 ). Такое исчезновение оттенков, такая полярность мышления представляет из себя феномен, свойственный времени ведовской паники, точно так же как и периоду террора во время Французской революции 1789 г. Якобинцы и, прежде всего, Робеспьер, не признавали никаких разновидностей революционеров. Правые и левые уклонисты представлялись им двумя отрядами вражеской армии, которые делают вид, что ссорятся, чтобы скрыть свои преступления. Сверхценные идеи, так же как их злокачественный аналог паранойя способны удивить своей стройностью, логичностью и непротиворечивостью. К ним вполне применимо замечание Полония о Гамлете: «В его безумии, однако ж, есть система». Хотя в основе такой системы и лежат ложные посылки, её построение ведется без явного нарушения формальных правил мышления. Феномен ведовского заговора, хотя и отнесен к категории сверхценных идей, не вполне согласуется с психиатрической классикой. 
Новая демонология с самого начала создавалась в квазинаучной форме, которая требовала толкования важных теологических проблем и многочисленных увязок с первоисточниками, равно как и защиты от скептиков и уклонистов. Еще больших усилий требовало подтверждение методов вредительства, которые практикуются адским подпольем. Поскольку ведьмы, колдуны, ворожеи, специалисты по черной магии – агенты многочисленной армии Сатаны действовали, презирая природные границы, физические пределы и обычные понятия здравого смысла, усилия доказавать реальное существование их дьявольских трюков приводили к столкновению с правилами логики. 
Авторы «Молота ведьм» не сомневались в реальной способности союзников Дьявола к телесному перемещению по воздуху и определяли как еретическое утверждение, что «…подобное совершенство невозможно и что это, как и вредительство людям, животным и хлебным злакам является игрою воображения». Такое мнение, и это главный довод против него, «служит несоизмеримому вреду святой церкви, так как вот уже несколько лет ведьмы, благодаря этому преступному мнению, остаются безнаказанными,…поэтому и число их выросло до такой степени, что теперь нет возможности их искоренить» (8, с. 216). Профессора теологии прибегли здесь к софизму, известному под латинским именем argumentum ad consequentium (еng.– appeal to consequences) – обращению к последствиям как к одной из посылок умозаключения: 
Еретики утверждают, что полеты ведьм являются лишь плодом фантазии и игрой воображения. 
Такого рода утверждения уже привели христианский мир на край пропасти. 
Следовательно, ведьмы способны к телесному перемещению по воздуху. 
Среди других доказательств способности ведьм совершать перелеты предлагается следующий силлогизм : 
Тот, кто способен творить чудеса большие и сложные, безусловно способен произвести простое и малое. 
Бог позволяет Дьяволу подменять детей и переносить по воздуху праведников помимо их воли. 
Следовательно, он разрешает Дьяволу устраивать полеты своих слуг и любовниц (там же) 
Посылка, сама требующая подтверждения, используется для доказательства – очевидный logical fallacy – логический дефект, подобный другим, которыми наполнен этот трактат классиков демонологии. 
Ведовская паника породила не только аномальную продукцию в виде ведовского заговора и коллективной псевдологии, но и вызвала общее снижение уровня мышления во всем, что относилось к этой тревожной сфере. Логические дефекты, софизмы сделались важным инструментом поиска вредителей – ведьм и колдунов. Охота на ведьм была бы, скорее всего, невозможна без широкого использования софизма Post hoc ergo proper hoc – после того, значит вследствие того. Из области народных суеверий этот софизм перешел в сферу юридических доказательств. Выпускники университетов, для которых Аристотель был создателем всех наук и источником вечных истин, знакомые, без всякого сомнения, с его «Логикой» и его «Софистическими опровержениями», забывали все свои штудии, когда начинались диспуты о ведьмах. Д-р Вагнерек из Баварии оправдывал пытки предполагаемой ведьмы, приводя 2 «объективных» аргумента – болезнь дочери соседей и случившийся град как следствие её появления перед событиями. (7, с. 277).

Давно замечено сходство ведовской паники с эпидемиями инфекционных заболеваний (7). Источник заражения, скрытый в его природных ареалах, без видимых внешних причин периодически выходит из укрытия и, рапространяясь по областям и странам, поражает большие, нередко многомилионные человеческие массы. Аномальное мышление готовится в головах, склонных избирать чуждые реальности пути и создавать системы – сверхценные или паранояльные, способные заражать чувствительные к психической инфекции контингенты. Подобно эпидемии физической, психическая эпидемия поражает всех, лишенных устойчивости к искажениям психики, после чего начинает убывать, даже и в том случае, когда не найдено никакого лечебного средства и система взглядов, на которой построены продуктивные феномены, почти не затронута критикой. Ведовское безумие, пройдя несколько вспышек, потеряло свою яростную энергию и лишилась прежней агрессивности, без того, чтобы феномены ведовской заговор и коллективная псевдология были поняты и отвергнуты как заблуждения. Христианские общины Европы и Америки приобрели некую устойчивость, некий вид иммунитета и прежние химеры лишились заразительной силы. 
Аномальное мышление исчезло как преобладающий интеллектуальный стиль, но сохранилось в своем природном мозговом ареале, готовое к будущим эпидемиям. 
Большие эпидемии 20 века, вполне достойные названия пандемий аномального мышления, перемежались небольшими вспышками moral panics, когда поведение некоторых групп ложным или преувеличенным образом воспринималось как угроза нравственным нормам и здоровому состоянию общества. Некоторые приступы паники, приводили к судебному преследованию и тюремному заключению невиновных и распространялись достаточно широко. Самая знаменитая из них – Satanic ritual abuse – поразительным образом повторила не только стержневые черты, но и самую форму ведовской паники 16– 17 веков. Сообщения о Ритуальных преступлениях сатанистов появились в Соединенных Штатах в 60– х годах 20– го столетия. Книги и телевизионные интервью жертв преступления сообщали кошмарные подробности страданий, перенесенных в детстве, воспоминания о которых были восстановлены психотерапевтами. Распространившаяся достаточно широко, в особенности в консервативных христианских общинах, но также и среди социальных работников, психотерапевтов и полицейских чиновников, тревога в период 80– х – 90– х годов достигла степени, оправдывающей её обозначение как Satanic Panic. Многие поверили в существование разветвленной тайной организации сатанистов, которые похищают людей, подвергают их физическим истязаниям и сексуальному насилию, убивают и даже пожирают во время своих ритуальных оргий. Из Соединенных Штатов паника распространилась на другие англоязычные страны – Канаду, Великобританию, Австралию и стала затихать из– за отсутствия вещественных доказательств и дискредитации методов, которыми добывались обвинения. 
K. Ланнинг в отчете ФБР за 1992 г. писал о сотнях жертв, которые до сих пор утверждают, что тысячи преступников мучат и даже убивают десятки тысяч людей в рамках организованного сатанинского культа. Главным доводом разоблачителей являлось сходство описываемых издевательств у жертв, которые никогда не встречались друг с другом (ср. сходство описания ритуалов шабаша). Автор отчета, известный специалист в области сексуальных преступлений против детей сам был обвинен в том, что является сатанистом, который внедрился в ФБР, чтобы скрыть тайную и преступную сеть поклонников Дьявола (57). 
Разоблачить преступление обычными способами невозможно, поскольку сатанисты, как утверждается, воздействуют на психику жертв, вызывая расщепление личности и таким способом ставят под сомнение возможность их участия в суде как свидетелей (58). 
Среди разоблачителей сатанинского подполья обнаружилось некоторое число страдающих психическими заболеваниями, а среди жертв – личностные расстройства и случаи псевдологии (57). 
Современники ведовской охоты, авторы трактатов, памфлетов и воспоминаний не были озабочены столь тонкой материей как психология участников драмы и возможные её искажения. При скудности документов нечего и думать о поименном определении главных творцов аномального мышления, главных источников психической заразы. Не больше известно и о людях, психическая организация которых сохраняла устойчивость в самом центре ведовского безумия. Мартин Лютер и Вагнерек, Алонсо Салазар и Мишель Монтень – всего лишь примеры, которые могут быть, конечно, умножены. 
Современникам диктаторских режимов 20– го века пришлось испытать на себе кровавые доказательства роли личности в истории. Распространилось убеждение, что главные организаторы террора являются также и главной его причиной. Ведовская паника 16– 17 веков, этот первородный период идеологического террора, дает лишь единичные свидетельства такого рода. Для возбуждения, как и для прекращения ведовских процессов в одном, отдельно взятом государстве или городе могли существовать свои, местные причины. Смерть правящих епископов Бамберга и Вюрцбурга, главных побудителей террора, остановила ведовскую панику в этих землях. (20). Шотландский король Яков VI – увлеченный, хотя и малооригинальный теоретик демонологии, счел необходимым написать доступное руководство, которое снабдило подданных официальным мнением по вопросу о ведьмах. (59). Он же входил во все детали процессов, допрашивал главных обвиняемых и одобрял самые жестокие пытки для получения признаний. Ведовские процессы, в частности процесс ведьм Северного Бервика, были для короля Якова, в первую голову, процессами об измене. Избранный Богом, король становился, по его убеждению, главным врагом Дьявола не только в Шотландии, но и по всей Земле, (что и подтвердили раскаявшиеся ведьмы, которые, в свою очередь, слышали об этом от самого Дьявола) (68). Последний и организовал покушение с помощью ведьм, вызвавших искусственную бурю и едва не утопивших короля во время свадебного вояжа. Король убеждал судей не щадить дьявольских заговорщиков, ибо его, короля, забота – «общее благо этой страны» и можно себе представить, какие несчастья грядут в случае его смерти (11, с.14). Якова VI Стюарта, по крайней мере в этот перид его царствования, вполне можно причислить к ряду преследуемых преследователей, убежденных, что особая миссия, для которой они выбраны Богом или Историей, возбудила против них все силы зла, которые и следует уничтожать без всяких колебаний. Общая картина ведовского безумия в Европе (включая и метастазы в Северную Америку) свидетельствует все же о способности аномального мышления организовать большое кровопролитие и без тоталитарных режимов и абсолютной власти идейных диктаторов. 
Когда возбуждение, связанное с ведовской охотой, стало утихать и прежние страхи оставили Германию, Францию и Новую Англию, большинство зараженных аномальным мышлением потерялo интерес к поиску и разоблачению ведьм. Вероятно, немногие смогли оценить своё прежнее состояние и совсем мало сохранилось свидетельств такой оценки. Иезуит Фридрих Шпее исповедовал ведьм, приговоренных к смертной казни. В 1631 г. он выпутил книгу (без имени автора) в которой обнажил все жуткие детали признаний под пыткой. И он же заметил, что «теперь многие разумные и образованные люди», открывают глаза, «как бы просыпаясь от глубокого сна» и начинают замечать то, чего не видели раньше (69). Фрэнсис Хатчинсон опубликовал в 1718 г. письмо присяжных Салемского суда, которые признавали, что «не были способны ни понять, ни сопротивляться» дьявольскому наваждению, из– за которого приняли такие доказательства против виновных, которые, как они теперь понимают, были совершенно недостаточны для обвинительных вердиктов. Присяжные молили о прощении и уверяли, что никогда в будущем не станут принимать решений на столь зыбких основаниях (27, с.16– 23). Энн Путнам, активная свидетельница на салемских процессах 1692 года, обвинившая несколько десятков предполагаемых ведьм и колдунов, в 1706 г. решилась на публичное раскаяние в местной церкви. Она сожалела, что «…сделалась инструментом обвинения нескольких лиц в тяжелых преступлениях…. Теперь у меня есть все основания верить, что люди эти были невинны. Это было страшное заблуждение, вызванное Дьяволом, который обманывал меня в это ужасное время и я боюсь, что невольно и неосознанно запятнала себя и свою общину невинной кровью» (60). Освободившись от аномального мышления, люди, склонные к рефлексии и самоанализу, воспринимали своё прежнее состояние как помрачение рассудка, но продолжали привычным образом объяснять собственные действия как навязанные, по выражения присяжных, «таинственными Силами Тьмы и Князем воздуха» (27, с.16– 23).

Школьное объяснение утверждает прямую связь между прекращением охоты на ведьм и Просвещением, которому способствовали новые научные открытия и которое позволило перейти к новому, рациональному типу мышления. Все, что известно сегодня об этой эпохе, свидетельствует, как мне кажется, о другом. Ведовская паника утихла и массовое преследование прекратилось, завершая цикл своего развития, подобно тому, как затихает большая эпидемия, поразившая всех чувствительных к инфекции. Пробуждение от ведовского безумия не потребовало ни научных открытий, ни даже отказа от прежних суеверий. Но действительно ли мышление изменилось столь коренным образом? 
Й. Хёйзинга пишет о символическом способе мышления, когда «любая ассоциация на основе какого бы то ни было сходства может непосредственно обращаться в представление о сущностной, мистической связи» (61, с. 223). 
Рациональному, логическому, причинно-следственному, мышлению противостоит, таким образом, магическое, символическое, примитивное мышление. Аналогия, совпадение по времени и близость в пространстве достаточны для установления причинных отношений в рамках такого мышления. Связь между особым взглядом ведьмы и внезапной болезнью ребенка не требует дополнительных доказательств. Для магического мышления все видимые явления материального мира пребывают в мистической связи между собой и человеческими судьбами. Эта связь, сколь бы отдаленной она ни казалось (скажем, между полетом птицы и исходом предстоящего сражения), позволяет предсказывать события. Она же питает надежду придать событиям нужное направление. Если и верно, что такой стиль мышления был более распространен в древности, чем в нынешние, просвещенные времена, он все же никогда не был, да и не мог быть преобладающим. Немыслимо выжить, когда химеры и вымыслы мешают видеть реальные и суровые связи. Если такое случалось, последствия бывали трагическими. Во время неудачной осады Сиракуз положение афинской армии и флота настолько ухудшилось, что спасти их могло лишь немедленное отступление. Но когда флот был уже готов к отплытию, произошло лунное затмение (27 августа 414 г. до н. э.). Солдаты потребовали отсрочки, и полководец Никий объявил, что «не может быть и речи о том, чтобы сдвинуться с места, пока не пройдут указанные прорицателями трижды по 9 дней» (42, с. 447). Когда назначенное авгурами время прошло, было уже поздно. Армия потерпела страшное поражение, что привело впоследствии к падению Афин в 404 г. до н.э. Но если верно, что у греков и римлян никакое важное решение не принималось без предварительного совета оракулов, прорицателей, авгуров – специалистов по толкованию знамений и определению настроения богов, тому должна была быть существенная причина. В условиях информационной неопределенности следование оракулу (как его понимал вопрошающий) оказывало необходимое психотерапевтическое действие, успокаивая страхи и укрепляя уверенность. 
Этому служила и знаменитая двусмысленность предсказаний, разумное уклонение от вмешательства в реальную жизнь. К несчастью, лунное затмение являлось знамением слишком определенным.

Во все времена магическое мышление удерживалось в достаточно узких границах. Гомер, когда он обращается к Музе с призывом: «Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына…» не сомневается, что богиня петь не станет, и делать это придется ему самому. Точно также и жители греческих городов, которые оспаривали друг у друга честь называться родиной Гомера, понимали, что предложение соавторства было лишь поэтическим приемом.

Аномальное мышление использует некоторые логические дефекты мышления магического, но отклоняется от него существенным образом в сторону психической патологии. Ведовская паника 16– 17 веков породила такую продукцию, такие психические новообразования как ведовской заговор и коллективная псевдология. Избавление от этой аномалии не было исторической сменой стиля мышления – магического и примитивного – на научный и рациональный. Мышление было и остаётся человеческим – во всем разнообразии его стилей и возможностей. Но зародыши будущих аномалий всегда дремлют в ожидании нового кризиса, который изготовит для них новый грим и новые декорации. К несчастью, человеческие сообщества лишены естественного иммунитета против массового распространения аномального мышления, точно так же как лишены его в отношение т.н. особо опасных инфекций – чумы, холеры, черной оспы. Последние, однако, человеческий разум сумел обуздать. Задача кажется и сложнее, и опаснее, когда поражается сам этот разум.

Литература.
1. Levack B. P. The witch– hunt in early modern Europe. London and New– York, Longman, 1987. 
2. Withcraft. Catholic Encyclopedia. http:/www.newadvent.org/cathen/1567a.htw 
3. Pope Innocent VIII: Sammis desiderantes, 5 December 1484. www.catholic– forum/saints/pope0213ahtm 
4.Carlson Mare(compiled). Canon Episcopi.http://www.personal.utulsa.edu/~mare– carlson/witch/canon.html 
5. Р. Х. Робинс. Ведовство. В кн. Ведовство, которого не было. Пер. Н. Масловой. Сост. Н. Горелова, Санкт– Петербург, «Азбука– классика», 2005. 
6. Roberts A. A Treaties of Witchcraft…London, Samvel Man,1616. Cornell University Library Witchcraft Collection. http://historical.library.cornell.edu/witchcraft/witchcraft_O.html. 
7. Behringer W. Witchcraft persecution in Bavaria: popular megic, religious zealotry and reason of state in early modern Europe (translate by J.C. Gragson and D. Lederen). Cambridge, Cambridge University Press, 1997). 
8. Шпренгер Я., Инститорис Г. Молот ведьм. Санкт– Петербург, Амфора, 2001. Печ. по изд. 1930 г., в т.ч. вступительная статья С.Г. Лозинского « Роковая книга средневековья», с. 5– 42. 
9. Рассел Дж. Б. Колдовство и ведьмы в средние века. Пер. с англ. Татлыбаева А.М. СПб., «Евразия», 2001. 
10. Сперанский Н. Ведьмы и ведовство. В кн. История инквизиции. Средневековые процессы о ведьмах. Харьков, «Фолио», 2002. 
11. Larner Christina. Witchcraft and religion. Oxford, Basil Blackwell Publisher Ltd, 1984. 
12. Констан Ж. М. Повседневная жизнь французов во время религиозных войн. Москва, Молодая гвардия. Полимпсест, 2005. 
13. Льоренте Х. А. История испанской инквизиции.Пер. с франц., Москва, Ладомир, 1999. 
14. Henningsen G. The witches advocate. Basque witchcraft and the Spanish Inquisition (1609– 1614). Reno, University of Nevada Press, 1980. 
15. Дефурно М. Повседневная жизнь Испании золотого века. Москва, Молодая гвардия, 2004. 
16. Briggs R. Communities of belief.Cultural and social tension in early modern France. Oxford, Clarendon Press, 1989. 
17. The Examination and confession of certain witches at Chelmsford in county of Essex, before the Queen Majesty Judges, the 26th day of july anno 1566. London, 1566. At site Chelmsford Witches, ed by Frank Luttmer, http//:www.hulford.co.uk/intro.html 
18. Бич и молот. Охота на ведьм в XVI– XVII веках (пер. с анг. Н. Масловой; Состав и пред. Н. Горелова. СПб, Азбука– классика, 2005 
19. Burr George L., ed., The Witch persecutions. Hanover Historical Text Project. http://history.hanover.edu/texts/bamberg.html). 
20. Quaife G.R. Godly zeal and furious rage. The witch in Early Modern Europe. New– York, St. Martins Press, 1987. 
21. Midelfot E. A history of madness in sixteen century Germany. Stanford, Stanford University Press, 1999. 
22. Scot R. The discoverie of witchcraft…London, William Brome, 1584. Cornell University Library WitchcraftCollection. http://historical.library.cornell.edu/witchcraft/witchcraft_O.html. 
23. Gibbons J. The recent development in the study of the Grate European Witch Hunt, 1998, http://www.pendlewitches.cj.uk/content.php?page=myths 
24. The examination and confession of Mary Osgood. The Salem witchcraft papers: verbatim transcipts of the legal documents of the Salem witchcraft outbreak of 1692 / edited and with an introduction and index by Paul Boyer and Stephen Nissenbaum. Electronic Text Center, University of Virginia Library http://etext.virginia.edu/salem/witchcraft/texts/BoySal1.html 
25. Канторович Я. Средневековые процессы о ведьмах. В кн. 8. Шпренгер Я., Инститорис Г. Молот ведьм. Санкт– Петербург, Амфора, 2001. Печ. по изд. 1930 г., с. 431– 478. 
26. Монтер У. Ритуал, миф и магия в Европе Раннего Нового Времени. Пер. с анг. А.Ю. Сергиной. Москва, издательский дом «Искусство», 2003. 
27. Hutchinson F. Excerpt of The Witchcrafts at Salem, Boston, and Andover in New England, 1718; Cornell University Library Witchcraft Collection. http://historical.library.cornell.edu/witchcraft/witchcraft_O.html. 
28. Examination of Tituba. Salem Witchcraft Trials. Court Records. http://etext.lib.virginia.edu/salem/witchcraft/ 
29. Perkins W. A discourse of the damned art of Witchcraft…, Printed by Cantrell Legge, 1618. Cornell University Library Witchcraft Collection. http://historical.library.cornell.edu/witchcraft/witchcraft_O.html. 
30. Ходос. Сфабрикованные процессы, 1981, пер. с нем. А. Б. Шашкин, http://www.lib.ru/POLITOLOG/HODOS/processy.txt 
31. Kassin S.M. Fals memories turned against the self. Psychological Inquiry,v. 8, #.4,1997, 300– 302. 
32. Kassin S.M. and Kiechel K.I. The social psychology of false confession: compliance, internalization and confabulation. Psychological Science, 1996,v.7, # 3. 
33. Dixon J. W. Fals cofessions: annotated clinical research. http://www.psychologyandlaw.com/false.htm 
34. Blagrove M., Jornal of Experimental Psychology, appl. 2(1), 1996, 48– 59. 
35. Mattew Hopkins. Discovery of witches.London, 1647. The Project Gutenberg eBook, http://www.gutenberg.org/etext/14015 
36. A trial of witches…, London, 1682. Cornell University Library Witchcraft Collection. http://historical.library.cornell.edu/cgi– bin/witch/docviewer?did=097&view=text&frames=0&seq=1 
37. A true and exact relation…, London, 1645, Cornell University Library Witchcraft Collection. 
http://historical.library.cornell.edu/cgi– bin/witch/docviewer?did=094 
38. Вигору А. и Жукелье. Психическая зараза. М., 1912. 
39. Бехтерев В. М. Внушение и его роль в общественной жизни. СПб., издание К.Л Риккера, 1908. 
40. Тэн И. Происхождение современной Франции, т. 2, прил к «Вестнику иностранной литературы», 1907. 
41. Duke Maximilian I – hunter of Bavaria. http:/www.shanmonster.com/witch/hunters/maximiliani.html. From: Kunze, Michael. Highroad to the Stake: A Tale of Witchcraft. Chicago: Chicago University Press, 1987, pp.124– 5. 
42. Фукидид. История. М., Научно– издательский центр «Ладомир», 1999. 
43. True & Faithful Relation of What passed for many Yeers between Dr. John Dee (A Mathematician of Great Fame in Q. Eliz. and King James…, London, 1659. 
http://historical.library.cornell.edu/cgi– bin/witch/docviewer?did=039 
44. Burr George L., ed., The Witch Persecutions. Hanover Historical Texts Project, http://history.hanover.edu/texts/wurtz.html). 
45. Midelfort Eric C. Witch hanting in Southwest Germany 1562– 1684: The Social and and intellectual foundation. Stanford: Stanford University Press, 1972 
46. Petition of the Andover Ministers and Twenty– Two Others – – October 1692. The Salem witchcraft papers, V. 3: verbatim transcripts of the legal documents of the Salem witchcraft outbreak of 1692 / edited by Paul Boyer and Stephen Nissenbaum.Electronic Text Center, University of Virginia Library. 
http://etext.virginia.edu/salem/witchcraft/texts/BoySal1.html 
47. Минье. История Французской революции. СПб., 1906. 
48. Ady T. A Candle in the Dark…,London,1656. http://historical.library.cornell.edu/cgi– bin/witch/docviewer?did=002 
49. Wagstaffe J. The Question of Witchcraft Debated… London, 1671 http://historical.library.cornell.edu/cgi– bin/witch/docviewer?did=176 
50. Ann Putnam, Jr. v. George Burroughs. The Salem witchcraft papers, v.1. http://etext.virginia.edu/salem/witchcraft/texts/transcripts.html 
51. John Alden's Account of his Examination. The Salem witchcraft papers, v.1: verbatim transcripts of the legal documents of the Salem witchcraft outbreak of 1692 / edited by Paul Boyer and Stephen Nissenbaum.Electronic Text Center, University of Virginia Library.). 
52. The Large Catechism of Martin Luther, trans. by F. Bente and W. H. T. Dau . http://www.sacred– texts.com/chr./luther/lagecat.htm 
53. The table– talk of Martin Luther, translated by William Hazlitt, esq. Public Domain from the Christian Classics Ethereal Library at Calvin College, http://www.ccel.org/ccel/luther/tabletalk.txt 
54. Эриксон Г.Э. Молодой Лютер. Психоаналитическое историческое исследование. М., «Медиум», 1996. 
55. Монтень М. Опыты. Калининград, «Янтарный сказ». 1997. 
56. А. Кунин. Психиатрические этюды Французской революции 1789 года. Иерусалим, «Оникс», 1997. 
57. Lanning K.V. 1992 FBI Report. Satanic ritual abuse. www.rickross.com/reference/satanism/satanism1html 
58. Сarrico D.L. The Egyptian– Masonic– Satanic connection, (exception), 24.08.2005, http://www.the7thfive.com/new_world_ordeer/Freemasony/satanic¬abuse.htm 
59. King James VI of Scotland. Daemonologie…, 1597, Edinburgh. Watch Unto Praer. http://watcc.pair.com./daemon.html). 
60. Ann Putnam, Jr., from Wikipedia, 28 march 2007. http://en.wikipedia.org/wiki/Ann_Putnam 
61. Хёйзинга Й. Осень средневековья. М., «Наука», 1988. 
62. Kassin S.M., Gudjonsson G.H. The psychology of confession. A review of literature and issues. A Jornal of American Psychological Society, 2004, v.5, n.2. 
63. Ницше Ф. Сочинения в 2– х томах.,т.2, М., «Мысль», 1990, с.302. 
64. Gibbons J. The Malleus Maleficarum (Hammer of Witches). www.summerland.com/crosroadremembrance/_remembrance/maleus_maleficarum.htm 
65. Nider J. Formicarius, 1437, 1476. The Internet Medieval Sourcebook. Forham Univercity Center for Medieval Stadies. http://fordham.edu/hallsall/sbook.html 
66. Bodin Jean. De la Demonomanie des Sorciers. Paris, 1580, chap. V. In: Bur George L., ed. The Witch– Persecutions.Translations and reprints from the original sources of Eropean history, vol III, # 4, 1896. http://www.aren.org/documents/wicca/12/12pdf67. 
67. Martin Del Rio: Investigations into Magic. P.G. Maxwell– Stuart (ed. and trans. from the Disquisitiones Magicae, 1608). Manchester University Press, 2000. 
68. Newes from Scotland, London, 1591. The Internet Sacred Text Archive http://www.sacred– texts.com/pag/kjd/kjd09.htm 
69. Friedrich Spee.Cautio Criminalis, 1631. In: Bur George L., ed. The Witch– Persecutions.Translations and reprints from the original sources of Eropean history, 1896,vol III, # 4, , pp. 378– 392;. http://www.aren.org/documents/wicca/12/12pdf67. 
70. Murray Margaret Alice. The Witch– cult in Western Europe. A Study in Anthropology. Oxford University Press,1921, project Gutenberg e– book the witch– cult in Western Europe. Release Date: January 22, 2007. http://www.pgdp.net 
71. Montague Summers. Introduction to the Malleus Maleficarum,1928. http://www.sacred– texts.com/pag/mm/mmintro.htm#1 
72. Gibbons Jenny. The Stages of a Witch Trial. Stage #8: Free Confession. http://www.summerlands.com/crossroads/remembrance/_remembrance/stages_witch_trial.htm 
73. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Процессы о колдунах и ведьмах, 1869. В кн.: Шпренгер Я., Инститорис Г. Молот ведьм. Санкт– Петербург, Амфора, 2001. 
74. Thomas Aquinas. The Summa Theologica. Second and Revised Edition, 1920. 
Literally translated by Fathers of the English Dominican Province Online Edition. http://www.newadvent.org/summa/1001.htm#2.

Прислано автором для обсуждения на семинаре 21 дек 2009 г.